This War of Mine (Ремейк)

— Как это напоминает мне дни, когда отбирал автомобили, — заводит шарманку Хеллер, глядя на меня. — Женщины всегда самые агрессивные. И не важно, кто это — нищая с*чка или богатая су*ка. Они всегда бросаются на тебя с криками.

После шести часов поисков ускользающего врага, бойцы из Хамви сержанта обессилены, а их нервы на пределе. Треп, сквернословие и подтрунивание друг над другом прекратились. Даже Эд, который начал это утро с бесконечного повторения припева антивоенной песни теперь безучастно уставился в окно. Тишину нарушает необычный новый звук, повторяющийся пронзительный свист. Красно-оранжевые трассеры проносятся в воздухе и врезаются в грязную насыпь спереди и сзади Хамви.

— Капрал, вон из машины, — приказывает Сержант.

Все до единого выскакивают из машины и прячутся за насыпью. Морпехи из сорока других машин следуют их примеру.

— Черт возьми, да это же ЗУ! — уточняет Уокер, имея в виду мощную счетверенную русскую зенитную установку. Определить, где она находится, невозможно. Эти бойцы, которые, как правило, высмеивают все другие виды орудийного огня, сейчас зарываются лицом вниз в ближайший подходящий клочок матери-земли — все, кроме Хоффмана, который выпрыгивает из машины с биноклем и словно суслик взметается вверх на насыпь, осматривая горизонт. Он садится высоко, возбужденно оглядываясь вокруг, жадно впитывая этот ошеломляющий новый опыт.

— Как это круто, — барабанит низким голосом, когда раздается еще один свистящий залп из зенитной установки и снаряды пролетают мимо. — Мне кажется, вижу ее, сержант.

Уокер и Эдвардс теперь возвышаются над насыпью — несколько осторожнее, чем Хоффман. Они смотрят в ту сторону, куда он с самого начала указывал, и замечают огневую позицию врага на расстоянии километра. Уокер приказывает Лоутону открыть огонь из гранатомета Mark‑19 и, в то время как ЗУ продолжает стрелять, группа методично направляет свой огонь в ее сторону. Подключаются вертолеты огневой поддержки Кобра и попадают в стоящий поблизости пикап с людьми внутри, которые, очевидно, загораются. Огонь из ЗУ прекращается.

Позже спрашиваю, почему он вел себя так бесстрашно и был так удивительно спокоен, когда сидел сверху на насыпи и искал место расположения орудия, которое навело такой ужас на всех остальных морпехов в батальоне.

— Я знаю, что это прозвучит странно, но в глубине души мне было бы интересно узнать, что почувствую, когда меня ранят. Не то чтобы хотел, чтобы меня подстрелили, но, честно говоря, нервничаю гораздо больше, когда смотрю дома какую-нибудь телевизионную игру, чем здесь, делая это.

Он разрывает свой пластиковый пакет с сухим пайком и ухмыляется.

— Вся эта пое*ота со стрельбой жутко возбуждает аппетит, — завершает диалог с бодрой улыбкой.

— Из-за всей этой глупости удавиться хочется, — мрачно противоречит Эд, практически впервые проявляя уныние в Ираке.

Несмотря на триумф от уничтожения ЗУ, батальон из сорока машин все еще подвергается минометному обстрелу. Мины, выпускаемые залпами из трех-шести снарядов с интервалом в пять минут, подбираются все ближе и ближе, следуя за движением конвоя. Упорядоченный ход обстрела говорит о том, что где-то поблизости засел вражеский наблюдатель, который следит за батальоном и наводит мины. Тот, кто стреляет из миномета, вероятно, находится на удалении четырех-восьми километров, а наблюдатель, который ему помогает — скорей всего, в пределах километра. Морпехи рассредотачиваются по близлежащим уступам и высматривают связного среди пастухов и фермеров на окружающих полях.

Двадцать военнопленных, которых разведбатальон взял ранее, — подозреваемые солдаты Республиканской гвардии — теснятся в кузове транспортного грузовика, сидя там на скамейках. Морпехи связывают иракцев по запястьям парашютными стропами. Во время нападения с ЗПУ, когда захватившие их в плен морпехи прятались за ближайшими насыпями, пленных бросили в грузовике, и они перегрызли свои пластиковые наручники, словно крысы. Иракцы толкаются на своих сиденьях, со связанными за спиной руками. Они похожи на маленький передвижной цирк, который состоит из одних клоунов. Некоторые отчаянно гримасничают, чтобы показать, что веревки им больно жмут. Некоторые выводят американцев из себя своими злыми взглядами. Другие корчат рожи, пытаясь завоевать расположение американцев юмором. Один ухмыляющийся иракец, надеясь выслужиться, неоднократно выкрикивает: «F*ck Saddam!»

Сержант Леонард Лоуренс, руководитель группы и снайпер из взвода Уокера, заметил белый пикап с иракцем, припаркованный в нескольких сотнях метров. Кажется, это и есть наблюдатель. Правила доказывания в зоне боевых действий несколько более размытые, чем дома, а это значит, что иракец зарабатывает себе смертный приговор за преступление, которое состоит в том, что нам кажется, будто он держит в руках бинокль и радиостанцию. Лоуренс делает один выстрел, еще несколько секунд наблюдает через прицел и говорит:

— Мужчина уничтожен.

После выстрела Лоуренса из миномета больше не стреляют. Очевидно, он убил того, кого нужно.

«Иман» говорит, что теперь батальону предстоит выполнить последний этап сегодняшней миссии: обогнуть город «G» с западной стороны, затем через мост въехать в город, переместиться по его северному краю и захватить главный мост на шоссе за городом. Основная идея — это отрезать отходной путь из города на север до того, как на рассвете начнется нападение группы RCT 1. Учитывая, что последние восемь часов морпехи батальона провели под обстрелом южнее города, «Иман» отнюдь не рад перспективе заезда в город «G» — в составе теперь менее трехсот морпехов, а им предстоит вступить в город с населением сорок тысяч человек. После короткого инструктажа своих людей, он говорит мне один на один:

— Сейчас займемся дерьмом в духе «Падения Черного ястреба».

Когда конвой трогается, сопровождающие его Кобры выпускают ракеты и стреляют из пулеметов по пальмовой роще по ту сторону реки, Уокер говорит:

— Эта страна — грязна и отвратительна, и чем быстрее мы выберемся отсюда, тем лучше.

Хотя практически никто никогда не говорит о религии, некоторые морпехи тихо повторяют молитвы.

С точки зрения возможной засады, мы проезжаем по наихудшей местности, какую только можно представить. Дорога уводит вниз и вьется между деревьев, что растут по краю деревушек, в стены которых заезжает колонна Хамви. По нескольким транспортным грузовикам стреляют. Одному пробили две шины, но он продолжает ехать на ободе. Мы пересекаем первый мост и заезжаем в промзону с приземистыми домами из шлакоблоков на краю города «G». Хамви из роты «Смерч» попадает под интенсивный пулеметный обстрел. Морпехи перед нами забрасывают здание, из которого ведется вражеский огонь, тридцатью гранатами из Mark‑19, снося огромными кусками фасад и подавляя огонь врага. Когда мы проезжаем мимо руин, Эд орет:

— Чертовы засранцы!

Через дорогу от здания на дороге лежит араб. Он все еще жив и одет в испачканное белое платье, прижатое грудами булыжника. Мужчина лежит на спине, закрывая руками глаза, в каких-то нескольких метрах от места, где проезжают наши колеса. Проведя весь день под огнем врага, мы испытываем прилив какого-то нездорового триумфа при виде другого человека, возможно вражеского боевика, лежащего на спине и беспомощно съежившегося.

Это в какой-то степени придает нам сил, но также угнетает. Все проезжающие мимо морпехи, наводят на него оружие, но не стреляют. Он не представляет никакой угрозы, по-детски пытаясь прикрыть лицо руками.

Несколько минут спустя разведбатальон достигает своей цели: шоссейного моста, который ведет через небольшой канал на выезде из города. Мост представляет собой еще одну странную по контрасту композицию, типичную для Ирака. Целый день проезжая мимо сбившихся в кучу глинобитных домов в окружении тростниковых изгородей, напоминающих о библейских временах, сейчас морпехи стоят на пролете моста, который легко мог бы оказаться немецким автобаном. Это длинная, изящная бетонная конструкция. Морпехи бегут на середину и растягивают армированную колючую ленту. Группы Уокера и Хеллера, а также два других Хамви из взвода паркуются у гребня моста и ждут.

Усмехаясь, подходит «Иман». Даже в свитере, бронежилете и громоздком костюме химзащиты, как сейчас, он умудряется сохранять свою размашистую, прыгающую, такую юношескую походку. А сегодня он сияет даже больше, чем обычно.

— Сдается мне, мы впервые завладели инициативой, — спокойной процитировал своего сержанта-инструктора, осматривая блокпост.

Все как будто слегка покачиваются, когда ходят по мосту. После двух недель с ощущением постоянного преследования, морпехи наконец-то совершили то, что нужно: преодолели сопротивление и достигли цели.

Этот небольшой отряд, оказавшийся сейчас в двадцати километрах от любых дружественных американских сил, контролирует ключевой выезд из города с сорокатысячным населением.

Но единственное, к чему не готовили морпехов и что они даже не продумали как следует — это управление блокпостами. Основная идея довольно проста: установить на дороге препятствие наподобие колючей ленты и направить на него оружие. При приближении автомобиля делать предупредительные выстрелы. Если автомобиль не останавливается, стрелять по цели. Вопрос в следующем: понимают ли иракцы, что происходит? Когда стемнеет, смогут ли иракские водители действительно разглядеть колючую ленту? Даже морпехам случалось проезжать через колючую проволоку ночью. Другая проблема — это предупредительные выстрелы. В темноте предупредительный огонь — это просто серия громких хлопков и оранжевых вспышек. Это отнюдь не международный код, который говорит «Остановить машину и развернуться». Оказывается, многие иракцы реагируют на предупредительные выстрелы, прибавляя скорость. Возможно, они просто паникуют. Следовательно, много иракцев погибает на блокпостах.

Первые убийства случаются сразу после наступления темноты. Несколько машин приближаются к мосту с включенными фарами. Стрелки роты «Мародер» сверху моста дают предупредительные залпы. Машины разворачиваются. Затем появляется грузовик, его дизельный двигатель рычит.

Морпехи делают предупредительные выстрелы, но тягач продолжает ехать.

В этот момент никто не может наверняка утверждать, что это автопоезд. По звуку похоже, но это запросто может оказаться иракская броня или фидаин, который экспроприировал гражданский грузовик и загрузил его оружием и солдатами. Бойцам известно лишь то, что они здесь совершенно одни в темноте. Разведбатальон продвинулся дальше всех на север в центральном Ираке, и между его позицией на этом мосту и механизированной дивизией из двадцати пяти тысяч иракцев, которая базируется в двадцати километрах севернее, нет ничего. Только позже станет ясно, что основные иракские регулярные силы сложат оружие; в ночь на тридцать первое марта это еще не известно. Даже хуже, в результате технического сбоя разведбатальон потерял связь с силами воздушной поддержки. Если на батальон нападут, ему придется отбивать атаку самостоятельно.