Юго-западная Туркмения в эпоху поздней бронзы. По материалам сумбарских могильников

Слой Па, содержащий много керамических сосудов, аналогичных найденным в Сумбарских могильниках, занимает самое верхнее положение (слой I — мусульманского времени и перекрывает древнее селище) и датирован 2400—1800 гг. до н. э. Совпадает с Сумбаром прежде всего керамика из ряда погребений: вазы на полой ножке, конические сосуды со сливом, чайники со сложным носиком, горшочки с ручкой у венчика, кувшины; кроме того, на Шах-Тепе, но в более раннем слое (IIв) найдено значительное количество сосудов разных форм с двумя петельчатыми ручками, совершенно такими же, как у сферических сосудов с двумя ручками из Сумбарских могильников. В период IIа на Шах-Тепе эти ручки иногда сохраняются у горшочков, которые в добавление к ним получают трубчатый носик. Кстати, трубчатые носики широко представлены в слое Па, но у сосудов других форм, чем в Сумбарских могильниках. Таким образом, налицо совпадение шести из 12 типов посуды на Сумбаре, к тому же можно проследить еще частичное совпадение деталей. Это значит, что процент сходства двух керамических комплексов равен по крайней мере 50 или даже больше. На основании сравнения только керамических комплексов можно предложить считать Сумбарские могильники и поселения северных предгорий Эльбурса (Шах-Тепе там не исключительное явление) принадлежащими одной культуре, правда двум ее вариантам, ареалы которых отстоят друг от друга по прямой линии на 250 км, но находятся в одной географической зоне.

Таблица 2

Синхронизация культур Северного Ирана и Туркмении (подгорной зоны и юго-запада)

По площади поселение на холме Шах-Тепе не было в ряду выдающихся. Эту роль скорее играло Тюренг-Тепе, расположенное в 18 км на ССВ от Астрабада, в 16 км южнее р. Горган, значительно ближе к горам, чем Шах-Тепе. В начале 1930-х гг. там проводила раскопки американская экспедиция д-ра Вульсина [Wulsin, 1932], а в 1960—1975 гг. работала французская экспедиция под руководством Ж. Дэйе [Deshayes, 1963, 1965, 1966, 1973, 1974а, 1974b). Еще в середине XIX в. в указанном районе был найден клад, который представлял собой остатки богатого погребения [Rostovtzeff, 1919]. Некоторые вещи оттуда имеют соответствия в слое 11а1 Шах-Тепе, а также в материалах Сумбарских могильников, например золотой чайник со сложным носиком и сферическим туловом без венчика. Следовательно, есть основания считать комплекс клада синхронным как слою IIа1 Шах-Тепе, так и Сумбарским могильникам.

Гиссар расположен в соседней географической зоне, отделенной от Юго-Восточного Закаспия хребтом Эльбурс. Методика его раскопок, проведенных Э. Шмидтом в 1930-х гг. [Schmidt, 1937], а также публикация материалов не соответствуют сегодняшним требованиям науки, но до появления сведений о новых проверочных раскопках этого крайне важного памятника приходится ими пользоваться. Как бы ни датировать Гиссар, материалы Сумбарских могильников содержат ряд совпадений в керамике из слоев IIIB и ШС. Так, совпадают конические сосуды с двумя петельчатыми ручками, кувшины с ручкой и горшочки с одной ручкой (IIIС). .

В связи с этим хочется отметить более отдаленные аналогии для сферических сосудов с двумя ручками: совершенно такие же сосуды (правда, светло-коричневые, а не серые) найдены в могильнике Барди-Бал (Луристан). Л. Ванденберг считает, что захоронения с ними следует датировать концом ЖВ-1. Кроме того, в том же могильнике в двух погребениях встречены сосуды со сливами, в одном — горшочек с открытым носиком и ручкой [Vanden Berghe, 1973].

Керамика долины Сумбара и юго-восточных областей Средней Азии

К востоку от северной подгорной равнины Копетдага, в древней дельте Мургаба, на северной подгорной равнине Гиндукуша и в южной части Среднеазиатского междуречья расположены очаги вторичных земледельческих культур эпохи бронзы. Раскопками последних 10 лет там открыты и изучены принципиально новые могильники, которые, с одной стороны, по материалам синхронны Сумбарским, с другой — отчетливо позволяют определить, за счет чего, откуда и когда возникли названные очаги. В настоящее время общепризнанно, что культура этих мест относится к эпохе поздней бронзы (XIV—X вв. до н. э.), а произошла она в результате передвижения на восток населения северной подгорной равнины Копетдага в конце периода Намазга V — начале периода Намазга VI [Сарианиди, 1977а; Хлопина, 1978, и др.].

Комплекс погребального инвентаря из 10 погребений могильника Дашлы 1 п из 54 погребений могильника Дашлы 3 состоит в основном из керамики. Вся она местного изготовления, но генетические корни имеет в комплексах позднего Намазга V—раннего Намазга VI. Однако можно выделить небольшую группу серой керамики, которая выпадает из основного комплекса и, по мнению В. И. Сарианиди, находит прямые аналогии в керамике Северо-Восточного Ирана. К сожалению, эта керамика только названа, что не дает возможности провести более точное сопоставление. Данная керамика может быть только прямым импортом из указанных областей, точно так же, как посуда из северных предгорий Копетдага в комплексе Сумбарских могильников.

Несколько детальнее можно судить о соответствиях керамике Гиссара III в погребениях Сапалли-Тепе — это кубки на ножках, кувшины с низким горлом и вытянуто-овальным туловом, шаровидные кувшины с катушкообразным горлом; перечисленные формы местного изготовления, и можно рассматривать их как результат влияния. Кроме того, найдены сероглиняные сосуды следующих форм: чайники с трубчатым носиком, чайники со сложным носиком и перемычкой между носиком и венчиком (джаркутанский этап), конические сосуды со сливом; такие сосуды можно рассматривать как импорт из Северо-Восточного Ирана.

Рис. 11. Формы керамики из Сумбарских могильников и их соответствия в памятниках юго-восточных земледельческих областей Средней Азии.

Рис. 11 (продолжение).

Керамические и вещественные комплексы очагов культуры, расположенных на более поздних территориях Гиркании, Парфии, Маргианы, Бактрии и Согда, поражают единообразием (рис. 11). Истоки этих комплексов уходят в недра развалин южнотуркмеyистанских поселений эпохи бронзы. Анализируя данные комплексы, можно отметить в них следы различного воздействия со стороны культуры Юго-Западной Туркмении и Северного Ирана. Во-первых, на северной подгорной равнине Копетдага керамические комплексы Намазга IV и V сложились в значительной степени под влиянием культуры Юго-Западной Туркмении и Северного Ирана, которая передала местной керамической традиции многие керамические формы; ряд исходных форм для указанных комплексов можно найти в могильнике ранней бронзы Пархай II [Хлопин, Хлопbна, 1979, 1980]. Поскольку керамика названных восточных памятников происходит от комплексов Намазга V и VI, в опосредствованной форме она может быть частично возведена к керамике раннебронзового века ЮгоВосточного Закаспия. Во-вторых, можно улавливать ослабленное влияние комплекса сумбарской культуры на восток: на Аучин-Тепе (Маргиана), в могильнике Дашлы 1 и на Сапалли-Тепе найдены редкие сосуды со сливом. Эти сосуды, а также чайники со сложными носиками (обломки) появились там как результат заимствования из Юго-Западной Туркмении и Северного Ирана одной из наиболее типичных для тех мест и совершенных керамических форм. В-третьих, группа серой керамики из Дашлы 3 и Сапаллb может быть прямым импортом из тех же мест. Следовательно, влияние культуры Юго-Восточного Закаспия распространялось далеко на восток разными путями и его можно рассматривать как доказательство синхронности этих восточных памятников с памятниками культуры ЖВ-1 Северного Ирана.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ВЕЩЕЙ

Предметы вооружения

Бронзовые предметы вооружения в противоположность керамике не имеют строгой локальной привязанности. Изготовление предметов вооружения обычно сосредоточивалось в сравнительно немногих центрах; оттуда металлические изделия путем натурального обмена распространялись прежде всего по территории своей культуры, а уже потом в соседние области. Эти изделия оседали в отдельных семьях и были в обиходе не одно поколение; их ломали и чинили, теряли и помещали в могилы с владельцами, чем сознательно исключали из обихода. Удачно найденная форма изделия могла быть скопирована и повторена далеко от места его первоначального изготовления; в этом случае вероятен иной состав металла.

Одинаковые предметы вооружения, найденные на разных памятниках, с одной стороны, указывают на их синхронность, с другой — эти же предметы могли в действительности сильно разойтись во времени. Однако последним принято пренебрегать и больше склоняться к теории синхронности; по-видимому, так будет правильнее, особенно если исходить из того, что каждый тип вещи имел свой срок жизни, а эти сроки в среднем совпадали везде. В то же время до нас дошло ничтожное количество бронзовых предметов вооружения, причем чем крупнее и массивнее предмет, тем слабее у него была возможность пройти сквозь фильтр тысячелетий. Поэтому насчитывается относительно много наконечников стрел, меньше — наконечников копий и ножей, а мечи, кинжалы или топоры представлены единицами. Значит, при анализе металлических предметов вооружения надо иметь в виду, что отсутствие какого-нибудь из них на том или ином памятнике отражает вовсе не его действительное отсутствие в то время, а только уровень наших сегодняшних знаний о данном предмете.

Листовидные с упором и усиливающим ребром наконечники стрел были выделены Е. Е. Кузьминой в особый тип, местом возникновения которого была определена Южная Туркмения [1966, с. 33]. Это было сделано до раскопок в долине Сумбара, которые не только подтвердили принципиальную правильность данного мнения, но и несколько переместили возможный центр их изготовления на поселения Юго-Западной Туркмении. В течение последнего десятилетия к двум ранее известным наконечникам стрел с поселений Мешед-Мисрианской равнины прибавились еще один оттуда же [Комаровская, Панарин, 1970, рис. 60, I], 8 экз. из Сумбарских могильников и, что, пожалуй, наиболее существенно, литейные каменные формы с поселений подгорной равнины Копетдага [Щетенко, 1972, с. 53]. Хотя мы и не имеем прямых доказательств изготовления таких наконечников стрел в Юго-Западной Туркмении, нельзя также считать все изделия подобного рода привозными с поселений подгорной равнины Копетдага только па том основании, что там найдены неоспоримые свидетельства их местного изготовления. Скорее всего, по всей южной земледельческой зоне наконечники стрел изготовляли принципиально одной формы. Эти наконечники следует датировать широко — второй половиной II—началом I тыс. до н. э.

Наконечники дротиков или легких метательных копий найдены в меньшем количестве; они обнаружены в Сумбарских .могильниках, а один — в Намазга-Тепе [Кузьмина, 1966, с. 31]. Поскольку дротики повторяют во многих деталях наконечники стрел (срединное ребро, - упор на черешке, ширина пера), можно считать, что производство наконечников дротиков было распространено на тех же территориях. Называть этот предмет привозным нельзя, это — местное изделие, но значительно более широкого ареала, чем та или иная культура, выделенная по керамике.