Дневник провинциальной дамы

Входят мужчины. Мой сосед снова поднимает тему оленьей охоты, на этот раз в беседе с хозяйкой, которая, как всем известно, активный член Королевского общества защиты животных.

Наш Депутат заговаривает со мной о Регби. Отвечаю, что французы молодцы и что Беотеги[63] показывает хорошую игру. (NB. Эта единственная известная мне фамилия всегда выручает в подобных разговорах, но надо непременно узнать фамилию хотя бы одного британского игрока и иногда их чередовать.)

Собираемся уходить и произносим приличествующие благодарственные речи, но тут защелка на сумочке не выдерживает, кусок леденцового сахара с невероятно громким стуком падает на паркет, и все присутствующие, кроме меня, с чрезмерной услужливостью бросаются его поднимать.

Оч-ч-чень неприятный момент…

Роберт в целом воспринимает происшествие спокойно, только по пути домой спрашивает, как я думаю, пригласят ли нас еще к Депутату в гости.

28 февраля. С радостью отмечаю появление крупной поросли крокусов возле ворот. Хочется манерно и с очаровательной улыбкой упомянуть об этом в обществе и повоображать себя главной героиней «Элизабет и немецкого сада»[64], однако мои фантазии прерывает Кухарка, которая сообщает, что пришел Продавец Рыбы, но принес только треску и пикшу и у пикши несвежий запах, значит брать только треску?

Вот так и в Жизни.

1 марта. Келлуэи обедают у нас перед нашей всеобщей поездкой на бракосочетание Розмари Х., дочери общего приятеля и соседа. Камин не хочет разжигаться, и я все еще борюсь с ним, когда приезжают гости. С ними младший сын, ровесник Вики, и все трое продрогли. Я зову их пройти и погреться, и они с радостью принимают это бессмысленное приглашение. Вбегает Вики, и я, как обычно, поражаюсь тому, насколько у нее безоговорочно прямые волосы по сравнению практически со всеми остальными детьми в мире. (У маленького Келлуэя волосы вьются естественным образом.)

Курица пережарена, а картофель недоварен. Меренги нравятся всем, особенно детям. Это приводит к тому, что Мадемуазель и Вики некоторое время препираются sotto-voce[65] из-за добавки. В конце концов Мадемуазель призывает Вики проявить un bon mouvement[66] и в целях понуждения к скорейшему выполнению просьбы убирает ее тарелку, ложку и вилку. Все делают вид, что не замечают этой драмы, кроме младшего Келлуэя, который с веселым видом набрасывается на второе пирожное.

Выезжаем сразу после обеда. Роберт и муж Мэри предстают перед нами в неестественно шикарных нарядах и даже с цилиндрами. Впечатление от великолепия значительно смазывается тем, что, когда цилиндры оказываются надеты, это вызывает всплеск безудержного веселья со стороны детей. Мы отъезжаем, а они хватаются за Мадемуазель, обессилев от смеха.

(Вопрос: Неужели комплекс неполноценности, про который так много пишут и говорят в последнее время, теперь становится уделом родителей?)

Мэри выглядит мило в голубом платье и восхитительном колье с бриллиантами. Я в красном платье и с сожалением думаю о перстне двоюродной бабки, который пребывает на попечении моего старого приятеля – хозяина ломбарда на задворках Плимута. (NB. Финансовая ситуация по-настоящему плачевна, необходимо собрать и отправить ненужную одежду старьевщику. С удивительно правдоподобным видом особы, живущей в достатке, накидываю манто, надеваю белые перчатки и туфли – одна из которых сильно жмет, – и сажусь в машину. Наглядный пример иронии судьбы.)

Очаровательная свадьба. Розмари Х. выглядит прелестно, подружки невесты крайне живописны. У одной из них ярко-рыжие волосы, и я столбенею, когда муж Мэри шипит мне сквозь зубы: «У тебя ведь такого же цвета были волосы, когда покрасилась?»

На приеме толпа народу. В основном все знакомые, но какая-то дама в розовом и в очках внезапно говорит, что я, наверное, ее не помню (чистая правда), но она как-то играла в теннис у меня в гостях, и интересуется, как поживают мои милые близнецы. Почему-то отвечаю, что у них все очень хорошо. Втайне надеюсь никогда больше с ней не встретиться.

Обмениваюсь любезностями с миссис Сомерс, новой соседкой. Она истово извиняется за то, что не нанесла мне ответный визит. Не знаю, что ответить: то ли, что этого не заметила, то ли, что она может исправить это упущение, как только пожелает. И то и другое прозвучит невежливо.

Старушка-леди Даффорд напоминает мне, что в прошлый раз мы с ней виделись на свадьбе у Джонсов и говорит, что в тот раз все закончилось печально, не прошло и года. И еще слышала ли я, что Грины расстались и что бедняжке Уинфред Р. пришлось вернуться к родителям, потому что Он запил? Неудивительно, что в заключение своей речи она говорит, мол, весьма тревожно наблюдать за тем, как два юных существа начинают совместный путь.

К парадному входу подъезжает большой автомобиль жениха. Старушка Д. наклоняется еще ближе ко мне и сокрушается, что в наше-то время жених бы приехал в карете, запряженной парой лошадей. Не выражаю ожидаемого согласия, поскольку считаю, что это совершенно ненужное напоминание о том, как летит время, да и вообще, я намного младше леди Д.

Легкую грусть от разговора несколько развеивает бокал шампанского. Я сентиментально спрашиваю Роберта, не напоминает ли ему происходящее нашу свадьбу. Он удивленно отвечает, что нет, пожалуй, нет, что здесь похожего? Подходящий ответ не придумывается, так что вопрос отпадает.

За отъездом новобрачных следует массовый исход гостей, и мы везем Келлуэев к себе на чай.

С огромным облегчением снимаю туфли.

3 марта. После игры в халму[67] Вики неожиданно интересуется, стала бы я плакать, если бы она умерла. Отвечаю утвердительно. «А очень сильно? – не унимается она. – А выть и кричать?» Воздерживаюсь от признания за собой способности к столь бурным проявлениям чувств, что, кажется, одновременно обижает и изумляет Вики. Говорю с Мадемуазель и выражаю надежду, что она не будет поощрять у Вики подобные размышления, почти что нездоровые. Мадемуазель просит перевести ей последнее слово, и, после некоторых раздумий, я предлагаю dénaturé[68]. Она театрально ахает, крестится и уверяет меня, что если бы я поняла, что сказала, то en reculer d’effroi[69].

Не возвращаемся больше к этому вопросу.

В семь часов за мной заезжает Жена Нашего Викария, и мы отправляемся на заседание соседнего Женского института, где я довольно опрометчиво согласилась выступить. По дороге Жена Нашего Викария рассказывает, что у секретаря в любой момент может приключиться сердечный приступ, так что ей ни в коем случае нельзя волноваться и перевозбуждаться. Потом многозначительно добавляет, что спровоцировать приступ может даже слишком сильный смех.

Поспешно пересматриваю свою речь и вычеркиваю две смешные истории. С огромным удивлением узнаю`, что в программу вечера входят танцы и игра в жмурки. Спрашиваю Жену Нашего Викария, что будет, если у секретаря таки случится сердечный приступ, и она загадочно отвечает: «Она всегда носит с собой Капли. Главное – не выпускать из виду ее сумочку». Занимаюсь этим весь вечер, но, к счастью, ничего драматичного не происходит.

Я выступаю, меня благодарят и просят выбрать победителя в Конкурсе Штопки. Соглашаюсь, несмотря на внутренние опасения, что мало кто разбирается в штопке хуже моего. Меня снова благодарят и угощают чаем с пончиком. Во время игры в жмурки все входят в раж. Главным событием вечера становится столкновение двух грузных пожилых матрон в центре комнаты с последующим шумным падением на пол. От такого уж точно может случиться сердечный приступ, и я готова помчаться за сумочкой, но все обходится. После всеобщего исполнения гимна Жена Нашего Викария выражает надежду, что фары ее двухместного автомобиля работают, и везет меня домой. К нашему облегчению и удивлению, все фары, кроме одной задней, работают, хотя светят довольно тускло.

Я приглашаю Жену Нашего Викария зайти. Она отвечает: «Нет-нет, право, уже слишком поздно», но заходит. Роберт и Хелен Уиллс спят в гостиной. Жена Нашего Викария говорит, что она только на минутку, и мы беседуем о деревенских жительницах в целом, о Стэнли Болдуине[70], отелях на Мадейре (где ни одна из нас не была) и прочих не связанных друг с другом темах. Этель приносит какао, но по тому, как она ставит поднос на стол, понятно, что она считает требования к ней в этом доме чрезмерными и, скорее всего, завтра попросит расчет.

В одиннадцать Жена Нашего Викария выражает надежду, что фары ее автомобиля по-прежнему работают, и идет к двери. Там мы говорим о предстоящем концерте в деревне, о попугайной лихорадке[71] и о местном епископе.

Автомобиль не заводится, и мы с Робертом толкаем его до дороги. Он долго дергается, тарахтит, но наконец мотор начинает работать. Жена Нашего Викария машет нам рукой в облаке пыли, и автомобиль исчезает из виду.

Роберт негостеприимно предлагает немедленно выключить свет, закрыть дверь и лечь спать, а то вдруг Жена Нашего Викария за чем-нибудь вернется. Так и делаем, но нам мешает Хелен Уиллс, которую Роберт тщетно пытается выгнать из дома на ночь. Она прячется то за пианино, то за книжным шкафом и в конце концов исчезает.

4 марта. Как я и ожидала, Этель просит расчет. Кухарка говорит, что в доме какой-то беспорядок и она, наверное, тоже уйдет. Меня охватывает отчаяние. Отправляю пять писем в Бюро по Найму Прислуги.

7 марта. Все безнадежно.

8 марта. Кухарка смягчается и говорит, что подождет, пока все не устроится. Хочется ответить, что в таком случае она с нами навсегда, но, естественно, не говорю. Еду в Плимут и провожу утомительный день в поисках мифических горничных. Встречаю леди Б., которая заявляет, что проблема с прислугой надуманна. Вот у нее такой проблемы НЕТ. Главное – правильное обращение. Твердость, но в то же время гуманность. А я гуманна? Понимаю ли я, что слугам тоже иногда нужно отвлечься? Я безрассудно отвечаю, что нет, обычно я после работы сажаю слуг на цепь в подвале. Леди Б. снижает мой сатирический пафос тем, что хохочет и говорит, какая, мол, я всегда забавная! Потом добавляет, что обязательно увидимся за обедом в гостинице «Герцог Корнуолльский»[72] – только там и подают приличную еду. Я с напускной сердечностью отвечаю, что, конечно, увидимся, и иду в маленькое неприметное кафе, где заказываю привычный обед, состоящий из печеных бобов и стакана воды.

Неизбежный вопрос, на который мучительно трудно ответить: если бы леди Б. пригласила меня отобедать в «Герцоге Корнуолльском», стоило бы принять приглашение? Признаюсь себе, что порядком устала от печеных бобов с водой, на которых все равно не продержишься целый день, занятый беготней за покупками и поиском прислуги. Более того, я всегда рада посмотреть на Иную Жизнь, в гостинице или еще где. С другой стороны, если бы я приняла приглашение на обед, цена которому пять шиллингов, это нанесло бы серьезный урон моему самоуважению. Размышляю над этой дилеммой всю дорогу домой, но так и не прихожу к определенному выводу.

День прошел крайне неудачно в том, что касается поиска горничной, в целом же поездка была не совсем бесполезной: я хотя бы нашла на тротуаре два довольно чистых сигаретных вкладыша с «Диковинными клювами».