Вид истинный вернет

— Ничего, Сохатый, ты ей за коварство отплатил по полной.

Джеймс улыбнулся — Сириус снова сказал верно, — но улыбка быстро померкла. Да, от Лили он на какое-то время отделался, но оставался осадок от того, каким способом удалось этого добиться. Почему-то, когда два года назад не менее грязным способом Джеймсу посчастливилось избавиться от Снейпа, забыть об этом было легко. Лили так и не узнала, что стычка у озера произошла неслучайно, и её саму позвали в нужный момент, когда распалённый унижением Снейп готов был всех уничтожить. Но то было для блага Лили — какое будущее её ожидало рядом с тощим нищим замухрышкой? — и куда больше для блага Джеймса. Он же самый видный парень школы, наследник старинного рода, прекрасный охотник в команде Гриффиндора по квиддичу, у него и девушка должна быть под стать — первая красотка Хогвартса. Однако почему, если сейчас он точно так же боролся за свою хорошую жизнь, за Эванс, ему противно от самого себя? Почему не получалось внять увещеваниям Сириуса, твердившего, что они с Лили квиты? В сердце что-то саднило и саднило, как заноза, и ехидный голос — уж не Нюниуса ли?! — спрашивал, а как он дальше будет выкручиваться? Что, если Лилс решит некстати проявить самостоятельность и всё-таки расскажет Дамблдору? Тот, может, и не успеет ничего толком сделать, но его удивления и незнания уже может оказаться достаточно, чтобы Лили раскусила ложь. А если Джеймсу повезёт и Лили ничего не учудит, то как добиться согласия родителей? И потом, она, добрая душа, не преминет справиться о здоровье матушки непосредственно у самой матушки. Ну, не обливиейтить же Лилс!

Дни потекли немного спокойнее, но именно что немного. Лили не докучала, от отца не было больше вестей, и до возвращения Дамблдора, на чью мудрость и политический вес Джеймс чуть-чуть рассчитывал, оставалось всего ничего, дней пять. Но и до конца срока, отведённого отцом, оставалось три недели, а Джеймс так и не придумал, как иначе избежать брака с нежеланной невестой. Полное игнорирование со стороны родителей, воспринимавшееся сначала как облегчение, теперь постоянно тревожило и будоражило. Дошло до того, что Джеймс чуть ли не на каждую старшекурсницу смотрел с подозрением: не её ли выбрали ему в жёны? Эх, если бы знать наверняка! Уж он бы нашёл способ отвадить от себя невестушку.

— Тебе надо расслабиться, Сохатый! — твердил Сириус. — Ты становишься занудным и скучным, как и твои престарелые родители. Вот что, давай вечеринку закатим, а?

Не дождавшись согласия Джеймса, он выглянул в гостиную, бросил клич, и гриффиндорцы откликнулись с бурным энтузиазмом. Развлечений в замке не хватало, имелся лишь Хогсмид по выходным, одинаковый из раза в раз, который давно уже приелся, а тут веселье, да ещё и за чужой счёт. Джеймс засомневался: как веселиться, если по легенде у него тяжело больна мать, — но Сириус заговорщицки подмигнул и сказал, что всё уже продумал.

— Примешь скорбный вид при своей Эванс и скажешь, что вынужден так себя вести, чтобы не вызывать подозрений. Ставший вдруг смирным Джеймс Поттер — это что-то из ряда вон, наши сплетницы тут же попытаются всё разведать, а это может навредить вашей семье и расследованию.

Джеймс с восторгом посмотрел на друга: Сириус только что снял с его плеч такой груз, что и словами описать было нельзя. Уж что-что, а скорбный вид он примет легко: при одном взгляде на Лилс просыпалось нечто, что, кажется, называлось совестью.

Но когда заказ для будущей пирушки был отправлен в Хогсмид, случился удар, которого Джеймс просто не ожидал. Вместо тяжело нагруженных сов с пирожными, сладостями и выпивкой прибыл только школьный домовик, получивший почту и принесший записки от лавочников, что в оплате отказано, а в долг они делать ничего не будут. Следом, не успел Джеймс ознакомиться со всеми, похоже, однотипными посланиями, прибыла важная птица из Гринготтса — огромная по совиным меркам, с металлическими накладками на когтях и золотым ожерельем на шее. Она принесла письмо от поверенного, прочитав которое Джеймс заорал на всю гостиную:

— Задница тролля! Вот урод! Старый осёл!

— Ты чего это, Джим? — удивился Сириус, повернувшийся на вопль.

— Отец запретил мне пользоваться моими сейфами! Можно только на учебу тратить, на перья, пергаменты и книги.

Остолбеневший приятель рассмеялся было, видно, подумал, что это шутка, но под свирепым взглядом быстро перестал.

— Прости, Марлин, дорогуша, мы обязательно продолжим позже, — проворковал он МакКиннон, которую окучивал и смешил до этого, и шлепком пониже спины отправил её к остальной стайке девчонок-семикурсниц. — Джеймс, он у тебя что, совсем озверел? Ты ж без гроша остался. А как в Хогсмиде погулять, в Лондон выбраться?

— Я не знаю! — Джеймс рычал от бессилия и злости. Он испепелил пергамент Инсендио, но представлял вместо него своего дракклова отца и морготова гоблина-поверенного. Легче не стало. — Видимо, по его мнению, я должен смиренно ждать, пока меня не женят на какой-то чистокровной кобыле!

До последнего Джеймс не верил, что отец исполнит эту свою угрозу. Родители же ничего не ответили на его письмо, казалось, их всё устраивало, и вдруг — такое! Как отец смел?! Превратил своего единственного сына в нищеброда, который даже сливочного пива не мог купить, и из-за чего? Из-за того, что Джеймс послал роскошный букет любимой девушке? Это просто унизительно! Джеймс вообще-то никому и ничего не обещал, чтобы наказывать его за якобы нарушенное слово!

— Так это что, — непонимающе протянул прислушивавшийся Питер, — вечеринки не будет?

Джеймс зыркнул на него, весь раздуваясь от гнева. Вот же! Даже у жалкого полукровки Петтигрю теперь больше денег, чем у Джеймса, законного наследника рода Поттер, древнего и благородного!

— А тебе лишь бы пожрать за чужой счёт, — процедил он, стискивая рукоять волшебной палочки. Хвост с его острым, когда не нужно, слухом и деланной непосредственностью так взбесил Джеймса, что ещё секунда-две, и он не поскупился бы на Левикорпус или Костелом.

— Пит, лучше свали, — сердобольно посоветовал Сириус, и Хвоста будто ветром сдуло. — Успокойся, Сохатый. Подумаешь, деньги! Мы и без денег сможем ого-го-го!

Обессилев, Джеймс распластался в кресле. Мерлин, это полный провал! Да уже к утру весь Хогвартс будет бурлить, что его, Джеймса Поттера, оставили без денег собственные родители! Любой, кому он когда-либо переходил дорогу, радостно плюнет в лицо, и Нюниус будет в первых рядах. А что Лили подумает... Джеймс с ужасом огляделся, но не увидел подругу в гостиной. Повезло, видимо, вышла куда-то. Однако другие студенты смотрели на Джеймса вопросительно и настороженно, и он запоздало понял, что радостный, предвкушающий гомон стих, и все, оказывается, ждали ответа на озвученный Питером слишком громко вопрос. Нет уж, никто ничего не должен узнать, ни в каком случае!

— Без каких денег, Бродяга? Ты поверил, что ли? — Джеймс буквально заставил себя засмеяться. —Да вы что, ребят? Я вас всех развёл! Гуляем, народ!

Примолкшие гриффиндорцы одобрительно загудели, а Джеймс, подмигнув Сириусу, поманил его к себе и понизил голос:

— Ты же выручишь, Бродяга?

Озадаченный Блэк нахмурился, осознал и согласно кивнул, но с таким выражением лица, что Джеймс заскрежетал зубами. Ну, спасибо, отец, большего позора в жизни он ещё не испытывал. С Сири они всегда помогали друг к другу, прикрывали и выручали, однако сейчас Джеймс такой долг перед ним заполучил, что, наверное, нескоро расплатится.

Вечеринка для него получилась смазанной: хоть Джеймс и старался веселиться наравне со всеми, кружил Лили в танце, угощал кого сливочным пивом, а кого и огневиски, правда зудела и драла его когтями, как книззл. Впервые он не смог позволить себе всё это. Только делал вид, будто, как обычно, обеспечил Гриффиндор едой и напитками, а на самом деле примазался к деньгам Сириуса. Тот помог без единого возражения, просто потому, что не мог иначе, и Джеймс знал: Бродяга никогда не предъявит ему счёт, не попрекнёт и не припомнит, однако сам факт! Он ощущал себя как никогда жалким и бесхребетным. Хотелось не веселиться с друзьями и Лили, а оказаться в Поттер-холле и посмотреть в лицо седому козлу, который по недоразумению считался его отцом и главой рода. Посмотреть и по-магловски, без каких-либо заклинаний врезать ему кулаком. А вместо этого Джеймс стискивал зубы, мило улыбался Лили и думал, что теперь уж точно не сделает того, чего от него хотели родители. Отец считал, что усмирил своего сына, но нет, он начал войну. И не вина Джеймса, что ответный удар отцу очень не понравится.