Дурацкий расклад

Глава 17. Хорошо в деревне летом

— Нет.

— Ну чего нет-то? Чего нет?

— Ну нет и всё. Что сложного? — недоумевающе поднял я брови под маской.

— Слышь, малец! — не выдержал такого пренебрежения к собственным годам и лихой небрежности лиловой рубашки под перекошенным пиджаком дед, — А ну… а ну давай сюда кого-нибудь из старших!

— Нет, — равнодушно бросил я, продолжая сидеть, курить и мало-помалу звереть.

— Да почему нет-то?! — возопил тот самый дед, ранее едва не покалечивший себя в приступе гомофобии.

— Да потому что на х*й иди, вот почему! — сплюнул я, вставая, — Катись отсюда колбаской по малой Спасской, хер моржовый! Она на тридцать лет старше тебя и на тридцать лет лучше выглядит! Моего бабке такого дерьма не надо! Вали коровам хвосты крутить!

— Это я-то дерьмо?! — возбухтел дед, но тут же предпринял стратегическое отступление при виде подходящего меня.

Зла на этого козла не хватало. Стоило очень больших усилий сдержаться и не выплюнуть в лицо старому алкоголику и лентяю, что сюда уже едут специальные товарищи, уполномоченные по самые брови, и везут лично Некифорову Евгению Андреевичу большой-большой кактус в жопу, с примотанными к нему синей изолентой ежами. Вставлять они ему его будут с проворотом и до щелчка, причем последний случится где-то на Колыме, куда деда ушлют на лесоповал.

Скотина старая. Смотритель убежища херов. У нас из-за него сейчас, спустя два дня, половина персонала дрищет по полдня, включая и весь детский сад. В резервуарах дрянь какая-то была. А также мы два дня воевали с плесенью, с заржавевшими генераторами, с… да с чем только не воевали. Лишь титанический запас прочности, вкладываемый инженерами Союза буквально во все, позволил нам запустить это центр. И то! Сколько мне пришлось слизи вбухать в зачистку от ржавчины, кто бы знал! Никто не знает, потому что туда кроме меня никто бы и не пролез!

В общем, старый козёл должен был лет десять как каждые 5-6 дней в месяц проводить внутри вверенного ему объекта, следить за всем, писать докладные с каждого техосмотра, совать их в папку и все такое. И, в случае чего, звонить в Стакомск. Однако, роль сыграла вечная безалаберность: деда не проверяли, дед забил, теперь дед сполна удовлетворит свою гомофобию противоестественными методами. А эта обнаглевшая собака пришла при всем параде подбивать клинья к Цао Сюин!

Зла не хватает. Если вы, уважаемая публика, думаете, что «всего двое суток работы — и центр снова в строю», то вы настолько глубоко ошибаетесь, что ваш батискаф скоро расплющит давлением на хер, не иначе! Не «двое суток работы»! А «целых двое суток работы кучи неосапиантов, у половины из которых зашкаливающие физические характеристики»!

Хорошо, что у нас есть криминалистический отдел, который, пребывая в страшном раздражении от зараженной какой-то хламидией воды из резервуаров, выволок на свет каждое сраное (ну к слову пришлось!) нарушение на объекте. Так что грозит Евгению Андреевичу новый картуз, но он, сука, ему рад не будет. К председателю тут тоже будет поднят ряд вопросов насчет «дома отдыха» у лесного озера, к которому народная тропа не была протоптана буквально ни разу с момента завершения строительства…

— Вить? — позади меня послышалось опасливое, — Ты чего злой такой?

— О, Паша! — нехорошо обрадовался я, — Ком цу мир, май либен комераден!

— Эээ…, — задумчиво и боязливо огласил воздух блондин, — Знаешь, давай позже, у меня дела…

— Сюда иди, кому сказал, — помахал я рукой, — Цигель-цигель… говорить будем.

Ну а что? Погода отличная, воздух свежий после наших трудовых будней под землей, ветра нету, ну пейзаж зимней овощебазы… пф. Мы, советские люди, и не такое видали. И не только видали. Например, ходили по опасным в щи улицам Стакомска с двумя феечками за пазухой…

— А теперь, друг мой ситный, чисто между нами, конкретно между пацанами, объясни человеческим голосом — с какой стати ты на операцию взял тайно двух гражданских? — негромким, но очень прокурорским голосом заказал я песню, которую растерянно моргающая «Шахерезада» должна мне спеть.

Недолго мучилась старушка… просто потому, что и так потерявший терпение после визита деда я пригрозил, что либо Салиновский говорит сейчас, либо докладывает Окалине через пять минут. И, возможно, у него в этот момент из жопы уже будет торчать какая-нибудь неприятная и угловатая вещь.

Мы отошли чуть дальше, в один из хоз. цехов, зайдя за давным-давно умерший комбайн, там-то Паша и раскололся. Две девчушки попросту уговорили его взять его на дело.

— За каким хером? — интеллигентно задал вопрос слегка злой я.

— Мы можем его защитить, Витя, — внезапно ответили мне сзади, — Могли, можем и будем.

Сестры Умаровы с решительными мордашками парили у меня за спиной. Паша молчал. Каблук растёт, точно говорю.

— Вы, защитить? — уточнил я, — Всё правильно услышал?

— Смотри, — вздохнула, кажется, Онахон, опускаясь на землю и протягивая руку в сторону сестры. Та с некоторым нежеланием повторила её маневр, тоже встав босыми пятками на утоптанную землю. А вот экскаватор, давным-давно почивший в бозе, решил слегка полетать, издав несколько душераздирающих скрипов. Точнее, его чуток оторвало, только очень легко…

— Синергия, Изотов, — серьезным тоном оповестила меня одна из близняшек, — Знаешь, что это такое? Так вот, это мы только тебе показали.

— Не хотите лавров Афонова? — тут же обо всем догадался я.

— Не хотим. Совсем, — тут же мотнула головой вторая, — Мы, Изотов, мелкие, но обычные бабы. Желаем своего мелкого бабского счастья, только и всего. Пашу мы любим, а он любит нас. Понимаешь? Мы не шпионки, мы просто сестры.

— Мы даже не выглядывали, пока Паше ничего не грозило! — пискнула вторая, — Даже не подслушивали!

Я вздохнул. Запрокинул голову. Потолок был в щи неинтересный, поэтому отвлечься от него было легко и приятно. Вытянув еще одну сигарету из пачки, закурил. Затянувшись, выпустил толстую струю дыма, а затем… присел на корточки перед сестрами, так легко и спокойно сдвинувшими мать его экскаватор.

— Наверное, мне стоит сказать вам спасибо, — спокойным тоном обратился я к нервничающим узбечкам, — Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. Это не моё дело. На этот раз. Надеюсь, что других не будет.

— За что спасибо? — подозрительно прищурилась Онахон (или Охахон).

— Понимаете, я когда-то тоже думал, что меня сильно задолбали всеми этими поручениями, — доверительно сказал я взлетевшим на уровень глаз девушкам, — Сам-то ничего особо не хочу, у меня «нева» почти ноль, а всё напрягают, всё заставляют. Вынуждают, шантажируют, даже обещают, но всё равно приходится что-то делать. И вот сейчас, глядя на вас, двух милашек, которые… способны были бы четверть нашего района за сутки очистить от дырок с дымом, на тех, кто мог спокойно обезвредить сбегающего опасного преступника. Того, кто вскоре меня несколько раз чуть не убил… Так вот, глядя на вас, я понимаю, почему наше государство так относится к неогенам. Мы все искренне уверены в том, что заслуживаем столько же, сколько обычный человек, потому что мы — вроде бы тоже люди…

Они были способны и на большее. Помочь мне с очисткой разной дряни, за несколько минут выдуть из бункера всю пыль, да… хотя бы убираться в гребанной «Жасминной тени»! Минута! Две! Но нет, Умаровы лишь разок приготовили плов. Разумная маскировка? Да. Правильно и эгоистично? Тоже да.

Но не по-товарищески.

— Витя, мы не знали, — покачала головой одна из девиц.

— Если бы знали, то тоже бы ничего не изменилось, — ухмыльнулся я, — И Паша, целящийся мне в спину, тоже не знает, что я уже знаю, какую толщину препятствия его парализующий луч может взять перед тем, как потерять свои свойства. Слизь такой толщины я уже создавать умею. А также вы все трое не знаете, куда попали и во что ввязались, поэтому не понимаете, что выстрел по мне будет означать ваш конец. Полный конец, ребята.

— Хочешь, проверим? — задиристо выдал Паша, явно закинувшийся лаврушкой. Его слова в таком состоянии всерьез воспринимать смысла не имело.

— Зачем? — пожал я плечами, даже не думая оборачиваться, — Это ваша жизнь, ваш выбор. К нему я не имею никакого отношения.

— Значит, мы пришли к… взаимопониманию, — неторопливо кивнула та из сестер, что проявляла больше инициативы.

— Да, никаких проблем, — ухмыльнулся я, продолжая курить, — Пришли.

— Тогда мы полетели. А то пока на Пашу смотреть нам… неудобно.

И они ушли. А мы с Пашей остались. Правда теперь он уже отвел от меня руку, а я вновь смотрел на него. Кажется, парень был слегка смущен.

— Хочу тебе кое-что сказать, перед тем как мы вернемся к своим обязанностям, — проговорил я, облокачиваясь плечом на экскаватор, — Не знаю, насколько хорошо ты сейчас воспринимаешь реальность, но… если честно, то мне плевать. Просто хочу тебе кое-что напомнить. Ты, пользуясь своими способностями, вступал в половой акт со многими девушками, Паша. Если думаешь, что твои подвиги за последнее время как-то этот момент исправили, то я тебя на полном серьезе уверяю — никак. Если бы даже ты был чист как младенец, то на тебя всё равно что-нибудь бы да завели. Это нормальная практика контроля полезных неосапиантов. Чтобы они приносили пользу дальше. Бесполезных отпускают жить среди людей. Вредных — уничтожают. Твоя судьба, Салиновский, быть либо полезным, либо вредным. Намек понял?

— Это мы еще посмотрим…, — набычился блондин.

— Нет, не посмотрим, — равнодушно ответил я, — У тебя был бы шанс меня парализовать, вдарь ты мне в спину. Сейчас, когда я стою с тобой лицом к лицу, ты для меня беззащитнее котенка. Не то чтобы у нас была хоть одна причина подраться, Салиновский, просто уточняю — ты смотришь на соседа, а не на подготовленного бойца из Стакомска. Против специально обученных людей такие как мы — пустое место. Меньше, чем котята. Головастики в пересохшей луже. И всегда такими будем.

— Зачем ты мне это говоришь? — Паше очень не понравилось то, что я сказал.

— Чтобы ты держал такое полезное знание в голове, когда в следующий раз твоим девушкам придут в их головы интересные мысли. Они будут стоить этих самых голов вам всем. Всё, пока.

Глупо? Конечно глупо. Мне надо было бежать с волосиками назад к Окалине и сдавать этих подозрительных типов налево и направо. Особенно после того, как эти две компактные девицы пролюбили Коробка. Но не хотелось. Просто-напросто. Витя дурак? Нет, он просто устал от всего этого.

Салиновский — очень несчастный человек, буквально забитый собственным альтер-эго, постоянно втравливающим его в неприятности. И, пусть даже скажу это не совсем искренне, он мой друг. Относительно, конечно, скорее, я чувствую за него ответственность. И сейчас, после этого глупого разговора, где глупые молодые люди зачем-то готовились к бою со мной, я перекинул эту ответственность на двух молодых баб.

Что могу сказать? Полегчало. Сильно полегчало. Сложно нести ту ответственность, которую не хочешь. Всё-таки я взрослый дядька в молодом теле, но с кучей своих забот и задач, а он — молодой и местами очень дурной парень. Подобное должно тянуться к подобному.