Манкунианец

Моя помощь им не требовалась. Они и без меня прекрасно справились с сервировкой стола. Поэтому решил присоединиться к фээсбэшнику, который устроил перекур и дымил на балконе своими любимыми сигаретами «Кэмел».

— Побольше бы таких людей как ты, Саня. Глядишь и мир добрее стал бы, — грустными глазами посмотрел на меня мужчина. Затем затушил окурок и замахал руками, разгоняя скопившийся на балконе сигаретный дым. — Не просто Анастасии одной воспитывать троих детей. Я потом по своим каналам пробью её мужа. Попрошу коллег взять вопрос по его розыску на личный контроль.

— Как думаете, её муж жив?

— Навряд ли. Хотя, всякое может быть. Я ведь не знаю деталей его исчезновения. Сегодня ночью звякну старому дружку в Хабаровск и попрошу его всё выяснить.

Спустя пять минут мы уже сидели за праздничным столом. Сладкого я ещё дома наелся, поэтому попросил отрезать мне тонюсенький кусочек торта. В скором времени молодёжь, сославшись на то, что «умные машины» до конца ещё не установлены, вылезла из-за стола и ускакала в комнату девочек. Удерживать их никто не стал. Все прекрасно понимали, что Егору с сёстрами познавать компьютер гораздо интереснее, чем сидеть в компании взрослых и слушать их «неинтересные» разговоры. Жаль, что пока интернет не подключен. Но Саня пообещал заняться этим уже завтра, заодно проведёт ликбез по компьютерной грамотности. Нужно ещё найти хорошие курсы для детей и оплатить их. Пока каникулы, пусть научатся обращаться с техникой. А пока они осваивают какие-то игрушки и, судя по огорчённым воплям, не всё у них пока получается. Ничего, лиха беда начало.

Мы продолжили общаться, постепенно узнавая историю семьи Трегубовых. Настя работала старшей медсестрой в Первой железнодорожной больнице. Её муж Николай по профессии был сварщиком и последние пять лет мотался по вахтам. Зарабатывал он неплохо, на жизнь им хватало. С исчезновением Николая всё кардинально изменилось. Накопления закончились и Насте пришлось искать подработку. Благодаря сменному графику, она устроилась сиделкой, ухаживая в первой половине дня за перенёсшей инсульт пожилой женщиной, которая жила в соседнем доме.

После откровений Анастасии, Алексей Леонидович стал задавать вопросы, касающиеся её мужа, и что-то помечать в своём блокноте. Представляться он не стал, но заверил женщину, что имеет возможность выяснить все обстоятельства происшествия. Естественно, пообещав, что как только будет какая-либо информация, то незамедлительно ей сообщит.

Наши посиделки продолжились почти до одиннадцати часов. Мы тепло попрощались с семьёй Трегубовых, пообещав им, что перед отлётом в Испанию я с Леной обязательно загляну к ним в гости. Затем, прихватив упаковку от мебели и компов, на лифте спустились на первый этаж, выбросили упаковку на мусорку и проводили до машины семью Романовых. Перед тем, как сесть в автомобиль, фээсбэшник напомнил, чтобы я с утра ждал его приятеля Виктора и после собеседования непременно отзвонился ему. Попрощавшись с Романовыми и проводив взглядом их машину, мы с Леной решили постоять возле подъезда и подышать свежим воздухом. Через пару минут мы увидели приближающуюся к нам группу молодёжи. Нам совсем не хотелось быть узнанными, поэтому нырнули в подъезд. Только вышли из лифта, как у меня завибрировал мобильник. Звонил Дюха.

— Привет! Что, не спится?

— Здорово, балаболка! Ты чего там Эрнсту наговорил? Твоё интервью сейчас обсуждает вся страна.

— Какое интервью?! Ты о чём говоришь?!

— Интернет открой и всё узнаешь. Кленбутерол какой-то приплёл. И почему ты мне не говорил, что тебе по контракту запрещено употреблять некоторые продукты? Это из-за того случая с отёком?

— Дюша, стоп! Я общался с Эрнстом вчера в Останкино, но никакого интервью ни ему, ни другим людям не давал. Мамой клянусь. А про пункты моего контракта забудь. Это всё брехня. В моём контракте этого ничего нет. Я просто решил постебаться над Константином Львовичем и всё. Это была шутка, — Лена открыла двери, и мы зашли в квартиру. По выражению её лица, было видно, что она ничего не понимает, но ей очень хочется поскорее понять. Конечно же, я говорил, что виделся с Эрнстом, но подробности нашей беседы рассказывать не стал, так как этот разговор был обо всём и ни о чём.

— Шутка? Зачем? Ты понимаешь, что сейчас каждое твоё слово будет обмусоливать и в прессе, и на телевидении. Да и в клубе скоро про это интервью прознают…

— Дюха, хорош жути нагонять. Мы по хрену, кто и что подумает. Давай, я сначала ознакомлюсь типа со «своим» интервью и уже завтра в Рязани спокойно поговорим. Ты, кстати, с Ольгой помирился?

— А мы что, ругались? Что-то я не припомню такого.

— Ясно. Оле с сыном привет. Завтра увидимся. Пока.

— До завтра, шутник.

Я выключил мобильник и уселся на диван. Что это сейчас было? Надо срочно искать «своё» интервью.

— Лен, неси сюда ноутбук. Сейчас будем читать моё интервью Эрнсту, которого я не давал.

Жена, без лишних слов, умчалась в спальню и через минуту мы уже сидели в обнимку и читали статью под названием: «Мы должны стать сильнее!». После прочтения, я впал в лёгкий ступор. Мозг анализировал прочитанное и искал причины такого поступка руководителя «Первого канала». Ну, Эрнст! Вот это ты меня развёл! Получается, что тайком записал весь наш разговор и передал его неким заинтересованным лицам. Но, что-то мне подсказывает — эта инициатива исходила не от тебя. Стопроцентно! К бабке не ходи! Да и зачем это всё тебе нужно? Тебя просто попросили или правильнее будет сказать — зарядили, выжать из нашего непринуждённого общения нужную информацию. Теперь я понимаю, к чему были вопросы про русскую нацию, страну и многие другие патриотические темы, казавшимися мне тогда странными. Решили меня «сыграть» в своих интересах и сделать из меня этакого патриотичного кумира всей молодёжи, глубоко религиозного, настрадавшегося подростка, из которого иностранцы выжимают все соки, доброго и честного, любящего свою страну…

Интересно, а Тимура тоже разыграли в тёмную или вежливо попросили посодействовать моему походу к Эрнсту? Нет, вряд ли, Тимур не такой. Он заинтересован в своём музыкальном проекте на Первом, но разменивать нашу дружбу не стал бы ни за какие «плюшки». В этом я был абсолютно уверен.

Обхватив голову руками, довольно эмоционально высказался:

— Млять! Куда ты, Саня, залез? Вернее, втянули. Это уж точно ничем хорошим для тебя не закончится! Политика это не твоё! Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ МАРИОНЕТКОЙ! МНЕ ЭТО НЕ НУЖНО! НЕ НУЖ-НО!

— Сашуля, родной, успокойся, — обняв меня, сказала жена. — Ничего же страшного не случилось. Ну, вышла статья с твоим интервью. Почитают люди и тут же забудут.

— Не всё так просто, как ты думаешь. У них, — я поднял палец вверх. — На меня свои планы, — и здесь меня осенило так, что от этой мысли мне сразу же поплохело: «А не натыкано ли у меня в квартире всяких жучков, паучков и скрытых камер? Всё может быть. Я теперь ничему не удивлюсь».

— Лена, пойдём в ванную, — и потянул её за руку. Жена ничего не понимала, смотрела на меня с недоумением, но молча шла за мной. Войдя в ванную комнату, закрыл дверь и включил воду.

— Может быть я и ошибаюсь, — тихо, на ушко жене, начал я, — Очень хочу на это надеяться. Но есть вероятность того, что эту квартиру прослушивают, а, возможно, и пишут на камеры. Поэтому с этой минуты ничего личного мы дома не обсуждаем. Договорились? — я посмотрел в её глаза и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Поверь мне, так будет лучше для нас и наших родных. И ещё, постарайся по телефону больше ничего лишнего не говорить. Как говорится, бережёного бог бережёт.

Лена отвечать ничего не стала. Я знал, что она мне безоговорочно доверяет и не считает меня сумасшедшим или параноиком. Прижавшись ко мне всем телом и крепко обняв, осыпала мою шею мелкими поцелуями.

Жена осталась в ванной комнате, решила сразу принять душ, а я потопал в зал, плюхнулся на диван, взял ноутбук и ещё раз по новой перечитал статью. С каждым прочитанным абзацем, понимал, что своей выпендрёжностью перед Эрнстом взбудоражу не только спортивный мир, но все сферы мировой жизни и политики. Истерия по поводу кленбутерола в мясе начнётся в 2011 году, когда у двоих мексиканских футболистов, приверженцев мясной диеты, нашли его в моче.

Именно тогда мексиканские власти признали, что у них в стране широко применяют инъекции крупному рогатому скоту анаболическим агентом, который запрещен Всемирным антидопинговым агентством.

Игрокам тогда удалось избежать серьёзных наказаний и отстранений от футбола. Но сейчас, после того, как вышла статья, нет никакой гарантии, что многие спортсмены, у которых был допинг-бан, не попробуют всё это опротестовать, кивая на скушанное за ужином мясо, заражённое кленбутеролом. А ведь на носу летние Олимпийские игры 2008 года, которые пройдут в Пекине, да и куча других крупных спортивных соревнований.

Вот это я ляпнул, так ляпнул! Не удивлюсь, что через несколько дней все спортивные, и не только, газеты мира будут бурно обсуждать тему кленбутерола. И наш главный санитарный врач сделает громкое заявление, в котором будет говориться, что начнётся срочная проверка продуктов (мясо, молоко, яйца, сыр, творог, сливки, масло), поступивших из-за границы, на наличие в них опасного для человека препарата.

Кстати, от применения этого вещества есть побочные эффекты. У людей появляется сыпь, зуд, непонятные аллергии, выпадение волос, импотенция, депрессия, у детей — анемия, у женщин — гормональные расстройства, ведущие к бесплодию. Не в том месте я блеснул знаниями Морозова, не в том…

Дочитав до конца «своё интервью», пребывал в тихом ужасе. Оно получилось в ключе: «Как я люблю Россию и хочу здесь остаться!». Вроде и не говорил ничего такого, а надёргали фраз, вырвав из контекста, и получилось то, что получилось.

Самым приятным в этом интервью было моё высказывание о потенциале нашей сборной. Я вспомнил момент нашей беседы:

«— Саша, а что ты думаешь о будущем нашего российского футбола и сборной? Мы сможем показывать такой же содержательный и победоносный футбол на предстоящих чемпионатах мира и Европы?

— Ну и вопросики у вас, Константин Львович, — усмехнулся я, отпивая глоток остывшего кофе из кружки. — Спрашиваете у меня, у семнадцатилетнего пацана, а не у чиновников из РФС, которые по своим должностным обязанностям должны ломать свои головы и искать выход из трудных ситуаций. Ладно, я попытаюсь высказаться на ваш вопросик. Мы можем играть не хуже бразильцев, немцев и других футбольных наций, но у нас есть одна проблема — мы боимся играть против сильных сборных. А бояться их не стоит. Проблема находится в наших головах. Нужно в штат сборных разных уровней вводить должности хороших психологов, профессионалов своего дела, которые будут работать с нашими игроками и выбивать всю дурь, все комплексы из их голов. Можно добавить психологов и в детские академии, и в профессиональные клубы. Хуже от этих специалистов там уж точно не будет. И это касается не только футбола. Психологи нужны во всех видах спорта. У меня в «Валенсии» есть замечательный врач-психолог и она прекрасно знает, когда и кому нужна психологическая помощь. Все с ней общаются. И я, в том числе, с ней неоднократно говорил по душам. Поверьте, после наших бесед мне становилось гораздо лучше, и я этой помощи абсолютно не стесняюсь. Это нормально. Мы сами с малых лет придумываем себе страхи, от которых самостоятельно избавиться не так просто. Понимаете, одно дело настроиться на определённую игру или турнир. Ты там бьёшься, борешься. А другое дело в психологической устойчивости. Ты проигрываешь сопернику в мастерстве, в единоборствах и не знаешь, что с этим делать, подсознательно считаешь себя уже проигравшим матч. А нужно всего лишь по-спортивному разозлиться на самого себя и заставить соперника уважать тебя. Так что мой вердикт — нужно уже сейчас приглашать высококвалифицированных специалистов в области психологии и начинать готовить футболистов сборных к предстоящим турнирам. Никакой психолог за неделю ничего не сделает. Эту работу надо делать месяцами, годами. Ломать неправильное мышление, убирать страхи и другие проблемы, которые есть у моих коллег. Как-то вот так, — выдохнул я и допил кофе. Затем улыбнулся и продолжил. — Не в обиду всем тренерам, но я и с ними бы поработал. Вернее, не я, а психологи. Проблемы есть у всех, в том числе и среди тренерского состава, у них они особенно глубокие.