Без срока давности

Поиск продолжается

Несколько дней приданные в помощь капитану люди искали Банщика. Наконец, удалось установить, что в воскресенье вечером он может появиться в кинотеатре «Айхал». Аверьянов готовился к этой встрече сам, готовил людей. Заранее изучили место, где вероятнее всего можно ждать появления Банщика. Все было рассчитано на то, что каждый сотрудник сможет без труда распознать его по точному словесному портрету.

В сумерки добрался Аверьянов на дежурке до перекрестка Каландаришвили и Лермонтова. Отпустив машину, зашагал к кинотеатру.

Несколько сотрудников уголовного розыска находились в сквере, неподалеку от «Айхала». Если Банщик по каким-то причинам не подойдет или вздумает повернуть обратно — сотрудники, находящиеся на подходах к театру, остановят его.

Банщик подошел к началу последнего сеанса. Аверьянов узнал его сразу: высокий, худощавый, седина на висках, тонкие упрямые губы...

Бесцеремонно растолкав очередь, Банщик протиснулся к окошку кассы.

Аверьянов подал сигнал. Дежурившая у перекрестка машина остановилась перед кинотеатром. Михаил Алексеевич двинулся навстречу выходящему из кассового зала Банщику. Поровнявшись, доверительно спросил:

— Билетик не уступите?

— Билетики, уважаемый, в кассе...

Аверьянов подмигнул: надо отойти в сторону.

Банщик поморщился, но спросил:

— Как соображаю, разговор имеется?

— Небольшой...

— Сюрпризы у меня сегодня — косяком... Чем могу?

— Не здесь, в другом месте.

Банщик смотрел ничего не понимая, только глаза расширились.

Через тридцать минут он входил в кабинет Аверьянова. Уселся без приглашения, положил на колени руки и уставился в лицо капитана спокойным, чуть нагловатым взглядом.

— Хочу, Геннадий Григорьевич, с вашей помощью прояснить интересующую нас ситуацию, — сказал Аверьянов.

Тот как будто не слышал обращения.

— Я на вас, Мозгачев, очень надеюсь...

— Спасибо, — мрачно пробасил Мозгачев, — но сказать по совести, не гожусь я в осведомители: годы не те, да и образование не позволяет. Только на ноги встал, а вы мне подножку...

— Вот и оправдайте доверие... Погиб человек... Есть основание полагать, что вы встречались, были знакомы...

— А я уж черт-те что подумал... Кто такой, как зовут?

— Белошенко Андрей Петрович. Вот снимок, посмотрите.

Мозгачев мельком взглянул на фото, не задумываясь, ответил:

— Встречал, не отрицаю, но насчет «знакомства» — не надо...

— Хорошо, — проговорил Аверьянов, — повернем вопрос в иную плоскость. Когда и при каких обстоятельствах встречались в последний раз?

Мозгачев пристально посмотрел на капитана, потом опустил припухшие веки и надолго задумался. Брови его раздраженно сошлись у переносицы, он досадливо потер подбородок кулаком, заговорил, прищурясь:

— И знакомство наше и встреча — дело случая... В Иркутске, в прошлом году... Он к сестре летел: не виделись они вечность. Я возвращался сюда после курортной жизни, которую во всей полноте вкусил в бараке... Он помог с билетом — в Иркутске три дня стояла нелетная погода. Вот так оно складывалось... Ничего криминального, обычное дорожное знакомство.

— Понятно, — Аверьянов отложил ручку, — все же я надеюсь на другой разговор...

— Я отвечаю за свои слова, — уронил Мозгачев. — Ты, капитан, под статью меня не подводи. Я не в курсе, что у тебя не клеится, но времена не те... Таких как я надо фактами давить, а у тебя эмоции. Фемиду, да будет тебе известно, не зря с повязкой на глазах изображали.

— Стоп! Хватит! — Аверьянов хлопнул ладонью по столу. — Фемиду вспомнил, а когда в последний раз человека встречал — вспомнить не можешь?

— Нет! — отрубил Мозгачев, глядя прямо, но как-то поверх Аверьянова, куда-то вдаль, тут же добавил: — Я говорю ясно... Мне непонятно, как доказать то, что доказать нельзя?

— Доказать можно все... — Аверьянов подошел к сейфу, взял папку с крупным номером на обложке и сел к столу. — Ты тут о полной ясности толкуешь, вот и внеси ясность: расскажи о ссоре на площади, в конце апреля... Кто там и за что на тебя в рукопашную шел? Как все было?

— Это уже запрещенный прием... Ведь знаете, с прошлым покончено. Я теперь равный среди равных и прошу уважать мои права...

— Почет, уважение — это ты с пеленок усвоил, требуешь... А права свои, как гражданина, помнишь? Допустим, ты сейчас чист, как стеклышко, а вчера твои дружки на человека руку подняли...

Мозгачев угрюмо молчал.

— Понимаешь, Геннадий, надо прояснить вопрос.

Банщик поднял руку к влажному лбу:

— Там была, как говорят, небольшая заваруха, но Петрович тут ни при чем.

— Кто же «при чем?»

— Это уже сугубо личное... — он развел руками.

— Нет в этом кабинете личных дел...

— Тоже верно, но... Дело в том, что чуть раньше я встретил в ресторане «Лена» Бобра.

— Мозгачев, давайте условимся: называть фамилии, имя, отчество. Если понадобится, о кличках и прозвищах я спрошу.

— Чего не знаю, того не знаю... Величали его, однажды, Игорем Моисеевичем. Вот и влип я с этим Моисеевичем, как кур в ощип.

— Нельзя ли поточнее?

— Заикнулся как-то в буфете насчет приличного мага. Бобер... Моисеевич, тут как тут. «Шарп», который он вскоре предложил по сходной цене, оказался с дефектом, а брал я эту музыку не для себя... Сволочь он паршивая, спекулянт! Что в таких случаях делать? Бить по вывеске и требовать полной справедливости... Я бы ему точно попортил портрет, но тут кто-то ухватил меня под локоть. Оглянулся — мой иркутский попутчик. Чуть дальше, в сторонке — женщина. Догадался — сестра с ним... «Не марай, говорит, Геннадий, руки... С такими не здесь отношения выясняют. В прокуратуру надо, к следователю...» Насчет прокуратуры он, конечно, хватил через край. Да и Бобер с лица сошел: налился кровью, попятился от меня, выкатив глаза. Его как ветром сдуло...

— А Белошенко?

— Насупился малость, но распрощался как положено — за руку.

— Ваш Моисеевич, видать, калач тертый!

— Виноват тот, кто заказывает музыку.

— А все остальное — условия сделки...

— Какая тут сделка?

— Фамилию Бобра не вспомнили?

— На кой она мне? Таким как мы лучшей визитки чем кличка не надо.

— Ну, а где живет? Кем работает?

— И тут прокол, капитан.

— Как же так, Мозгачев. Доверился первому встречному? Считаешь себя деловым человеком. Должен был все прикинуть заранее. Это же не так просто: выложить два куска на «Шарп»!

— Чувствовать надо, с кем имеешь дело...

— Вот и подвело тебя под монастырь твое чувство. Где вы встречались? Как договаривались?

— У меня на службе. Там разговор был, предварительный расчет вели...

— Еще где? Была еще одна встреча — после ссоры?

— Была. Почувствовал я, что водят меня за нос. Стал караулить: банный день у него в четверг... Днем раньше — звонок. Условились встретиться... Я прикинул так: забираю копейки, возвращаю импортную халтуру, и катись он к чертовой бабушке! На следующий день пришел на городской рынок...

— Почему на рынок? Как же банный день?

— Банный день он отменил, сразу после холодного душа на площади... А на рынок я пошел по звонку Бобра.

— В какое время?

— В обеденный перерыв.

— Дальше.

— Подошел к мясному ряду, слышу — окликают сзади. Обернулся — Бобер. Рядом дружок его.

— Описать внешность можете?

Мозгачев замялся.

— Трудно, что точно. Момент! Бородатый не бородатый, а... небритый какой-то. Щетина рыжеватая... Широкоплечий, медлительный.

— В какой части рынка встречались?

— Я говорил: первый ряд, у мясных киосков...

— Ну что ж, пожалуй, на сегодня последнее. Советую, держитесь подальше от таких, как Бобер. Начнешь с Бобром счеты сводить, впутает он вас в историю...

— Опять все на мне сходится?

— Вот именно! — Аверьянов обрадовался такому вопросу, наклонился к папке, отыскал нужный лист дела. — Кстати, не могли бы вы припомнить, Геннадий Григорьевич, какого числа произошла ваша стычка с Бобром в присутствии Белошенко?

Мозгачев потупился и молчал дольше, чем этого требовало самое сосредоточенное обдумывание вопроса. Когда молчание затянулось, стало тягостным, отрицательно качнул головой:

— Календарную дату не вспомню. Знаю только, весна была. Лужи на площади... Нет, точной даты не жди. Я могу идти?

— Минутку. Прочтите и подпишите протокол.

Бегло прочитав протокол допроса. Мозгачев размашисто расписался на каждой странице. Пожелав капитану «всего самого-самого», он бесшумно выскользнул за дверь.

Оставшись один, Аверьянов придвинулся вместе со стулом к столу, разложил листы протокола. Стал перечитывать то, что поведал Мозгачев. Предстояло «прощупать» каждое слово, каждую фразу; расшифровать ход мыслей нового свидетеля, как явных, лежащих на поверхности, так и скрытых, высказанных между строк. Пора подумать и о докладе... Ведь уже несколько дней он работал, не информируя Самсонова. Да и сам полковник как будто забыл о его существовании: ни звонка, ни вызова. Доверяет, выходит. А доверие, как известно, надо оправдывать. Но попробуй оправдай с такими, как Мозгачев... Тут еще Бобер вынырнул! И чего они не поделили? Если весь сыр-бор из-за какой-то «музыки», то причем тут Белошенко? Зачем ему прокурор для Бобра? Если же «Шарп» — вуаль, ширма, что тогда?

Снова и снова мысли возвращались к Бобру. Вернее, к его необъяснимому испугу при встрече с Белошенко. Где истоки взаимной неприязни или смертельной вражды? В чем они? Вместе с тем, он чувствовал, что начало развязки где-то рядом. Может быть, в сегодняшнем дне, в беседе с Мозгачевым.

Аверьянов собрал бумаги и захлопнул папку. Надо выходить на Бобра, решил он. Опечатал сейф, погасил свет и приостановился у окна, прижавшись к прохладному стеклу. Изредка по безлюдной улице, мелькая тусклыми подфарниками, проносились юркие такси.

Предложив Аверьянову сигарету, полковник раскурил свою и негромко спросил:

— Что, Михаил Алексеевич, судя по исповеди Мозгачева, лед тронулся?

— Выражаясь языком гидрологов: началась подвижка, но возможны заторы...

Аверьянов доложил о результатах работы в последние дни. Назвал имена свидетелей, сообщил о том, как лучше проверить полученную от Банщика информацию.

— Теперь главное, — продолжал Аверьянов, — не прозевать очередную встречу Мозгачева с Бобром. Если я не ошибаюсь, такое рандеву неизбежно. Это, пока, единственный путь проследить за тем, куда покатится клубок от владельца «Шарпа»...

— Сломя голову бросаться в атаку на Мозгачева, тем паче на Бобра, не стоит, — заметил Самсонов, воспользовавшись паузой. — Не надейся на то, что выйдя от тебя, Мозгачев побежит к Бобру. Он не так прост... Если музыка там серьезнее, чем мы думаем, то дорожка между ними зарастет... Что касается Банщика, перетасовать факты он мог, не моргнув глазом.

— А если сугубо практическая сторона: не хватило мужества признаться в главном, не захотел или не смог вывернуть себя наизнанку? Ведь у него за плечами букет судимостей.

— Перепроверить показания Мозгачева надо в любом случае. Особенно по части знакомства с потерпевшим. Запросите данные регистрации пассажиров на Якутск. Ведь они, как явствует протокол, познакомились в аэропорту Иркутска.