Любовь и прочие неприятности 2. Дети и родители

06

Не сказать, что Макс относился к своей особенности серьезно. Проявлялась эмпатия чаще всего под влиянием сильных эмоций: это могло быть волнение от встречи с чем-то новым, могло быть безудержное веселье от шалости с братом или одногруппниками, а могла быть просто сильная досада от программной ошибки, которую он вовремя не заметил. Специально настраиваться на эмпатию Максу было трудно, зато на удивление легко удавалось закрываться. И толпы он не боялся. В таких случаях Макс просто представлял, что двигает воображаемый регулятор громкости людского эмофона до приемлемой для себя комфортности. Так что ощущение чужих эмоций воспринималось чем-то безусловно полезным, но чаще просто забавным. Приятно же знать, что хмурая бабушка уже не злится и ругается только для вида и в воспитательных целях, или куратор, отчитывая провинившихся кадетов, больше недоволен самим собой, потому что не пресек безобразие вовремя. А как удобно ощущать чужое возбуждение и быть готовым, понимая, что за углом кампуса караулят явно настроенные на драку ученики с параллельного потока!

Так было, пока они не попали на «Энтерпрайз». Тогда у него впервые возникла мысль: так ли это хорошо — знать, что чувствуют другие. Зайра сдвинула планку еще дальше. Появилась злость на себя, что не смог вовремя разобраться в хаосе ощущений и предупредить о нападении выжившего клингонца. Умом-то он понимал, что его вины нет, а есть ответственные за них и тренированные взрослые, но услышанную когда-то и где-то фразу «чем больше дается, тем строже спрос» ощутил на себе, кажется, в полной мере. Когда его захлестнула чужеродная всепоглощающая ненависть и, просто-напросто испугавшись и поддавшись панике, он на рефлексах вскидывал свое оружие и давил на курок... Затем пришел стыд. Сосредоточившись на недобитке, он отсек не свою, скручивающую внутренности боль, и только потом до него дошло, что это была ниточка, связывающая его с братом. Единственного, кого чувствовал лучше всех. И как Макс потом ни настраивался, как ни прислушивался, он натыкался лишь на пустоту в том месте, где был Алекс. Не чувствовать потерявшего сознание брата оказалось страшно.

Алекс выглядел жутко. Большую часть тела словно пожевали и выплюнули: кровавое месиво, в котором проглядывали ребра и вплавились части брони, что приняла на себя удар и спасла своего хозяина, но не смогла до конца противостоять импульсу, способному сбивать шаттлы. Макс боялся сорваться и запретил себе паниковать. Он словно подкрутил свой собственный регулятор, снизив чувства до минимума. И сейчас отстраненно наблюдал, как мать, закусив до крови губу, уверенными движениями заливала тело Алекса медицинской обеззараживающей пеной, а Первый, быстро и аккуратно убрав покореженный шлем, под которым было залитое кровью лицо, зафиксировал дыхательную маску и начал ловко отсоединять сегменты костюма, сейчас ненужного и мешающего оказывать помощь. Больше Макс ничего не видел — подоспевший Джонсон, Томас и другие люди оттеснили его и закрыли обзор. Макс опустился на землю, обхватил колени и опустил голову. Оставалось только ждать...

* * *

— Славно поработали, Кирк. Благодарю за помощь. Твои ребята на планете оказались выше всяких похвал. Впечатлен. Моим птичкам там ничего не досталось. Продублируй сигнатуру атак, отправлю с рапортом в Штаб флота. Не знаю, что здесь забыли клингонские твари и как они просочились сквозь патрули, но, по слухам, они за кем-то охотятся. Сейчас прибудет рейдерская группа из соседнего сектора, а я прощаюсь, моя задача — охранять госпиталь. Удачи, «Энтерпрайз».

— И вам удачи, Фарини. Файлы отправлены. Легкого пути в варпе, «Хиросима».

— Капитан, связь с группой на поверхности установлена. Пострадавших нет. Транспорт получил повреждения, устранение неисправностей в условиях планеты невозможно.

— Убрать щиты, настроить транспортер на ангар летной палубы. Заберем сразу всех.

— Транспортер настроен.

— Капитан! Тревожный сигнал! Группа подверглась нападению, опасность устранена, но есть раненый. Получена просьба на активацию телепортационной площадки в медсекции. Метка одного из «хамелеонов» не фиксируется.

— Не вижу серьезных оснований для отмены предыдущего приказа. Осуществите перенос на летную палубу и пошлите туда медиков.

— Но капитан...

— Выполняйте. Затем опускайте щиты, мы, к сожалению, в небезопасном пространстве.

— Как прикажете, капитан.

— Ухура, выведи изображение палубных камер на главный экран. Посмотрим, что там у них. Неужели хваленые суперы перестали быть неуязвимыми...

Кирк был доволен: бой закончился без потерь, Штаб флота извещен, корабли Федерации вскоре возьмут систему под полный контроль, а «Энтерпрайзу» останется сделать последний прыжок, и он избавится наконец от беспокойных пассажиров.

Ни одному капитану не нравятся подобные моменты. Когда для перемещения крупных объектов приходится выделять значительную часть энергии реактора и убирать щиты, делая при этом корабль наиболее уязвимым и наименее маневренным. Кирк видел, как затухают энергетические всполохи телепортации, с помощью которой сначала возник помятый десантный транспорт, следом за ним появились люди; он готов был уже с облегчением вздохнуть, но следующие минуты, как оказалось, стали для него непростым испытанием на выдержку и самоконтроль. Он не ожидал увидеть то, что увидел. У кого-то вырвалось:

— Господи помилуй! Раненый — тот мальчик!

Офицеры были людьми бывалыми, видели и ранения, и смерти, но израненный ребенок вызвал у них тягостные чувства.

Сразу после перемещения окровавленный, облепленный спецпеной парнишка вдруг задергался в судорогах. Медики во главе с Маккоем засуетились, быстро разворачивая переносной футляр реанимационной платформы. Кирк с силой сжал подлокотники кресла и прикрыл глаза, но звучащие слова невольно врезались в сознание и заставляли сопереживать: «...давление падает...», «Остановка сердца!.. Разряд!.. Еще раз!», «Ну же, Алекс, давай!», «...дыши, малыш, дыши... вот и справился, вот и молодец...»

— Капитан, истребитель прибыл на борт, щиты активны.

— Перемещаемся на дальнюю орбиту и ждем флотскую группу. Пока все, выполняйте.

В этот момент Кирка привлек женский возглас, заставивший удивленно взглянуть на экран.

— Твоя кровь, Хан, нужна твоя кровь.

Смутно знакомая светловолосая девушка в костюме спасателя схватила за руку охранника в «хамелеоне». Человек в черной броне резким движением разблокировал шлем, который сложился горбом на спине у основания шеи. И перед изумленными офицерами предстал Хан во всей красе. Он напряженно посмотрел на женщину, кивнул и бросил прибежавшему напарнику:

— Рик, систему.

Рик вытащил из недр своего костюма необычную конструкцию в виде двух браслетов, похожих на наручи, соединенные прозрачными тонкими трубками. Внутри «наручей» прятались гибкие иглы. Браслеты охватили запястья, иглы впились под кожу, проткнули вены, и система начала перекачку крови от донора к пациенту. Маккой скомандовал:

— А теперь срочно в реаниматор! Пока дойдем, думаю, крови перельется достаточно.

Появление Хана его не впечатлило, в отличии от Кирка, в душе которого разбушевалась буря.

Эластичные ремни зафиксировали Алекса на гравиносилках, и небольшая процессия стремительно двинулась в сторону медсекции.

— Капитан, обработка данных завершена, о событиях на планете скомплимирован общий видеофайл.

— Вывести на главный экран, — хрипло произнес Кирк...

* * *

Макс понял, что такое счастье. Счастье — это когда в груди появляется и разрастается теплый комок, потому что у близкого человека есть дыхание и бьется сердце. Счастье — это когда тиски, сжимающие твои внутренности, разжимаются, и ты готов обнять весь мир разом.

Крестный и мама, о чем-то переговариваясь, колдовали у пульта капсулы реаниматора, в которой лежал Алекс. Было ясно, что самое страшное позади, и облегчение, что наполнило медицинский отсек, казалось, можно пощупать руками... пока не появился капитан. Смотрел он при этом только на Хана. Но мать на корню пресекла возможный конфликт между двумя заклятыми врагами. Подлетев разъяренной фурией, она ткнула кулаком в грудь опешившего Кирка:

— Вы! Вы получили сигнал, что у нас раненый! Вы обязаны были активировать площадку бортового госпиталя! Вы чуть не добили моего сына!!!

Зная, что мама только начала распаляться, и неизвестно, к чему это может привести — не исключено, что к чьим-то травмам — Макс решил вмешаться. Вклинившись между ней и Кирком, обхватил ее и быстро заговорил:

— Мам, он живой и ты живая. Нам просто надо отдохнуть. Лекс справится, он сильный. Все будет хорошо.

Из нее как будто весь воздух выпустили, она посмотрела на сына, а затем Макс с ужасом наблюдал, как включается режим «мама-медик»: на виду у всех она стала ощупывать его голову, мять ребра, задавать вопросы, в общем, делать то, что делают врачи при тщательном осмотре на скрытые травмы. Пришлось смириться, уж лучше пусть на него отвлекается.

Кирк так и не ответил, лишь по двигающимся желвакам на скулах можно было судить, что его обуревают какие-то чувства; он ушел, напоследок задержав взгляд на реаниматоре. Хан так же остался молчаливым.

— Мам, как ты поняла, что это Он? — шепотом спросил Макс, на что она, хмыкнув, ответила:

— Передо мной постоянно две его копии маячат, как тут не понять, — и легонько щелкнула его по носу.

В приказном порядке Макс был отправлен отдыхать. Только до каюты дойти у него не получилось. Ноги подкосились почти сразу за пределами медсекции, и он упал на четвереньки. В голове замелькали картинки произошедшего: падающий Алекс, его развороченная броня, заострившееся лицо, побледневшая мама и, хуже всего, пристальный взгляд клингонца, сначала ненавидящий, потом не верящий и потухший. Макса вырвало. Его рвало снова и снова, даже когда в желудке не осталось желчи, он продолжал трястись от спазмов.

— ...применил оружие по назначению, естественная реакция на первого убитого... — донеслись до него чьи-то слова; пустой желудок попытался сделать очередной кульбит, к радости, на этот раз безуспешный.

Сильные руки помогли Максу подняться, обтерли лицо салфеткой; другие руки приподняли подбородок и сделали инъекцию пневмошприцем в вену под челюстью, после которой тело стало расслабляться и настойчиво требовало лечь на что-нибудь мягкое.

— А, это ты, — сфокусировав взгляд на спасителях, слабым голосом сказал Макс; в голове у него зароились всякие разные мысли и просились на заплетающийся язык, — а я тебя искал.

— Любопытно, — произнес Хан и подхватил неустойчивого Макса на руки, — когда и зачем ты меня искал?

— Да маленький был, папу хотел найти, — вяло отмахнулся подросток и уцепился за плечи Хана, испытывая необыкновенное чувство защищенности, тут же пожаловался: — Опять меня на... на руках тащат, этот корабль какой-то неп... неправильный.

Напарники переглянулись, Рик, не сдерживая улыбку, поинтересовался:

— Почему неправильный? Что-то произошло?

Макс подвигал челюстью, пару раз высунул-засунул язык, но своеобразный массаж не помог; губы перестали слушаться, веки сделались неподъемными, безудержно клонило в сон, он кое-как произнес: