Случай в электричке

Пока Павел и Погребинский ездили в Ленинград, в совхозе отштамповали и отлили деталей для двух тысяч жуков и тысячи черешен. Андронов испытывал от всего этого дела двойственное чувство: с одной стороны, боялся, тревожился, с другой — был рад поправить дела в совхозной кассе.

Правило установили железное: неучтенную продукцию никогда не сдавать без совхозной. Поэтому Гарик и Павел спешили отштамповать заготовки для своей продукции. Предстояла очередная поездка в Ленинград. Одного магазина для реализации продукции стало мало.

Погребинский пришел к Алояну за адресами магазинов, через которые можно было бы реализовать броши.

В дело втягивались новые и новые люди. Кого-то из них Погребинский встречал ранее у Бегуна, кого-то видел впервые.

Продукцию развезли по ленинградским магазинам. Завоз был большим, а время зимнее, приезжих в Ленинграде не так-то много. Павел и Гарик заглядывали то в один магазин, то в другой. В палатках неподалеку от Московского вокзала очень хорошо шли черешни. В универмаге рядом с гостиницей, где остановился Погребинский, охотно покупали «жуков»...

Алоян позвонил Диане, сказал, что хочет побеседовать с Павлом, с ним одним, без Гарика. Договорились, что бывший Дианин муж нанесет визит вечером.

Диана готовилась к встрече. Она съездила на рынок, купила зелени, баранью ногу. Марочное вино в доме было всегда.

Павел при встречах с Алояном испытывал неловкость. Смущало, что бывший муж Дианы выступает как бы в роли наставника, покровителя.

— Он же прекрасный человек! Непонятно, что вас разъединило, почему вы расстались...

— Но я-то — человек далеко не прекрасный! — с иронией заметила Диана. — В одной берлоге два медведя не живут! На одной ветке два соловья не поют!

Алоян пришел в отличном настроении. За ужином шутил, рассказывал анекдоты, произносил длинные, по-восточному цветистые тосты. Когда Диана подала кофе с мороженым, он вышел из-за стола, сел в кресло и попросил Павла подсесть поближе.

— Я поверил в вас, мальчики! — начал он. — Но на некоторое время вам все-таки следует притихнуть. Пропустите несколько партий совхозной продукции, а свою попридержите. Готовьтесь к большому выбросу. Вы помогли сделать план трем магазинам, а такие вещи привлекают ненужное внимание. Я бы даже сделал так: не выполнил бы план поставок по договору с базой. База назначит штрафные санкции. Это пустяки, мы уладим. Но зато будет знак, что производство идет не так-то легко. Передайте мой совет Погребинскому. И не спешите отказываться, совет дельный.

...Погребинский чуть ли не первый в селе увидел всадников в милицейской форме. Оборвалось сердце. Проваливаясь чуть ли не по колено в снег, заспешил в цех поглядеть, нет ли там чего лишнего. Вспомнилось, как он ворчал на Павла, когда тот передал совет Алояна на время притихнуть. А ведь действительно надо было притихнуть. Хороши они будут, если в цехе или дома найдут заготовки сверхплановой продукции.

Павел собирал «жуков», слава богу, совхозных. В цехе в это время находились сборщики и инструментальщики, все пять рабочих. Погребинский успел шепнуть Павлу:

— Милиция!..

Павла обдало жаром, качнуло. Он выключил паяльник, взял Погребинского под руку, повел в подсобку — будто бы посмотреть на сырье.

— Сюда? — спросил он, теряя голос.

— Не знаю! Двое... На конях. Все чисто?

— Должно быть чисто!

В окно увидели: Андронов и милиционеры идут к цеху. Павла бросало то в жар, то в холод, сдавило сердце. Это был не только страх, сильнее — ощущение ужаса.

Погребинский, напротив, готовился все свести к шуточкам. С поличным не пойманы! В руках ни одной сверхнормативной детальки.

Вошли. Погребинский сразу узнал Долгушина, и отлегло от сердца — по московскому делу визит. Долгушин направился прямо к нему.

— Вот куда закатился колобок! Я от дедки ушел, я от бабки ушел...

— От родной милиции, — продолжил Погребинский, легко принимая шутливый тон, — никуда не уйдешь!

— Зачем от милиции уходить? Моя милиция меня бережет!

Долгушин окинул взглядом цех, прошелся, осматривая оборудование и продукцию.

— А я полагал, что вы в герои наметились. Вот, думаю, городской человек, а потянуло к земле. А вы и у земли городским делом занялись!

— Это как считать! — возразил Погребинский. — Работа у земли требует дотации от промышленности. Вот мы и слили воедино производство сельхозпродукции и ширпотреба! Пусть городские модницы оплачивают нужды сельского хозяйства!

Долгушин обернулся к Андронову:

— Не будем мешать. Только Погребинского оторвем на минуту: надо побеседовать.

Мгновенен переход от отчаяния к надежде, но он сопряжен с нервными перегрузками — у Павла еще несколько минут дрожали пальцы и он загубил несколько заготовок.

Долгушин и Погребинский уединились в кабинете.

— Мы нашли убийц вашего отца.

Улыбка погасла на круглом лице Погребинского.

— За что его? — тихо спросил он.

— Вы меня спрашиваете, за что убит ваш отец? Без вас мы, пожалуй, точно на этот вопрос не ответим. Взвесьте все! Подумайте. Один из знакомых отца дал бандиту его адрес. Пока мы не поймем, что их побудило. Старые счеты, шантаж? У вашего отца когда-нибудь требовали деньги?

— Да... — мрачно выдавил из себя Погребинский.

— При вас?

— Без меня! У них неприятность случилась на работе, недостача, что ли. Тогда к отцу приходили и сказали, что дело можно замять, но требуются большие деньги. Очень большие. Спрашивали, не может ли дать деньги тетка.

— О какой сумме шла речь? Отец называл?

Погребинский опустил глаза, тянул с ответом.

— Двести пятьдесят тысяч...

— Да-а! — изумился Долгушин. — И что же?

— Я случайно видел одного знакомого отца, Лотошина, после их встречи. Тот сказал, что все в порядке. Разговор произошел вечером, а утром на следующий день нам стало известно, что Лотошина арестовали.

— А деньги?

— Ничего я об этих деньгах не знаю.

— Когда вы вернулись из заключения, отец вам ничего не сказал?

— Отец был великий молчун! Он скрывал от меня все свои дела, а с Лотошиным мы больше не виделись. Его арестовали, я ведь сказал... Если он успел взять деньги у отца и спрятать, то понятно, зачем он подослал убийцу.

«Ах, колобок, колобок, хитер, увертлив, — думал Долгушин. — Однако похоже на то, что теперь-то рассказывает правду. Очень похоже. Лотошину скоро выходить из заключения, вот и спешит расчистить доступ к припрятанным деньгам».

Сошлись показания задержанного рецидивиста Клыка и Погребинского. Давний контакт отца Гарика с Лотошиным подтвердился. Дошел об этом слух до Лотошина, отбывающего срок. Испугался. Не рассчитывал на молчание Лотошин, выбрал путь погрубее, решил нанять убийцу, чтобы уничтожить все следы. Жестокий, конченый человек. А Погребинский-отец почему пошел на эту авантюру с хищениями в компании с Лотошиным? Почему тогда дал денег, когда тот боялся за свое дело, за себя! Не выдержали нервишки, страх — дурной и страшный советчик. Начинается с хищений, кончается убийством.

По тому, давнему делу вопросов к Погребинскому больше не было, но возникли вопросы иного характера. Зачем ему затея с брошками? У Погребинского отец — «цеховик». Не по его ли дорожке пошел сын? Неспроста закатился колобок в медвежий угол.

Долгушин ни минуты не сомневался, что отнюдь не альтруистическими побуждениями руководствовался Погребинский, открывая цех в совхозе — уйти от напоминаний о прошлом можно и в других местах.

— Скажите, Погребинский, ваш коллега по производству брошек знает о вашем прошлом?

— Ни в коем случае! — всполошился Гарик. — Никто здесь не знает! Потому и забрался в такие дикие места!

Погребинского Долгушин отпустил, прошел к Андронову и попросил пригласить Павла. Долгушину достаточно было взглянуть на него, чтобы вновь всколыхнулись подозрения.

— Павел Михайлович, — начал Долгушин, — я вас пригласил для беседы.

— Что-нибудь с Погребинским? — едва выдавил из себя Павел.

— Нет, — улыбнулся Долгушин. — С прошлым делом об убийстве его отца, которое, собственно, и привело меня сюда, — почти полная ясность. Меня интересует другое. Почему вы вдруг оказались рядом? Простите, но мне показалось, что вы чуть ли не друзья!

— Друзья? Нет! — поспешил ответить Павел. — Просто делаем одно дело!

— Нет спору, каждый человек вправе выбрать себе любой труд, если он приносит пользу обществу. Всякого вида промыслы в последнее время приобрели заметное распространение в колхозах и совхозах. Особенно там, где хозяйства оказались в трудных условиях. Директор показал мне некоторые итоги работы подсобного цеха. Явление это, конечно, временное, совхоз никогда не перейдет на изготовление брошек и приколок. У него другие задачи.

Многое продумал Павел, когда начинали это прибыльное дело. Многие острые углы постарался обойти. Но не потрудился взглянуть, как выглядит со стороны его появление в совхозе, как расценят его занятия галантерейными изделиями. Вид у него был респектабельного столичного интеллигента. Об этом говорили не только хороший вкус и умение одеться, но и манера держаться, умело вести беседу.

— Вы окончили Строгановское училище, — продолжал Долгушин. — Путь в настоящее искусство открыт не каждому, но, наверное, изготовление галантерейных изделий — это тоже не выход из положения. А? Или я не прав?

Вот оно, первое испытание. В сознании Павла быстро, словно кадры из немого фильма, проносились те дни, с которых все началось: знакомство с прекрасной женщиной на Рижском взморье, страстная влюбленность, ее капризная категоричность, знакомство с Алояном и К... Бред какой-то, бред, бред, бред... Ведь всем ясно, что это не для него, не для таких, как он. Этим могут заниматься люди из другого мира, чуждого ему. Он к ним не должен иметь никакого отношения. Господи, как запутался. Что делать? Как тошно, мерзко и страшно!..

Чтобы не молчать, как-то ускользнуть от ответа, Павел попробовал перевести разговор на Погребинского, догадываясь, что именно здесь скрывается какая-то опасность.

— Что с Погребинским? Почему вас тревожит наше знакомство?

Долгушин на минуту задумался. Ему не хотелось говорить о прошлом Погребинского, но выяснить, что же все-таки свело вместе, объединило столь разных людей, да еще загнало их в такую глушь, было необходимо. Долгушин, прекрасный логик, пока не мог ничего объяснить, но чувствовал, что все это неспроста.

— Я полагаю, — начал он, — что вы знакомы с основами электротехники. Возьмите аккумулятор. Обыкновенный автомобильный аккумулятор. Соедините проводом минусовую и плюсовую клеммы. Полярно противоположные заряды. Что произойдет? Ну, ну! Почему вы боитесь сказать, ведь знаете, не можете не знать. — Он лукаво смотрел на недоумевающего Павла.

— Замыкание? — почему-то с вопросительной интонацией произнес тот.

— Искра! Провод сплавится. Они несоединимы. А если не возникнет искра? Стало быть, аккумулятор разряжен. Негоден... Если взять вас и Погребинского, то, соединив вместе, мы получим точно такую же оплавляющую искру, что и при коротком замыкании, уверяю вас, Павел Михайлович. И не смотрите на меня так обиженно. Ну так вот: если вы соединились вместе, то, стало быть, что-то произошло или с вами, или с Погребинским. Или он принял тот же полярный заряд, что был у вас, или вы приняли его заряд...