Разбойник

И Квадунгурарашава за пять лет изгнания убедился: если и можно умереть, оставшись живым – то для этого надо родиться машарагадунгвой.

[1] Имя «Квадунгурарашава» в переводе с языка лиглингов Восточных лесов означает «охотник, смотрящий из кустов». (прим. авт.)

[2] Собственно, значение имени, которым вождь окрестил Квадунгурарашаву – «Волунарарашава» («проклятье, сидящее в кустах») (прим.авт.).

Глава 3. Скованные одной цепью

В этом мире солнце большую часть года вставало рано, поднималось высоко и палило нещадно. Время от времени набегали тучи, устраивая настощяий потоп. Впрочем, скоро всё снова сменялось ярким солнцем. Такая погода была идеальной для бесчисленного множества растений, как местных, так и завезённых из остального Рейбора. За неё любили этот мир и бесчисленные аристократы, маги, как смертных, так и Старших рас, наслаждающиеся удивительно тёплой погодой. А вот работникам, в основном рабам, горбатящимся на плантациях и рудниках, такое солнце не сулило ничего хорошего.

Их поднимали всегда с первыми лучами солнца. Даже для тысяч рабов-грайдцев, разбросанных по всему этому миру, самых стойких и выносливых существ Рейбора, на огромной плантации или в бездонных рудниках работы всегда хватало на полный день. На плантациях они собирали урожай растения налатолл, известного среди грайдцев как мафшахерх. С самого утра им необходимо было проверить инвентарь перед рабочим днём. Затем, пока солнце было ещё низко, они пропалывали грядки, чистили дорожки, дворы усадеб, сараи и конюшни. Когда солнце становилось в зенит, начиналась самая мучительная часть дня. Мафшахерх раскрывал свои бутоны только под яркими лучами солнца, обнажая сероватые пушистые кисточки. Их-то и надо было собирать грайдцам с самого полудня, аккуратно складывая кисточки в корзину, заботясь о том, чтобы ни одна не упала в пыль или не смялась. Вечером, когда солнце почти садилось, счастливчики отправлялись сторожить огромную виллу хозяина, присутствовать на приёмах в качестве охраны или совершать куда более тёмные дела во благо своего господина. Другие же, завершив сбор мафшахерха, должны были убрать инвентарь и, пока не прозвенит зовущий к отбою колокол, подкапывать, поливать, укреплять стебли, кусты и ростки мафшахерха.

Такая изнурительная каждодневная каторга зимой, когда для мафшахерха было слишком холодно, чтобы раскрываться, сменялась не менее мучительной работой в шахтах, обычно принадлежащих тому же собственнику, расположенных на другом конце мира. Хотя грайдцы и были самым выносливым видом Рейбора, даже они были вовсе не железными. За сотни лет большинство хозяев уже наловчилось и стало внимательными господами, не допускавшими покупки слишком старых или, наоборот, слишком молодых рабов. И, кроме того, многие из них были по-настоящему эффективными собственниками, и с пониманием относились к неизбежному износу своих трудящихся. Так что все прекрасно понимали: если ты попал в рабы – ты труп.

Так, по крайней мере, объясняли Гросоху те немногие более старшие рабы, которые были готовы делиться какой-никакой житейской мудростью с новоприбывшими. Теперь уже не осталось ни одного из них, а сам Гросох запомнил: желание поступиться своим ради другого редко кончается хорошо.

Он пододвинул свою корзину, уже наполовину наполненную кисточками мафшахерха, поближе и принялся дальше обрывать ближайший куст. Его покрытые грубой кожей пальцы почти не чувствовали мягкости кисточек, только какое-то едва различимое прикосновение. И тем не менее он старался не сжимать нежные кисточки слишком сильно – а то вдруг рассыплются…

Хотя Гросоху-то какая разница, если подумать? Да, всем рабам давали лишние подачки за каждую лишнюю собранную кисточку. Для этого специально выводили всех рабов в поле, демонстрировали счастливщиков всем на зависть и раздражение… Но какой толк в этих подачках? Что помешает Гросоху прямо сейчас просто смять эту кисточку в руке?..

Грайдец сердито помотал головой. Такие мысли всегда ставили его перед каким-то выбором, которого он не понимал. Лучше уж не думать: так меньше мучаешься.

Он опять покачал головой и посмотрел на солнце. Оно уже было совсем высоко, а на небе – ни облачка. Гросох не любил жару: от неё потеешь и становишься совсем тупым…

– Не смотри на солнце, – послышался ворчливый голос. – Оно выжжет тебе глаза.

Гросох обернулся – за ним стоял старый грайдец, который работал здесь ещё до Гросоха. Имени его Гросох не знал – рабы вообще не делились друг с другом своими именами – поэтому про себя так и называл его Стариком. Этот грайдец не был особо щедрым на советы, но хотя бы не задирался. Это уже была большая редкость.

– Я знаю, – пробурчал Гросох. Старик окинул юнца недоверчивым взглядом.

– Все вы, молодые, вечно всё знаете, – проворчал он. – Что ж тогда…?

Следующего слова Гросох не понял. Старик был из другого мира, и говорил смешно, как маленький ребёнок, не научившийся ещё толком произносить звуки. Иногда понять, что он имеет в виду, было сложно, но в целом Гросох справлялся. По крайней мере, он говорил на языке грайдцев, а это уже куда лучше.

– Не мни так мафшахерх! – снова заворчал Старик. Гросох вдруг заметил, что, задумавшись, чуть не смял в руке сразу несколько пушистых кисточек. Он сердито фыркнул. Думать вредно!

– Тебе-то что, если б и смял? – огрызнулся он.

– Хозяин такого не любит, – буркнул Старик. – Не надо лишний раз злить его и его надсмотрщиков.

Гросох обнажил клыки.

– Проклятые мадралы!..

– Тише, нас услышат!

Гросох почувствовал, как кровь прилила к голове и к рукам. Это означало, что ему очень нужно что-нибудь разорвать, смять, ударить. Он помнил это чувство ещё из своей молодости – тогда, когда они ещё сражались. А обычно это ничем хорошим не кончалось. Мадралы не терпели драк, и всех, кто нарушал дисциплину, жестоко убивали, в том числе, с помощью магии. Гросох потрогал татуировку раба у себя на шее и глубоко вздохнул.

– Ты прав.

Старик кинул на Гросоха колкий подозрительный взгляд.

– Да, – наконец бросил он. – Ещё бы я не был прав! Надсмотрщики нашего господина чутки и внимательны, они слышат каждое слово, которое произносится на полях!..

– И незамедлительно реагируем на нарушителей, – послышался шелестящий голос из-за их спин.

Грайдцы обернулись – за ними стоял мадрал, с серой высохшей кожей, изборождённой длинными морщинами, и пылающими даже днём глазами. В руке у него был хлыст, по которому туда-сюда бегали яркие всполохи магического пламени.

Старик тут же поднял руки и отступил. Гросох инстинктивно повернулся плечом к мадралу, обнажил клыки. Это, естественно, ни к чему не привело.

Мадрал одним ловким движением раскрутил хлыст. Издав магическое жужжание, он длинный дугой прошёлся по обоим грайдцам. Кожу обожгло, а усиленный заклятием удар отбросил их назад. Затем мадрал, дёрнув кистью, вернул хлыст назад и нанёс ещё два хлёстких удара по Старику. Старый грайдец не удержался и повалился на спину, всё так же прикрывая голову руками. Мадрал острым взглядом оглядел их обоих.

– Возвращайтесь к работе! – крикнул он особым, визжащим и дребезжащим голосом, обнажив длинные клыки. Затем он убрал хлыст и пошёл прочь, в сторону особняка.

Гросох бросил взгляд на плечо. Там, куда попал хлыст, осталась чёрная полоса. Она слегка чесалась – хотя Гросох видел, как людям, которые тоже встречались среди рабов, только не на таких тяжёлых работах, такой удар отсекал конечности. Грайдцы сильнее и выносливее и людей, и почти всех других смертных.

Гросох обернулся к Старику, всё ещё силящемуся подняться. На его шкуре хлыст оставил более глубокие и уродливые полосы. Старик не мог перевернуться, чтобы опереться на руку.

Гросох тяжело вздохнул. Да, грайдцы – самые сильные. Но и их выносливости может прийти конец. Особенно, когда некому помочь…

Повинуясь внезапному порыву, словно забыв, что он совсем не там, где был тринадцать лет назад, Гросох подошёл и протянул руку Старику.

– Поднимайся.

Старый грайдец, уже вставший на четвереньки, со злобой посмотрел на руку и одним ударом отбросил её. Только сделав это, он тут же пошатнулся и свалился обратно.

– Ты не поднимаешься сам. Я помогу, – Гросох снова протянул руку. И снова наткнулся на злобный взгляд.

– Отстань! – прорычал Старик. – Если бы не ты, ничего бы не было!

Ход мысли Гросоха, разогнавшийся с прибытием мадрала, застопорился и остановился. Грайдец удивлённо моргнул.

– Я ничего не сделал…

Старик что-то злобно проворчал. Гросох раздосадованно фыркнул. Вот так всегда: пытаешься найти кого-то, на кого можешь положиться, пытаешься помочь, а получаешь…

В мире, где он родился, такого не было. Там рабы пусть и жили также по-скотски, но были одной семьёй. И когда случилась возможность, они поднялись на борьбу, чтобы больше никогда им не пришлось быть под чьей-то пятой…

Но те времена прошли. Их победили, и большинство распродали. Сам Гросох уже устал. Теперь он не думал ни о каких-то восстаниях или бунтах – но вот о том, что ему нужен кто-то, кто может подставить плечо, думал часто. И всё же среди рабов таких не находилось. А вот желающих подтолкнуть в спину – множество.

Гросох лишний раз убедился в этом, обернувшись и увидев, что его корзина с мафшахерхом куда-то делась. Нужно было лишь немного поискать глазами, чтобы обнаружить её в руках у ещё одного молодого грайдца. Его Гросох с первого же дня окрестил Задирой.

– Эй! – возмущённо крикнул Гросох. – Это моя корзина!

Задира обернулся и исподлобья глянул на Гросоха, держа корзину за спиной.

– Она у меня в руках. Значит – моя!

Гросох фыркнул. Этот Задира хочет внести от себя ещё целую корзину мафшахерха – а это значит почти двойную порцию на вечер! И почти гарантированную службу в карауле весь завтрашний день, где не надо горбатиться в полях! Нет уж, Гросох не даст ему такого счастья!

– Я собирал этот мафшахерх весь день!

– Лгун! Это я его собрал!

Это было уже слишком. Он не только попытался украсть весь мафшахерх, но ещё и бессовестно врал!

Гросох сделал шаг вперёд, тихо рыча.

– Отдай мою корзину!

Задира сделал то же самое.

– Она моя! И если ты не прекратишь, сюда явятся мадралы!

Задира обнажил клыки, сжал кулаки, глаза его налились кровью. Каждый грайдец знал, что это означает. А сейчас вокруг них уже собралась целая толпа. Мадралы держали грайдцев очень жёстко, дрались грайдцы только вечерами, когда разрешали надсмотрщики. Этого было слишком мало, чтобы утолить их жажду. Заведённые, они подрыкивали, что-то выкрикивали. Гросох чувствовал множество злобных взлядов, словно пытающихся пронзить его шкуру. То, что такие же взгляды были направлены и на Задиру, совсем не помогало.

– Жалкая крыса! – плюнул Гросох. – Бежишь жаловаться мадралам, вместо того, чтобы решить всё, как грайдец!

– А ты всегда их задираешь! Ты навлекаешь на нас новые тумаки и ожоги!

Внутри у Гросоха снова заклокотало, и он тоже сжал кулаки.

– Если бы ты не забрал у меня корзину, мадралам не на что было бы злиться!