Случай в электричке

— Погребинский судим! — не выдержал до этого молча слушавший Андронов. — Он указал в анкете, что отбывал наказание.

«Час от часу не легче, — пронеслось в голове у Павла. — И это они, Алоян и Диана, называют осторожностью и предусмотрительностью! Нет, все это бред какой-то. Ахинея! Чушь! И в этом во всем замешан я...»

— Не за хозяйственные преступления! — добавил Андронов. — Иначе я его не допустил бы к материальным ценностям. Рецидивов к прежнему я у него не заметил.

— Все это значительно сложнее, — заметил Долгушин. — Наказание он отбыл, и повторения, я думаю, не последует. Сегодня речь о другом! Сколько вы, Горин, — он обратился к Павлу, — зарабатываете здесь, в совхозе?

— У меня под рукой ведомости. Вот они, пожалуйста. Все чин чинарем, — поспешил Андронов.

Долгушину было безразлично, кто ответит. Андронов развернул ведомость, в это время в дверь постучали. Не дождавшись разрешения, в кабинет вошел Погребинский.

— Простите, товарищ Долгушин! Поскольку вы заинтересовались деятельностью цеха, мне думается, и я могу быть полезным.

— Вы ошибаетесь. Деятельностью цеха я не интересовался.

— Тогда извините! — Погребинский поспешил исправить свою оплошность и попятился к двери.

— Минутку! — остановил его Долгушин. — Раз уж вы здесь, разрешите мне задать вам и Горину один вопрос. Личное, так сказать, любопытство!

— Личное или лишнее? — попытался шутить Погребинский.

— А это уж как вам угодно. Скажите, как и где вы познакомились?

Лицо Погребинского расплылось в плутоватой улыбке.

— Я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство. Нас познакомила очаровательнейшая женщина! Супруга Горина. Они случайно проездом оказались в Умани, я им помог получить в гостинице номер, показал Софийку! Великий мемориал великому творчеству великих художников. С Павлом я не был знаком, а с его супругой встречались в Ленинграде у общих знакомых. Признаюсь, имел я в мыслях приударить за этой женщиной, но сразу же получил от ворот поворот. Не по Сеньке шапка! Так она мне сказала. Победили таланты моего коллеги. Вы удовлетворены?

«Ох, колобок, колобок!» — Долгушин усмехнулся.

— У меня нет больше к вам вопросов. Извините, что оторвал от занятий...

Долгушин и Андронов остались вдвоем.

— У вас есть подозрения? — спросил Андронов.

— Да нет, просто удивил меня этот альянс...

Погребинский легко перепрыгивал через лужи, Павел шел сзади, не разбирая дороги. Ноги как ватные, куда-то постоянно проваливаются, в висках стучит молоточек, в ушах противный не то писк, не то гудеж какой-то. Одним словом, тошно.

Погребинский остановился на пригорке, оглянулся.

— Ловко я его подсек? Всегда надо ближе к правде держаться, около ходить! Недооценивал меня папаша, говорил, что я не больно-то умен, да ошибся, видать. А что: правильно я говорю, Паш?

— Он обо всем догадался! — думая о своем, пробормотал Павел.

— Догадка на вороту не виснет!

— Хватит шутовства! Хватит! Сколько же можно ерунду-то пороть!

— Брось, и не такими крутят! Да и дело наше не по его профилю!

Павел остановился рядом с Погребинским.

— Ты что, ничего не хочешь понять? Искал куда подальше скрыться от милиции, а у нее с тобой давние счеты. Все, надо сворачивать, если Андронов сам не свернет!

— Ну, цех он не закроет! Если ты такой нервненький, то другие мужики покрепче будут.

— Если даже не закроет, я больше ни жука, ни вишенки, ни черешенки не сделаю!

— Да ты что, дорогуша, ты что, золотко мое самоварное, рехнулся! Чистенький, говоришь, ты? Из дела захотел выйти? Это что тебе, ансамбль народного танца и пляски, что ли? Балалаечник несчастный! Дурень, чистоплюй, придурок! По нашим законам так легко из дела не выходят! Зайчик-побегайчик! — Погребинский не на шутку разозлился. Испугался.

— А я выйду! За вашу глупость не хочу идти под суд!

— И за умные дела своей супруги?

— Добавь еще Алояна! За свою, за вашу глупость, — это уже роли не играет! Из дела я выхожу!

— Тем и подтвердишь их подозрения?

— Если цех не закроют, поработаю, но без лишних изделий!

— Ну это мы еще посмотрим.

— Хватит! Я все сказал!

Павел направился к цеху. Погребинский постоял еще с минуту на пригорке и направился следом.

Долгушин уехал на следующий день утром. В обед Андронов вызвал в контору Погребинского и Горина.

— Вот что, мальчики, — сказал он. — Вовсе вы и не мальчики, а взрослые мужики. Всю жизнь отдавать жучкам да ягодкам глупо и обидно. Можно было бы, конечно, еще полгодика штамповать эти безделицы, да нареканий много. Упрекают меня: мол, как же это получается — доярки за свой тяжелый труд зарабатывают гораздо меньше, чем рабочие в цехе за этакую ерунду. И ведь правы. Надо подумать о чем-то другом...

— Милиционер вас испугал? — буркнул недовольно Погребинский. — Не надо бояться! Вот вам крест, хотя я и неверующий, никаких нарушений закона мы не допускаем.

— Милиции мне пугаться нечего! — ответил Андронов. — Малость помогли совхозу, а теперь мне о вас надобно подумать. Есть предложение: в помещении подсобного цеха разместить автомастерскую. И для вас выбор широкий — хоть электриком, хоть слесарем, хоть бы и мотористом. Двести целковых всегда с вами, а на сезонном ремонте выйдет и побольше!

Погребинский улыбнулся:

— Я человек вольный, на все руки мастер. Василий Васильевич Карачаев знал, кого вам рекомендовать...

— Карачаева оставим! — перебил Андронов.

— Так я вольный, хотя бы и электриком могу. А вот коллеге моему одно направление: кончил он художественный институт, в художники не пробился, а в галантерее заявил себя первейшим человеком. Ему рисовать, лепить, отливать! К ювелирной работе склонность!

— Мда-а! Ювелирам у нас трудно! У нас инструмент грубый: больше вилы да лопаты. С заготовками разделайтесь, чтобы добро не пропадало, отвезете жуков и черешенки, милости прошу! Ничем не обидим...

Погребинский уезжал из совхоза с заверением, что, как только сдаст товар, тут же, дескать, и обратно. Павел распрощался с Андроновым.

Директор совхоза не очень-то рассчитывал на возвращение Погребинского. В своих раздумьях он вспоминал о рекомендации Карачаева. Разыскал коротенькую записку: «Иван! Верь ему, как мне. Вас. Вас.» Что означали эти слова, кто их знает...

Андронов познакомился с Карачаевым в санатории в Ессентуках, разговаривали все больше о хозяйственных делах. Василий Васильевич изъявил желание покупать в андроновском хозяйстве бруснику, клюкву, грибы для консервного завода. Совхозу было выгодно продавать это за наличный расчет: так легче рассчитываться со сборщиками лесных ягод и грибов, и в совхозе — свободные деньги. В этом можно было усмотреть какое-то нарушение финансовой дисциплины. В совхозе эти деньги не учитывались в бухгалтерии, могли бы, конечно, послужить и средством для незаконного обогащения, но они находились под столь пристальным контролем сборщиков, что об этом и думать было странно. О возможностях превращать сырье в неучтенную продукцию консервного завода Андронов не мог и подумать.

Склонность Карачаева к расточительству Андронов заметил — удивлялся, что бухгалтер небольшого консервного завода так вольно тратит деньги.

Так что же все-таки имел в виду Карачаев, рекомендуя Погребинского?

Андронов никак не мог взять в толк, что все-таки позвало городских молодых людей в совхоз, да еще столь удаленный от оживленных центров? Ему доводилось слышать, что в подсобных цехах некие ловкачи занимаются изготовлением побочной продукции. Неужели и они с тем же сюда приехали? Нет, непохоже. Не замечал ничего подозрительного. Да и сами-то они, особенно Павел, вроде симпатичные. И нет возможностей у них реализовать неучтенные брошки — не на рынке же им стоять с этаким товаром! Решил, что Погребинский, ранее судимый, искал уголок поглуше, а Горин, наверное, хотел найти здесь душевное утешение. Наверняка какая-нибудь романтическая любовь, неудача, разочарование. Он, по всему видать, натура тонкая, переживает сильно, вот и решил все бросить, уехать подальше, переболеть. Недаром иногда Погребинский ему напоминает о какой-то красотке, Диане кажется...

Хотя все может быть. В тихом омуте черти водятся. Надо помозговать. А то ведь не ровен час...

Да нет, наверное, опасения напрасны...

И все-таки Андронов обратился за советом в районный отдел внутренних дел. Приехал оперуполномоченный ОБХСС. Ознакомившись с технологией производства, учетом сырья и изделий, побеседовав с рабочими, он сразу понял, что в цехе действительно производилась неучтенная продукция. По представлению ОБХСС, районный прокурор возбудил уголовное дело. В Ленинград направили запрос, каким образом и через какие магазины реализовалась продукция подсобного цеха совхоза «Воронки».

Диана давно взяла себе за жизненное правило — быть подальше от неудачников. Кого бы ни коснулся неудачник — на того тут же перекинет свои несчастья. Нет, она не разразилась упреками, не затеяла скандала, не показала ничем, что разочарована известием о закрытии подсобного цеха, — она просто поняла, что с Павлом у нее все кончено.

С кем другим у Дианы хватило бы решимости порвать эффектно. С Павлом боялась: хлюпик, может разнюниться, начнутся выяснения отношений, упреки, может, и слезы. Ну как это все мерзко! Но самое гадкое не в этом — «честный мальчик» может добровольно сдаться ментам. А это уж вовсе ни к чему. Поэтому лучше потерпеть чуть-чуть. А отыграться всегда можно.

...Начались сложности со сбытом неучтенной продукции. «Жуки» осели на прилавках. Ни одна из точек сбыта не пожелала рассчитываться с Погребинским наличными.

В Ленинградское Управление внутренних дел пришла информация о деятельности подсобного цеха в совхозе «Воронки». В ней обращалось внимание на частые поездки в Ленинград начальника цеха Погребинского, высказывалось предположение, что за этими поездками может стоять сбыт левой продукции.

В документе указывалось на некоторые магазины, через которые шла реализация галантерейного товара. Настораживал их перечень: в недавнем прошлом некоторые из них уже привлекали внимание БХСС. Установили наблюдение за бывшим завцехом Погребинским. Стало известно, что из совхоза он вместе с Гориным уехал в Ленинград...

— Вот преимущество наших изделий, — хвастался Погребинский. — Две тысячи штук, а всего в двух чемоданах. Это не овощные дела, где нужны два грузовика.

— Ты вот что, — мрачно ответил Павел, — не очень-то воображай! Всегда так было, что один чемодан с совхозной продукцией, а другой... Наряды были, кому придет в голову брошки пересчитывать, а тут ты без нарядов.

Погребинский беспечно махнул рукой.

— Э, Диана, зачем ты за него замуж вышла, за такого зануду? Не быть ему состоятельным человеком! Никогда не быть, запомни эти слова, Диана, они пророческие!

— Состоятельным не быть, — согласилась Диана, вкладывая в тон, с которым они были произнесены, какой-то скрытый смысл. — Но на пророка, ты, Гарик, не похож, уж не обижайся, но не дотягиваешь!

— Ох, и любите вы все обижать бедного Гарика. Недооцениваете мой ум, таланты. А я ведь парень хоть куда. Во мне многое заложено. Но ведь ценить не каждый умеет, на ценителей нынче большой дефицит.