Палестина в петле сионизма. Преступники. Жертвы. Свидетели. Судьи

Я видел жертвы фосфорных бомб, тела которых были обуглены и застыли в тех позах, в которых они находились в момент смерти. На некоторых пациентов попали капли фосфора, который продолжал гореть под кожей, в подкожных тканях и мускулах. Мы пытались механическим путем удалить этот фосфор — при помощи галлонов воды; но когда у нас кончилась вода, нам оставалось только удалять окружающие ткани, чтобы извлечь вещество. Фосфор продолжал тлеть и гореть в течение 18–24 часов.

Использовались и ударные бомбы. Они разрывались на мельчайшие осколки, летевшие с очень большой скоростью и наносившие множественные ранения такого рода, что приходилось ампутировать всю пораженную часть тела. Например, если шрапнель попадала в стопу, приходилось ампутировать ногу выше колена.

Многие из пациентов поступали через 24–36 часов после получения ранений. Транспортировка была крайне затруднена из-за интенсивных обстрелов района. Снаряды попали в две из наших машин "скорой помощи". Было очень мало бензина. Иногда транспортировка пациентов в больницы была просто невозможна. Те, кто прибывал в больницу, рассказывали ужасные истории о сотнях раненых, лежащих на улицах лагеря или погребенных под обломками, а также о тех, кто не мог выйти из подвальных убежищ, потому что выходы были завалены рухнувшими зданиями.

Некоторые из моих медсестер ходили в лагерь, надеясь найти своих родных. Возвратясь, они рассказали о подвальном убежище, заваленном обломками здания. В нем прятались 200 или 300 человек (женщин и детей), когда убежище обвалилось. Другое убежище, находившееся рядом с кооперативным магазином в лагере беженцев, обвалилось, когда в нем было 400–500 человек. В одно здание — в центре Сидона — попала бомба. По-моему, она называется вакуумная бомба. Попав в здание, бомба прошла до самого нижнего этажа; только после этого она взорвалась — и все здание обвалилось; в нем было 200 человек.

Американский бизнесмен, Дон Коннел, вернувшийся недавно в США из района Сайды, рассказал, что, когда он был там, израильские власти услышали, что в убежище под одним зданием имеется тайный склад оружия. Когда путь был расчищен и удалось проникнуть в убежище, оказалось, что в подвале находится не оружие, а сотня трупов людей, умерших около 6–7 недель тому назад. Американский сенатор из Массачусетса, который входил в состав группы американских конгрессменов, приехавших в Ливан в поисках фактов, разговаривал с одним из ливанских бульдозеристов, принимавших участие в сравнивании с землей лагеря Айн эль-Хильва; бульдозерист рассказал ему о множестве трупов, погребенных под обломками, которые он сравнивал с землей. Я видел работу этих бульдозеров 10 июня, когда мы эвакуировали государственную больницу. При помощи бульдозеров рыли братские могилы для трупов, которые уже разлагались на улицах, представляя собой источник распространения всякой заразы.

9 июня положение в больнице стало критическим: в ней находилось около 4 тыс. человек и не было воды. Мы не могли пользоваться больничным электрогенератором, потому что в него несколько раз попадали снаряды. Ко мне подходили люди. Они просили, чтобы мы обратились к израильским солдатам с просьбой организовать эвакуацию больницы. Я поехал на машине "скорой помощи" — с двумя медбратьями и с двумя медсестрами — в холмы, находившиеся за городом Сидоном. Там я рассказал одному офицеру о положении, сложившемся в больнице. Он показал на больницу и сказал: "Это вон то здание, да?" Я рассказал ему о состоянии 4 тыс. гражданских лиц и примерно 300 раненых. Он ответил, что их очень легко эвакуировать: "Пусть они уйдут строем. Пусть люди несут белые флаги. Отведите их в холмы за Сидоном".

На обратном пути в больницу, как только мы повернули за угол последнего здания, находившегося примерно в 100 ярдах от больницы, возобновился обстрел. Первый снаряд попал в топливный резервуар больницы. Второй упал у больничных ворот. Третий — примерно в 20 метрах перед нами, а четвертый попал в машину. Мы выкарабкались из машины и укрылись в близлежащем убежище. Из-за обстрела я смог вернуться в больницу только через несколько часов. Когда я пришел, то увидел, что половина людей покинула здание; они подумали, что больница взорвется, когда загорелся топливный резервуар. Медицинский персонал тоже разбежался. У повара хватило хладнокровия закрыть клапаны, ведущие в топливный резервуар, что помогло избежать пожара. Тот же самый повар и два помощника-медбрата затем стали ухаживать за ранеными. В тот вечер мне на помощь пришло несколько сотрудников Красного Полумесяца, находившихся в убежище строящейся рядом больницы. Весь вечер велся артиллерийский огонь и огонь с канонерок, и несколько раз снаряды попали в здание больницы.

На следующее утро одна из убежавших медсестер вернулась обратно. Она была в холмах прямо за израильскими позициями и сказала, что на эвакуацию больницы у нас есть полчаса — после этого на весь район будет совершен налет. Мы как могли собрали людей и повели их к морю. Смятение от событий предыдущего дня было таково, что мы не знали, куда эвакуировать людей. Иногда с израильских самолетов сбрасывались листовки. Лишь немногие из этих листовок падали в лагерь. В ряде случаев листовки и бомбы летели одновременно. Говорили, что используются громкоговорители, но мы в больнице никогда их не слышали. В листовках говорилось, что для спасения своей жизни нам необходимо эвакуироваться и перейти через израильские позиции, но не говорилось, где именно это надо сделать. Ходили слухи, что нам надо уйти в холмы или на берег моря; говорили и о том, что сама государственная больница была выделена в качестве пункта для перегруппировки гражданского населения и что она будет взята под опеку Международным Красным Крестом.

Наконец, утром 10 июня, когда вернулась одна из моих медсестер, мы начали двигаться по направлению к берегу моря. На главной дороге нас остановила основная бронеколонна израильской армии; это произошло в центре города. Один израильский солдат спросил меня, врач ли я. На мне была белая куртка, со мной были пациенты. Он приказал мне следовать за ним и привел меня во двор монастырской школы, где росли фруктовые деревья. К каждому дереву были привязаны люди в военной форме, все с завязанными глазами; руки и ноги у них были связаны за спиной. Несколько человек просили воды, и за это их били и пинали. Один из солдат (это были ливанцы и палестинцы) был ранен в челюсть. Мне приказали посмотреть, что с ним. Израильтянин дал перевязочные материалы. Я перевязал солдату раны и сказал присутствовавшему офицеру, что он нуждается в госпитализации. Через два дня его перевели в нашу больницу Красного Полумесяца.

Когда я уходил со двора, мне сказали, что я могу вернуться на место работы. Я ответил, что наша больница находится всего в 50 или 60 ярдах от школы. Больница находилась на главной магистрали, совсем близко. Мне разрешили вернуться в больницу и взять с собой пациентов.

Однако эвакуация больницы не была закончена. Я встретил офицера, командовавшего бронеколонной в центре Сидона; его штаб находился прямо перед больницей Красного Полумесяца. Он представился мне как д-р Дани. Я сказал ему, что в больнице еще остались гражданские лица и раненые. Он ушел, но вскоре вернулся и спросил меня, готов ли я эвакуировать больницу и поговорить с бойцами, чтобы те сложили оружие. Я ответил, что в больнице нет бойцов, что из нее никогда не стреляли и не вели никаких других военных действий. Я был в ней уже несколько дней. Я сказал, что я готов вернуться для эвакуации больницы и что я поговорю с теми бойцами, которых встречу. Он ушел и вскоре вернулся с бригадным генералом, которого он представил мне как главнокомандующего израильскими войсками в районе Сидона. Генерал сделал мне то же предложение, и я дал тот же ответ. Мы пошли к машине "скорой помощи", чтобы вернуться в больницу, но нас остановили на последних израильских позициях и стали долго и подробно выяснять, куда я иду и что я собираюсь делать. Когда все выяснилось, стало совсем темно. Если бы я теперь пошел дальше, в меня могли бы стрелять с обеих сторон. По радио мы связались с д-ром Дани, и он сказал мне, что мы должны эвакуировать больницу до 6.30 утра.

Итак, на рассвете, 11 июня, я пошел назад в больницу. Там все еще находились 300 или 400 человек. Детей разлучили с родителями, и они бродили вокруг больницы. Несколько стариков были настолько ошеломлены, что не знали, что делать. Из 80 раненых 40 нуждались в амбулаторном лечении. Остальных мы группами по 8—10 человек сажали в нашу машину "скорой помощи" и выгружали у первых израильских позиций. Я не хотел терять времени на возвращение в больницу Красного Полумесяца. Времени у нас было только до 6.30, а мы сделали 4 или 5 ездок между больницей и первыми израильскими позициями.

Когда мы наконец закончили эвакуацию больницы, я позвал д-ра Дани и сказал ему, что теперь больница пуста и что он может возобновить обстрел. Он спросил меня, поговорил ли я с бойцами. Я был несколько шокирован, потому что отлично знал, что из больницы никогда не стреляли никакие бойцы. Я ответил, что единственные вооруженные люди, которых я видел в то утро, были солдатами израильских вооруженных сил. Он сказал: "Но мы в бинокли видели в больнице бойцов". У них есть огромные бинокли, длиной примерно два фута, очевидно, очень сильные. Он сказал, что видели, как в больнице перед окнами ходили люди. Я ответил, что это были гражданские лица и что лишь за день до этого в больнице было 3 или 4 тыс. гражданских лиц. Я сказал им, что они могли их видеть только на первом и втором этажах. Мы не могли использовать третий, четвертый и пятый этажи, поскольку они были слишком открыты для обстрела. Я сказал, что на втором этаже находился медперсонал, а на первом — гражданские лица и что он может пойти и посмотреть, передвигается ли кто-нибудь по коридорам больницы. Он отошел, поговорил по радио и вскоре вернулся. Он сказал, что хотел бы пощадить больницу, однако военные соображения брали верх над соображениями гуманности. В течение 36 часов больница была разрушена бомбежкой с воздуха.

Пока я стоял с д-ром Дани и израильскими войсками, занимавшими первые позиции, мы видели, как по улице с пляжа возвращались сотни женщин и детей. Многие из них возвращались в лагерь. Израильские солдаты спросили, куда идут эти люди. Я сказал, что не знаю. Когда я спросил их об этом, одна женщина ответила, что израильские вооруженные силы разрешили им вернуться в лагерь и они возвращались. Солдаты, находившиеся со мной, сказали, что мы должны их остановить, потому что бой еще не прекратился. Они попросили двух ливанских полицейских встать и останавливать женщин и детей, возвращающихся в лагерь. Обстрел лагеря возобновился.

Во время эвакуации государственной больницы я насчитал на дороге в лагерь, по которой нам пришлось идти, не менее 300 трупов. В помещении для приема экстренных больных, где упал снаряд, было 40 или 50 трупов. Среди моих пациентов, находившихся в больнице, умерли 20 человек. Еще два трупа были в больнице Красного Полумесяца, куда мы пошли после эвакуации государственной больницы. Еще 25 трупов было в близлежащей частной больнице, куда ушло большинство персонала Красного Полумесяца. Я лично видел на небольшой территории нескольких кварталов лагеря и города более 400 трупов. Я не считаю сотни трупов, о которых мне рассказывали медсестры и медбратья, работавшие в моей больнице, или люди, пришедшие позже в больницу Красного Полумесяца для лечения или в поисках своих родственников.