Будни самогонщика Гоши - 2. Мир и нир

— …Таким образом, стандартная форма придаётся бутылке, если выдувать её в разъёмной деревянной форме, предварительно смоченной, чтоб раскалённое до тысячи градусов стекло не воспламенило древесину, — вещал отец, словно выступал в телепередаче «стеклодувное дело для чайников».

В такие минуты он был похож на лётчика-истребителя, показывающего ладонями фигуры высшего пилотажа. Папа «пилотировал» не самолёт, а длинную трубку. Демонстрировал, как достаёт из печи свисающую стеклянную грушу на конце этой трубки, выдувает шар, потом вращает, чтоб принял круглую форму.

Я раз попробовал. Отец меня практически заставил. Немилосердно жгло лицо. Я осторожно выдул апельсин, потом грейпфрут ярко-золотистого цвета. В полумраке гаража он смотрелся как что-то магическое. Яйцо дракона из «Игры престолов», не знаю. Папа показал, как вытянуть горлышко, чтоб получился графин. Или вазочка — ну хоть что-нибудь. Но при отделении от трубки моё творение раскололось и упало на бетонный пол. Отлетевший кусочек обжог щёку. Не мое…

Мюи же слушала отца, приоткрыв рот. Примерно, как ребёнок сказку на ночь. Мои родители больше не впадали в прострацию при виде её клыков и не намекали мне поискать дантиста-зубодёра.

Когда оратор сделал секундную паузу, чтоб отхлебнуть винца, она спросила:

— Михаил Петровьич! А ты можешь сделать стекло нам в окошко?

Он тяжко вздохнул.

— Знаешь, дорогая невестушка… Оконное стекло стократ сложнее, чем бутылочное или витражное, если не прибегнуть к методу флоат. Прозрачное должно быть оно. Без примесей. Я не знаю, как добыть здесь поташ, мышьяк, соду. Даже не представляю, как эти вещества звучат на языке Мульда.

Я точно знаю — никак. Потому что среди хрр-мрр-брр местного языка отец вставлял «поташ, мышьяк, сода» совершенно по-русски. Слово «флоат» мне самому не понятно, сделал заметку на память — расспросить. Если магический яндекс-переводчик Веруна не знает здешних аналогов, то их просто не существует.

Восхищаясь зелёной бутылкой, я ни капли не кривил душой. В гараже у отца были высокотемпературные термометры, электронные весы. В хозмагах или на фирмочках, торгующих химией, всегда можно купить необходимые компоненты. Здесь же он справился местными материалами, без приборов, без электричества, на глаз!

— Вы так много знаете про стекло, Михаил Петровьич! — промурлыкала Мюи.

— Мало я знаю, — неожиданно заявил папа. — Сын! Чтоб развивать стеклодувное дело, мне нужна информация.

— Выход в интернет? — я не удержался от колкости. — Скоро будет. Лет через семьсот. Запасись терпением.

— Ну что ты подначиваешь отца! — возмутилась мама. — Конечно, он просит дорогу в Россию. Узнает, что ему надо, прикупит необходимое — и вернётся.

— Негодяям, я более чем уверен, надоело нас ждать. Поговоришь с Веруном? — он требовательно заглянул мне в глаза.

Вот достали…

— Папа, я объяснял. И не раз. Ты же в курсе — богу врать нельзя. Он узнает, что стекловарение нужно нам для заработка. А у Веруна принцип: всё зло от денег и богатства.

— Скажем, что лекарства нужны…

— Нет, папа. Маме и всем, кто убирает его рощи и носит угощение, Верун поможет лучше любых лекарств. Ма! Объясни ему!

— Я сама говорила с Веруном, — призналась она и раскрыла ладонь. Над бугорком у большого пальца колыхнулась мутная тень. Ни хрена се… Биб! У тебя появился братик! — Он мне помощника дал. Я его назвала «доктор Хаус», потому что он помогает мне лечить болезни хрымов.

— Волчанка, сэр? — хором воскликнули мы с отцом и рассмеялись. Мюи чуть обиделась. Она знает, что благодаря Веруну мы все пришли издалека. Так далеко, что не доскачешь на кхаре. Из другого мира. И там всё-всё совершенно иначе. Досадует, когда чего-то не понимает из разговоров о прежней нашей жизни.

— Верун бывает упрямым, — вставила моя клыкастенькая. — Его расположение можно утратить в миг. Верьи высосут душу из вчерашнего друга.

Боги непостоянны. Она права. Сам стараюсь в общении с Веруном не переборщить. Хоть я ему — что апостол Павел. Три рощицы посажено…

— Папа! Мама! Я знаю только один повод просить Веруна открыть проход. Чтоб пригласить сестру к нам. Но подумайте: она в США. Согласится ли приехать? И сколько времени ждать у прохода? Портал так или иначе возникнет где-то в Брянской области. Если смогли сделать амулет, работающий против магии Веруна, вдруг сделают ещё один, улавливающий эту магию? И к порталу приедут дружки Артура.

Прошло несколько месяцев, мы не забыли про собачий ошейник с взрывчаткой, надетый на маму. Больше не нужно!

— Ты хочешь сказать… — процедил отец, — что от России мы отрезаны навсегда?

— Да. Навсегда и начисто. Что-то хочешь делать здесь — опирайся на местные средства. Стекло тут варят? Вспоминай всё, что знаешь. Что не успел нам растолковать, — я предупреждающе поднял руку. — Только не продолжай сейчас. Лучше узнай все секреты местных стеклодувов. И превзойди их.

По правде говоря, из вещей XXI века или даже предыдущего мне больше всего не хватает обычного калькулятора. Такого, что заряжается от света. Аккумулятор в смартфоне давно разряжен, из него калькулятор не включить. Ну не научен я считать экономику глейства! А Сая, женщина умная и опытная, явно не справилась с новшествами. На носу 1 декабря, День пришествия Моуи. Новый год по исчислению Мульда. Приедут судейские чинуши, они заодно и фискальные. Напомнят ласково, что пора подбивать бабки и платить налоги. Сая что-то недоглядела, а потом меня огорошила: ради налогов придётся залезть в долги!

Это был холодный душ. Глей-купец Гош привык чувствовать себя богатым. И вести жизнь богатого. Десять либ серебра[1] — минимальный резервный фонд, капитал много больше… Но я здорово просчитался. Во-первых, не пустил рожь в продажу и ещё прикупил, чтоб обеспечить производство нира до следующего урожая. В других частях королевства деньги для бухла выделены из казны, но в Кирахе-то пришлось за свои кровные!

Во-вторых, уголь. Верун без обиняков дал понять: леса не трожь. Не только его рощу. Она — святое дело. Неприкосновенна. Но и с обычными надо аккуратно. Без массовой вырубки.

А доставлять уголь подводами да создавать запас на несколько месяцев — очень накладно.

В-третьих, как и говорил, начал строить приличный каменный замок. Чтоб и с удобствами, и штурм выдержал.

Вот так деньги и разошлись. Доли с продажи нира на текущее хватает и даже больше. Но всё равно — мало. Мистер Жаба прав.

Надо сказать, налоги на глейство божеские, ставки невысоки. Но я захапал квадратные километры степи, а использую их не все. И с каждой квадратной меры — плати подать, засеял-застроил её или пустует — не важно.

А ещё людей увеличилось. Хрымов и воинов Нирага. Подушный налог — плати.

Производство нира — хорошее дело. Но раньше, при старом глее и его беспутном сыночке, доход приносили купеческие караваны, идущие из степи. Замятня вроде бы закончилась или к тому идёт, но караванов нет. Из Мармерриха, крупного порта юго-запада, не пришёл ни один. А как им пробраться через заросли? Дикие колючие кусты прилипнут и всё сожрут: людей, кхаров, любую органику.

Я как-то спросил Веруна: что делать. Он ответил: мост построй. Чтоб на человечий рост выше сорняков.

Это было за две недели до Дня пришествия Моуи. Божок осматривал свою рощу, самую южную — на захваченных землях степи. Цокал языком: росла плохо. Влаги мало.

— Мост наведи, — повторил он. — Но тебе не поможет.

— Почему? Давай — увеличу тебе угощение?

Я и так приволок ему целый мех. Включая глиняные кувшинчики с молочно-кислым по маминым рецептам. Мамину стряпню Верун полюбил больше других блюд. Ещё с удовольствием принимал мягкие «женские» наливки.

— Тенгруна не угостишь. Не берёт он угощение у смертных.

— Тенгруна?

Дедок посмотрел на живую изгородь, будто видел через неё. Погладил себя по лысине.

— Бога степи. Обидел ты его. Земли отобрал. Внутри ограды у него нет власти, это уже не степь. А вот наружу не ходи. Не простит. И караваны к тебе не пропустит. Злопамятный он.

Твою япону мать… Что же не предупредил, когда давал саженцы для колючих сорняков? Это вообще такая дурная манера в Мульде — сообщать в последний момент. Чтоб уже не изменить ничего.

— Чем его ублажить? Не знаю. Хочешь рискнуть — говори с ним сам. Если останешься живой, потом мне расскажешь. Прощай, Гош. Маме спасибо за пирог с ягодами.

Так что перед приездом дорого тестя с новой женой на новогодний праздник я пребывал в несколько сумрачном настроении. Вроде всё хорошо: семья со мной, в безопасности, дела движутся, даже если залезу в долг ради податей — месяца за три отдам. Ну, за четыре, если Клец зарядит свой обычный процент…

Но какое-то восьмое чувство говорило: не расслабляйся. Нет у тебя, Гоша, запаса прочности. Готовься. Моя многомудрая и ненасытная жаба, слушая этот внутренний голос, жалобно скулила.

Окончательно испортила состояние души моя мама. Из самых добрых намерений. Она решила моей бывшей возлюбленной Насте, теперь жене отца Мюи, фактически — тёще, рассказать слишком многое. Я убеждал маму: мы здесь чужие. Мы не вписываемся в этот мир. Как бы ни работало объяснение, что мы прибыли издалека благодаря Веруну и потому так отличаемся, достаточно всего шага до беды. Толпа с рёвом «колдуны!!!» набросится и растерзает. Никакой ТТ не сдержит. Да и не ради геноцида мы здесь.

Пока Настя в ахрене, не понимает, как из восемнадцатилетней девушки превратилась в одночасье в зрелую деваху в абсолютно непонятном мире, это одно. Держится за Клая ради выживания. Но если узнает правду…

Стотысячная попытка уговорить маму не делать глупость привела к ответу: «поздно, я уже приняла решение». Она — что армейский майор в юбке. Если отрубила по-своему, не переубедить. И не поставили над тем майором подполковника. Приезд гостей на празднование Дня пришествия Моуи грозился вылиться в крупные неприятности на дому. Их только не хватало перед следующими неприятностями — с налогами.

[1] Стоит напомнить: 1 либ — это примерно 400 грамм, 1 либ серебра равен 20 серебряным монетам — динам. 1 дин равен 20 золотым дукам.