Мушкетер

2

Франция, Париж.

Все «попаданцы», ставшие на постой к Хромому Бертрану, поневоле вставали в одно и то же время — в пять утра.

Бывало, впрочем, и так, что «господа» уходили на службу, а «слуги» продолжали дрыхнуть.

Хотя, по правде говоря, дел у Пончика и Акимова хватало — туда сходи, то принеси, за лошадьми присмотри…

А дрова? А корм для непарнокопытных? Что ты!..

Ко всему прочему, находиться в услужении у мушкетёра вовсе не значило быть этаким хитроумным лакеем, вроде дартаньяновского Планше, а самым настоящим ординарцем, скорее даже — оруженосцем. Их так и называли тогда — военные слуги.

Пончик постепенно обвыкал в «новом» времени. Вызнавал, где можно было достать чистой воды, кто из испанских купцов мог продать кусок зелёного мыла. (Местные, надо сказать, этим предметом интересовались мало. Мужчины не устраивали банные дни, будучи уверенными, что мытьё лишит их известной силы, а женщины следовали церковному наставлению о примате чистоты духовной над чистотою телесной. Чтобы перебить запах, щедро поливали себя парфюмами, веря, что те проникают глубоко в плоть их, преграждая путь хворям.)

Обычно Шурка с утра отправлялся на рынок Пре-о-Клер закупать провизию. У Виктора в это время было иное задание — дров раздобыть, а после наготовить съестного.

У него это получалось, сказывалась холостяцкая практика (почему-то принято считать, что неженатые питаются исключительно в столовых по причине полной своей несовместимости с кулинарией. Клевета! Это всё незамужние придумали). Жизнь налаживалась.

Прошло три дня после королевской охоты, а приказа выступать в Ла-Рошель всё не поступало.

На утро четвёртого дня Сухов проснулся удивительно бодрым. Акклиматизировался, что ли? Да и то сказать, в бытность свою магистром при дворе автократора ромеев[67] он и вовсе до рассвета поднимался, уж таков был суровый придворный церемониал. Ничего, привык.

Натянув короткие штаны, Олег застегнул их на три перламутровые пуговицы, обул войлочные туфли, спустился вниз и умылся из бочки — всю ночь шёл дождь, так что вода была чистая.

— Держи, — услышал он голос Пончика и протянул руку, нащупывая холстину. Утерев лицо и руки, он вернул её Шурику и спросил: — А ты там, у нас, я имею в виду, в нашем времени, историей не интересовался?

— Интересовался, — вздохнул Александр, — но только не XVII веком.

— Знать бы, когда осада Ла-Рошели закончится… Раньше на Карибы не отплыть, англичане всех подряд шерстят. С юга попробовать? Так там берберы…

— Лучше подождать, — помотал Пончик головой. — Угу… А ты бы мог всё бросить и уплыть?

Сухов усмехнулся. Отжавшись пятьдесят раз, он взялся приседать и ответил между упражнениями:

— Не думаешь же ты… что я в мушкетёрах останусь до пенсии? Засветиться просто надо… раскрутиться, как полагается… да и махнуть на юга с королевской грамотой… в чине губернатора, скажем. Я ж тебе говорил уже.

Шурка покивал.

— Меня одно утешает, — вздохнул он, — что Гелла даже не заметит моего отсутствия. Для неё-то времени пройдёт всего ничего, какая-то пара дней. Один я тут скучаю. Угу…

— Ничего, Понч. Прорвёмся!

Позавтракав холодным мясом и запив его горячим какао, только-только входившим в моду, Олег с Яриком направили стопы к дому де Монтале. Во дворе они застали необычное оживление.

— Послезавтра отправляемся! — сообщил им Жак де Террид последние известия. — Король приболел, но вроде как уже выздоровел. Кстати, поздравляю!

— С чем? — не понял Сухов.

Мушкетёр хихикнул.

— Пусть тебе лучше де Лавернь скажет! Он сюрпризы любит.

Недоумевая, Олег пробился к лестнице, где его встретил командир.

— Приветствую, мой лейтенант, — сказал Сухов.

Приглаживая усы, де Лавернь хмыкнул и ответил:

— И тебе привет… корнет!

Насладившись выражением Олегова лица, лейтенант расхохотался.

— Королевская охота была удачной, — объяснил он, посмеиваясь, — тебя резко повысили, минуя чины капрала и сержанта! Виват король!

— Виват! — искренне рявкнул Олег. Стало быть, врут о неблагодарном Людовике!

— Вива-ат! — взревела мушкетёрская братия.

— За это дело не грех и выпить! — воскликнул Жан-Арман дю Пейре,[68] коренастый гасконец, бывший до того единственным корнетом в роте.

— Рири! Жеже! — зычным голосом воззвал сам маркиз де Монтале, в кои веки показавшийся перед мушкетёрами. — Выкатывайте бочонок анжуйского!

Анри Матье и Жерар Туссен исполнили приказ с большим воодушевлением, и вскоре живительная струя пролилась в подставленные кубки, чаши, а то и в оловянные миски.

— Вечно он меня опережает! — пожаловался Ярослав. — Пробую догонять — куда там! Угонишься за таким!.. Ваше здоровье, господин корнет!

— Это дело! — крякнул Жак де Террид, прикладываясь к сосуду. — Капрал пятьсот ливров получает, сержант — семьсот, а корнет — тысячу!

Дохлебав, он поспешил за добавкой, но ему не досталось — что такое бочонок для полусотни здоровых лбов?

— Выпей за меня, — сказал Сухов, протягивая огорчённому Жаку свою чашу, — меня капитан зовёт.

Повинуясь приглашающему жесту Жана де Берара, Олег поднялся по лестнице, впервые попадая в приёмную. Прикрыв за собою дверь, маркиз тяжело прошёлся по кабинету и облокотился о краешек новомодного бюро из орехового дерева.

— Послезавтра, — веско начал он, — мы выступаем в поход. Однако вам, господин виконт, и вашему другу барону приказано задержаться.

— Могу ли я поинтересоваться, кем именно?

— Скажем так, этого хотят и в Лувре, и в Люксембургском дворце. Достаточно?

— Вполне, мой капитан.

— Сути того, что вам предстоит, корнет, я не знаю, но одно могу сказать точно: задачу перед вами поставят зело трудную и опасную. Лично мне не выпадало подобного испытания, но я знаю нескольких достойных людей, которым высочайше поручали… мм… задания известного толка. Одни заслужили почёт и славу, другие… Другие сгинули без следа.

— Я предпочитаю почёт и славу, — тонко улыбнулся Сухов.

Коротко хохотнув, де Монтале наклонился к нему и сказал:

— В таком случае, господин виконт, отправляйтесь домой и ждите гонца. Как только выполните дело, вам порученное, догоните нас. Рота на марше двигается весьма неспешно. Лишь бы было кому догонять!

— О, мой капитан, кто только меня не преследовал! Сколько было жаждущих пустить мне кровь! И ничего, жив пока.

— Тогда удачи вам, корнет!

Дома Олега ожидал ещё один сюрприз — в гости явился Робер-Арман Дешамп дю Сарра, племянник графа д’Арси. Хромая, он вышел навстречу и развёл руками:

— Батюшка ваш не стерпел, — сказал он, — велел найти вас да узнать, что да как. Вижу, что удача вас не обошла стороной, вы уже королевский мушкетёр!

— Берите выше! — торжественно сказал Ярослав. — Перед вами корнет роты мушкетёров!

— О-о! Граф просил, чтобы я передал вам вот это… — Робер-Арман отцепил от пояса увесистый кошель. — А от вас он ждёт письма.

— Мне надо было самому догадаться и отписать отцу, — покивал Сухов. — Когда вы обратно?

— Задерживаться не стану. Сегодня доделаю все свои дела, а с утра и отъеду.

— Располагайтесь! А я, с вашего позволения, возьмусь за письмо.

Чувствуя укор совести, Олег устроился за столом, вооружась пером, чернильницей и листом бумаги. Избегая некоторых имён и не слишком вдаваясь в детали, он описал свои приключения, нажимая на успехи, — пусть старику будет спокойнее, пусть погордится сыном!

Накатав целую страницу, Сухов присыпал бумагу песочком, смахнул его и скатал письмо в тугую трубку. Пончик, подойдя сзади, шепнул:

— Ярик говорит, что мы не едем в Ла-Рошель. А куда?

— Куда пошлют, Понч.

— А кто?

Олег молча, но выразительно возвёл глаза к потолку.

— У-у…

Отдав послание Роберу-Арману и лишний раз заверив того, что не претендует на замок и угодья в ближайшие лет двадцать, Сухов вернулся за стол. Устроился поудобнее — придвинулся к стенке, так чтобы комфортно было облокотиться о подоконник.

Олег думал о том, что к кочевой жизни он, конечно же, приспособится, чего уж там, но бесприютное существование «без определённого места жительства» определённо не для него. Спать, где положат, и есть, что дадут, — далеко не мечта всей жизни.

Вот и эта квартира на улице Старой Голубятни — надолго ли у него эта крыша над головой? Вернутся ли они сюда? Бог весть… Осада Ла-Рошели — это история долгая. Год как минимум.

— По-моему, это к нам, — сказал Пончик, выглядывая в окно.

Олег приподнялся со стула и увидел, что на улице перед домом Хромого Бертрана стоит молодой человек в простом платье буржуа, но с повадками принца крови. Это был Шарль-Сезар де Рошфор.

— Понч, будь другом, проводи человека.

— Слушаюсь, господин, — чопорно ответил Александр.

— Ох, кто-то щас получит!..

— Такова наша холопья доля.

Быков, валявшийся на кровати, фыркнул насмешливо.

— Не понимаю, — сказал он, — почему бы двум благородным донам не вздуть строптивого слугу?

— Да надо бы, — проворчал Сухов. — Распустились…

Де Рошфор поднялся по лестнице и у двери выразительно глянул на сопровождавшего его Пончика. Тот поджал губы и удалился в людскую.

— Господин виконт, — учтиво поклонился паж кардинала, — его высокопреосвященство желает видеть вас для приватного разговора.

— Когда?

— Немедля.

— Едем!

Олег и Яр живо оседлали коней и двинулись на улицу Вожирар. Гвардейцы, крутившиеся вокруг Малого Люксембургского дворца, уже не были для Сухова на одно лицо, кое-кого он знал лично, о похождениях некоторых других ему успели рассказать.

У парадного входа в кардинальскую резиденцию дежурил сам Луи де Кавуа. Судя по всему, капитан гвардейцев был в курсе событий и проводил Олега без задержки в ту самую каминную, где Ришелье принимал Сухова немногим ранее.

Монсеньор находился тут же, только не сидел у камина, как в прошлый раз, а нервно вышагивал от окна до гобелена на противоположной стене, отчего его алая сутана развевалась как знамя. Неприязненно оглядев вышитых на ковре борзых, кардинал разворачивался и устремлялся к приоткрытой раме, из-за которой доносился неразборчивый шум голосов и ржание коней.

— Вызывали, ваше высокопреосвященство? — почтительно склонился Олег.

— Да, господин виконт! — коротко кивнул кардинал. — И я, признаться, рад, что однажды… э-э… облегчил вам жизнь. Ныне я ожидаю подобного от вас, господин де Монтиньи.

— Всегда к услугам вашего высокопреосвященства.

Ришелье снова кивнул, складывая руки за спиной.

— Господин виконт, — начал он, — уверены ли вы, что повстречали в известном доме именно Мари де Шеврез?

— Ручаться бы не стал, монсеньор, поскольку никогда не видал эту особу ранее. Однако граф Холланд называл её Мари, а она сама упоминала супруга, называя того по-свойски Клодом.

Кардинал покивал.

— Вот что, сударь, — медленно проговорил он. — Я желаю поручить вам одно дело, настолько же опасное, насколько и важное. Объясню, почему именно вам. Вы — человек новый, хотя и успели нажить врагов. Известная нам обоим особа никогда вас не видела, хотя и знает о вашем существовании, а я не могу рисковать своими людьми, поскольку все они, так или иначе, известны Козочке.[69] По всей видимости, герцогиня не задержалась в Париже, однако у меня есть подозрения, что она тайно направилась в замок Дампьер, в своё родовое поместье. Вряд ли Дьявол надолго задержится там, а посему надо успеть её застать… Но дело вовсе не в мятежной герцогине. Ваше задание будет связано с другой женщиной, имя которой — Люси Карлайл. Леди Карлайл — непримиримый враг герцога Бэкингема и уже не раз исполняла мои, признаюсь, весьма щекотливые поручения. Вы покажете ей этот перстень, — Ришелье протянул Олегу массивную печатку с оттиском грифона, — и миледи поможет вам решить ту задачу, которую я перед вами поставлю. — Его высокопреосвященство задумался. — Ла-Рошель — это ключ ко всему югу королевства. Если мы не вскроем сей замок, то потеряем много земель. И тогда окружающие нас государи вцепятся в ослабевшую, обескровленную Францию, дабы растерзать её окончательно, растащить на куски. Герцог де Роган уже поднимал восстание в Лангедоке, однако все эти происки не будут ничего стоить, если мы возьмём Ла-Рошель, эту гугенотскую цитадель, столицу бесславного государства, которое не должно появиться на картах!