Без срока давности

— Ситуация, товарищ полковник, житейская: дороги сближают людей...

— Не мешает убедиться в этом еще раз. Теперь, как вы изволили выразиться, о сугубо практических вещах. Я понимаю так: Мозгачев знаком с Белошенко всего ничего, а вот случайная встреча Белошенко с Бобром пугает последнего. Почему? Их жизненные пути где-то пересекались! Так? Что молчишь?

Аверьянов пожал плечами.

— Значит, — Самсонов явно что-то прикидывал в уме, — план твой, по части выхода на Бобра, одобряю! Но действуй без суеты, без спешки. Кто он? Круг его интересов, особенно на рынке...

— Я вас понял, товарищ полковник.

Поздно вечером в кабинет вошли лейтенант Савин и курсант Виталий Иноземцев.

— Как настроение, лейтенант? — спросил Аверьянов.

Высокий, с подчеркнутой осанкой, строгим вытянутым лицом, одетый в темно-синий костюм, Савин ответил строго по-военному:

— Полный порядок!

— Ну, так что у вас?

Савин достал записную книжку, полистал исписанные бисерным почерком страницы:

— Получены ответы на запросы из указанных вами районов и Управления гражданской авиации Иркутской области... Проверены магазины посудохозяйственных товаров, база промторга, частично столовые, кафе...

— Как оцениваете обстановку?

— Выполнить задание по установлению более тесных связей Мозгачева с Бобром не представляется возможным.

— По причине?

— Мозгачев отбыл в командировку.

— Послали или напросился?

— Личная инициатива...

— Надолго?

— По приказу — на две недели, в Иркутск...

— Да, — проговорил Аверьянов, задумчиво склонив голову. — Опять Иркутск!.. Ну что же, не в космос улетел, будем ждать. Есть еще что-нибудь?

— На сегодня все.

— У вас, курсант?

— Есть соображение, товарищ капитан.

— Слушаю.

— Мы проверяем хозмаги, столовые... Можно сделать так: заглянуть в мясные отделы магазинов, гастрономов, проверить ларьки — там торгуют мясом разные личности. Возможно, удары наносились потерпевшему ножом для обвалки мяса? Вы ведь сами говорили про снимки...

Савин тут же заметил:

— Но почему эта мысль не пришла судмедэксперту? Почему не нашлось ей места в заключении экспертизы? Ведь такие, специальные ножи, обычно шире всех прочих. Эксперт обязан был...

— Минутку, — попросил Аверьянов. — Эксперт дает общее заключение. Делать выводы, строить гипотезы обязаны мы, уважаемые коллеги. Вот так-то...

А Иноземцев... Не просто голова и два уха... Схватывает на лету, что к чему. Про снимки вспомнил. Нет, как ни верти, а резон в его предложении есть. Значит, еще одно направление в поиске?

Озадаченный зигзагом разговора, Аверьянов прошел по кабинету, остановился возле Савина.

— Значит так, лейтенант. Продолжайте работу по трем направлениям. В ожидании Мозгачева, накапливайте информацию о его контактах с теми, кто отбывал наказание, проходил с ним по делу... Встреча Бобра с неизвестным нам лицом на рынке вызывает особый интерес. Что делать, если они встретятся еще раз, должны знать назубок... Немало времени уйдет на проверку версии Иноземцева насчет ларьков... Что упущено, того не вернешь, учесть же промахи мы обязаны.

Когда сотрудники вышли, Аверьянов вернулся к столу и достал протокол допроса Мозгачева.

Он никак не мог сосредоточиться. Одна мысль по-прежнему высвечивалась в назидание всем другим: появление Бобра у мясного магазинчика — это, пожалуй, деталь. Главное, не насторожить этого человека...

Выполняя указание Самсонова, Аверьянов установил к концу недели дежурство на площади перед рынком. Взял под наблюдение ларек, у которого появлялся когда-то Бобер. На рынке, в сопровождении Иноземцева, толкался вернувшийся из командировки Мозгачев.

Пост Савина — западные ворота и выход на улицу Кирова. Лейтенант в любой момент, по первому сигналу, должен «взять» нужного человека. Приметы Бобра известны. Николай Савин вызубрил их, как стихотворение. Со слов Мозгачева предстоит опознать довольно пожилого мужчину с прямым редеющим волосом, уложенным на пробор, с кустистыми, сросшимися на переносице бровями и светло-водянистыми глазами...

В утренние часы, когда рынок особенно оживлен, сотрудники несколько раз устремлялись за кем-то из посетителей, чьи приметы совпадали с описанием внешности Бобра. Теряли время на проверку, которая подтверждала: снова осечка...

В начале восьмого Аверьянов вышел к центральным воротам городского рынка. Площадка перед ними, укатанная на месте старинного «Кружала», была усеяна шелухой семечек, стаканчиками из-под мороженого, окурками папирос и сигарет. На площадке, как пчелы в улье, то исчезали, то появлялись легковушки, притормаживали такси, трещали мотоциклы и мопеды.

Солнце припекало все жарче. Покупателей поуменьшилось, когда к Аверьянову приблизился Мозгачев.

— Все в порядке, капитан... — Едва уловимым движением головы он указал направление.

Плотного, с невыразительным лицом мужчину, Аверьянов приметил и сам. Тот производил двойственное впечатление. Устаревшей модели давно не чищенные ботинки, легкий серый пиджак, вполне добротный, хотя и надет прямо поверх тельняшки. «Ему за пятьдесят с небольшим», — подумал Аверьянов, стараясь вспомнить, не видел ли он где-нибудь прежде этого человека. Но так и не вспомнил. В том, что это не Бобер, Аверьянов был убежден: никто из сотрудников на него не реагировал...

— Ты, Мозгачев, кончай юлить...

— И в мыслях не было, Алексеевич, что ты, — засуетился Мозгачев. — Это дружок Бобра... Вы за ним присмотрите — выведет куда надо...

— Вот что, Мозгачев! Стой здесь, пока не позову.

Место, куда прошел плотного телосложения мужчина, было тихое — в дальнем углу рынка, за тарным складом овощного магазина. Здесь, у проема в заборе, переговаривались несколько человек. Возле ног, поблескивая кожей, стояли пузатые портфели. Люди смахивали на приезжих, которые озабочены проблемой ночлега. Двое других, в простых с коротким рукавом ковбойках, сидели на ящиках, лениво потягивали теплое бочковое пиво из трехлитровки, курили.

Когда знакомый Бобра подошел к дыре в заборе, они шустро поднялись, пожали ему руку, поднесли банку с остатками пива. Тот, поморщась, приложился к стекляшке, разом опорожнив ее содержимое. После этого все разместились на ящиках и долго о чем-то толковали, оживленно жестикулируя... Около двух часов дня они, как по команде, поднялись, нырнули в заборную лазейку, но вскоре снова появились, прихватили трехлитровку и направились к выходу. Люди с портфелями не обратили на них никакого внимания.

Между тем, Мозгачев заметно нервничал, испытующе посматривал на Аверьянова. Еще минута, прыгнет этот тип на подножку автобуса — ищи ветра в поле...

Только напрасно волновался, или делал вид что волнуется. Люди Аверьянова располагались так, что им хорошо была видна остановка «тройки», выход с рынка, вся местность перед рынком. Оставалось одно — ждать. А мужчина в сером пиджаке и его попутчики не спешили. Они свернули в мясной ряд, остановились у ближайшего ларька. Друг Бобра скрылся в дверях. Продавец, облаченный далеко не в новый, но тщательно отутюженный халат, бойко взвешивал свинину, куски сала. Увидев вошедшего, он подозвал напарника, передал ему нож, а гостя провел в тесную, примитивно обставленную подсобку. Из-за легкой фанерной перегородки донеслись возбужденные спором голоса. Вскоре все стихло. Через минуту они вышли...

Аверьянов видел, как беззвучно шевелились губы мясника, а рука нервно рубила воздух перед лицом непрошенного гостя. «В чем-то не сторговались, — подумал капитан. — Что же дальше?»

Но у ларька уже мирно прощались.

Все это время Виталий Иноземцев стоял у прилавка соседнего магазинчика и, досадливо морщась, перекладывал с места на место куски говядины.

— Помочь? — предложил услужливый продавец. — Разрешите вилочку. Вот приличная суповая грудина...

— Посмотрю в другом месте, — сказал, отходя, Иноземцев.

— Товарищ, подождите! Выбирайте... Лучшего не найдете... Мы скоро закрываемся...

Но Виталий уже не слушал продавца: впереди, среди тех, кто направлялся к выходу, виднелась широкая спина мужчины в сером пиджаке.

Иноземцев двинулся следом. Было ровно три часа дня, когда он «подвел» его к Савину. Николай тут же затерялся в толпе, поджидающей автобус.

Выждав после ухода Савина минут десять-пятнадцать, Аверьянов подозвал Мозгачева, поблагодарил за помощь, протянул на прощанье руку.

Тот пожал плечами, спросил:

— Когда проверят мои показания? Мне зайти?..

— Поговорим об этом позже... Я позвоню тебе через пару дней.

— А если подойдет Бобер, как вы его опознаете?

— Это уж не столь важно... Только прошу — не пытайся выяснять с ним «торговые отношения».

Прошло два дня.

В отделе Савин появился в десятом часу вечера. В коридоре уже горел свет, из-за двери дежурного доносились негромкие голоса дружинников.

Едва лейтенант вошел, доложив о прибытии, как Аверьянов, нахохленный и злой, указал на стул:

— Садись, пропащая душа. — Не поднимая головы от бумаг, спросил: — Позвонить мог?

— Извините, Михаил Алексеевич, об этом как-то не подумалось, Я хотел сказать, выполняя задание...

— Меня волнует не причина, а следствие! Не в «казаки-разбойники» играем. Нельзя этого забывать, лейтенант!

— Старался действовать оперативно, по обстановке.

— Похвальное стремление, но о дисциплине и благоразумии надо помнить. Даже в безобидной ситуации... Давай, что у тебя?

Савин старался не зря. Аверьянов располагал теперь довольно подробными сведениями о знакомом Бобра.

У Романа Вениаминовича Шибаева в Гастрономе по улице Кирова была репутация добросовестного работника, но человека заурядного, чуточку замкнутого, ворчливого... Свое место рубщика мясного отдела он занимал около пяти лет. За эти годы ничего предосудительного за ним не замечалось. Он вполне довольствовался заработком и никому не завидовал. Человеком слыл точным: на работу являлся минута в минуту, к открытию магазина. Здоровался с сотрудниками, надевал черный халат и тотчас же принимался за дело. Если надо было ехать на базу за товарами, что случалось частенько, не отказывался и мог трудиться без перерыва на обед. Но к концу дня Шибаев выкраивал час-другой на то, чтобы пообщаться с рабочими магазина «Тысяча мелочей». Собутыльники сбрасывались по «рваному»[1] и шагали в ближайший пивбар — пропустить по кружке жигулевского.

В личной жизни Шибаев был менее безупречен. От ежедневных двух-трех кружек пива, а то и бутылочки «бормотухи», в голове Романа Вениаминовича стоял легкий туман, а это не могло не раздражать его сожительницу: пожилую, болезненного вида женщину и ее дочь — студентку сельхозтехникума. Ворчливый характер домочадцев, их внезапные слезы и упреки возбуждали Шибаева. Он долго крепился, терпел, но в конце концов не выдерживал очередной перебранки: бросался на улицу, не глядя на ночь и ненастье. Случалось, найдя приют у друзей, он не появлялся в своем доме на Лесной по нескольку дней. В такие дни его можно было повстречать на городском рынке, где Шибаев работал когда-то заместителем директора по хозяйственной части. Здесь, в свое время, его знали многие, особенно продавцы мясных ларьков и торговцы фруктами. К одному из них, Григорию Ефимовичу Левкову, как к земляку, он частенько обращался за помощью, чтобы перехватить до получки десятку, а то и две...