Быть иль… Казаться

С начала следующего месяца последовали странные события, заставившие многих бойцов городского ополчения почувствовать недоумение и тревогу. Республиканские СМИ опубликовали срочную информацию о «противостоянии» Егора новой власти республики: будто бы он отказался признавать новое правительство, занимается захватом правительственных зданий в столице и расправой с неугодными ему официальными лицами. Далее, пресса сообщала о боестолкновении отряда Егора с отрядом полевого командира, руководившего в своё время операцией в аэропорту. Позднее премьер-министр заявил на брифинге, что Егор и «его люди» никому не подчиняются и никем не контролируются, и объявил их «вне закона».

Эта новость быстро разошлась среди бойцов и командиров подразделений. Люди были встревожены, не понимая, что происходит: разве не одни общие цели у всего ополчения, разве не поддерживают они соседей и не выполняют общие задачи? Впрочем, на следующий день появилось опровержение этих громких заявлений.

Но многие, и Иван в том числе, запомнили неблагожелательное отношение политиков нового государства и сделали вывод, что не всё так просто «в датском королевстве». Их командир, действительно, был человеком с независимым характером и обнаруживал свой, иногда отличающийся от декларируемых некоторыми политиками взгляд на отдельные события. Однако, Егор зарекомендовал себя грамотным военачальником и человеком слова.

Через несколько дней после вышеозначенного «недоразумения» в город вошли отступающие из Славянска ополченцы, возглавляемые своим командиром – Стрелкой.

Самый дорогой сердцу Ивана город был оставлен. Он чувствовал досаду, разочарование, злость – до этого момента он всё ещё лелеял в душе надежду вернуться туда. Разумеется, Иван не мог дать оценку решению «главнокомандующего», как именовал себя Стрелка, не обладая должной компетентностью и не располагая всесторонним знанием положения дел в покинутом городе. Однако, оставив без внимания недобрые слухи, непременно сопровождающие все события, требующие от руководителя принятия на себя особой ответственности, ему было, что сказать.

В память Ивана, в самую его душу впечатались слова, не раз слышанные от людей, протягивающих им, сынам и защитникам народным, от скудости своей – сокровище своё.

– Вы только не оставьте нас! – будто предвидя будущее, просили женщины и старухи, до боли напоминавшие матерей.

– Да что ты, мать! Не оставим, – отвечали они и сами верили тому, что говорили.

И всё-таки оставили – это война, со своими законами и правилами, смириться с которыми невозможно. И эта боль никуда не денется и не развеется, она лишь притупится со временем и уйдёт глубже, чтобы терзать в бессонные ночи и отравлять радость от совершения добра далёким напоминанием: а вот тогда оставил, не помог, предал. Сколько ещё предстояло ему испытать таких мгновений, не хотелось и думать. На душе было мерзко. Иван ненавидел Стрелку в эту минуту…

А главнокомандующий заехал во двор ОБОПа. Он уже объяснил перед камерами журналистов, что вынужден (из-за предательства правительства, подлости человеческой и неудачных обстоятельств вообще) покинуть город, державший оборону почти три месяца, и проследовать туда, где ему и место – в облцентр.

Что случилось с этим человеком в здании штаба местного ополчения, Иван не знал, поскольку на тот момент отсутствовал. Подъехал он уже тогда, когда ожидавшие за забором бойцы начинали понемногу шуметь из-за долгого отсутствия своего командира. Разумеется, они его дождались-таки.

Немного помятый Стрелка проследовал по спланированному маршруту далее, кто-то продолжил сопровождать его, а кто-то остался и вступил в ряды местного ополчения.

Иван подозревал, что задержался на штабе Стрелка вовсе не случайно и наверняка не совсем по своей доброй воле, – он хорошо помнил о некоторых трениях между командирами, – но мелкое злорадство не облегчило его подавленного состояния.

Следующая боевая операция прошла неоднозначно, несмотря на впечатляющие (для краткосрочных действий малой группы) боевые итоги и опубликованные победные реляции.

Отряд под непосредственным командованием Егора выдвинулся в пункт назначения поздним вечером, он включал в себя танк Т-64, БРДМ и пару десятков бойцов в нескольких легковых автомобилях и микроавтобусе.

Глубокой ночью они прибыли на точку, рядом с Карловкой (примерно в шестидесяти километрах на юго-запад от Горловки), находившуюся непосредственно на передовой: здесь силами ополчения сдерживались периодические атаки противника.

По приезду состоялось совещание, на котором Егор предоставил право руководить операцией бывшему военному – Северянину. Тот озадачил присутствующих рисованием на листе бумаги условных обозначений техники, в которых, впрочем, сам запутался, но задачу, казалось, все уяснили.

По плану, в условленное время к вражескому блокпосту должна была выдвинуться колонна техники: во главе – танк, за ним – БРДМ, далее – пара «джихад-мобилей» союзного подразделения и легковые автомобили. На определенном рубеже пехота покидает транспорт и двигается в пешем порядке по обочинам дороги, при необходимости используя как укрытие лесонасаждения. Основную работу при атаке блокпоста должен был выполнить танк, остальные силы – прикрывать его от гранатометчиков и ПТУРистов, а также проводить зачистку местности.

На рассвете группа выдвинулась в направлении противника. С самого начала всё пошло не так.

Танк, взревев двигателем, рванул на скорости в сторону противника – следовавший за ним БРДМ остановился, создав затор (позже командир машины объяснит задержку временной поломкой). Пока бронемашина наконец сдвинулась с места, а следовавшие за ней автомобили объехали её, вдали уже зазвучали выстрелы танка. Послышался звук выстрелов стрелкового оружия, крупнокалиберных пулемётов, снова громыхнуло танковое орудие, потом ещё и ещё. Вдалеке из-за деревьев поднялись к небу клубы чёрного дыма.

БРДМ и «джихад-мобили», уже двигавшиеся в заданном направлении, внезапно остановились, затем – начали разворачиваться и помчались обратно. Из люка бронеавтомобиля по пояс высунулся Шурик, с перекошенным, окровавленным снизу лицом он орал:

– Отходим! Танк подбили!

Паника всегда страшна, а на войне она, пожалуй, худшая изо всех возможных реакций солдата. Она выпускает джинна из бутылки, задействуя одну из сильнейших природных автопрограмм – инстинкт самосохранения, ничем не контролируемый и не сдерживаемый. Подобно смертельному вирусу, паника мгновенно заражает собой всё причастное к происходящему. Она распространяет страх без шанса противодействия ему воли и разума, оставляя возможность только для одного способа действия – бегства. Лишь единицы способны сопротивляться ей, но исключительную важность в условиях взрыва паники имеет поведение командира.

Мимо застывших возле своих машин бойцов подразделения Дикаря пронеслись БРДМ и «джихад-мобили», подбежал, почему-то с АПСом в руке, Северянин: его козлиная бородка нервно дёргалась, лицо было напряжено, прокричав: «Отступаем! Чего ждёте?! По машинам!», он убежал к своему пикапу.

Иван оглянулся и увидел Егора, напряжённо всматривавшегося вдаль и к чему-то прислушивавшегося. В этом бою он собирался испытать какое-то «чудо-оружие» – реактивный миномёт, крепившийся на плече, и теперь стоял немного растерянный, будто сожалея о неудавшемся опыте.

Иван подошёл к машине и заметил вмятину на передней пассажирской двери. На его вопросительный взгляд Костыль ответил: «Эти дебилы на бээрдээмке ударили – торопились сильно!», и тут Думка, большой добродушный парень, внимательно вслушивавшийся в раздававшийся вдалеке шум, вдруг сказал:

– Танчик наш, кажись, работает.

Все рядом затихли: действительно, вдалеке била танковая пушка. Но по кому там мог стрелять вражеский танк?

Иван повернулся к Егору:

– Командир, наш танк работает.

Тот вопросительно посмотрел на него, немного помолчал:

– Точно работает.

И они пошли.

Посреди дороги вразвалку шагал Думка с ПКМом на уровне пояса, в тельнике и бандане, по сторонам от него – гранатомётчик крымчанин Денис и темноволосый смуглый ветеран Костыль. Правее в посадке шли Витя Славянский и Плешнер. Иван сопровождал командира, от души веселившегося пальбой из новой «игрушки», оказавшейся довольно громкой.

Вдалеке по флангам полыхали огоньки, сообщая, что их заметили, они изредка коротко отвечали – дистанция была велика. Танк продолжал работать.

Через несколько минут Иван заметил появление своих разведчиков, а ещё минут через десять-пятнадцать явился и руководивший операцией Северянин. С озабоченным видом он подбежал к Егору:

– Командир, считаю необходимым доложить о необоснованной опасности, которой вы себя подвергаете…

(Любил он выражаться формальным языком, слабость такая у него была. Бывает, как загнёт: «Из стратегической необходимости создания тактического превосходства превентивности средств дислокации…» – и прямо на камуфляжных северянских штанах слушателю вдруг уже мерещились откуда-то появившиеся лампасы.)

Догадавшись наконец, что командир его попросту не слышит или создаёт такую видимость, Северянин вздохнул, едва заметно пожал плечами, будто сказал: «Эх, нельзя же так, устав для всех писан, да что мы-то, подчиненные-то можем?..» и удалился вперёд, возглавлять, пока не поздно, атаку.

Тут появились и «джихад-мобили», лихо разворачивающиеся и обрушивающие на противника ливень свинца калибра двенадцать и семь. Очень эффектно смотрится.

Однако, пройдя вперёд ещё метров сто-двести, Иван снова увидел теперь уже возвращающегося Северянина и поначалу даже немного испугался. Командовавший операцией дико орал, зажмурив глаза, и скакал на одной ноге, вторая была подогнута – издалека создавалось впечатление, что её оторвало, только вот крови почему-то не было. Сбоку его поддерживал Плешнер с озабоченным лицом. Иван подошёл поближе:

– Что тут у вас?

Северянин уже не орал – теперь он громко стонал, но глаз не открывал по-прежнему. Плешнер разорвал перевязочный пакет, разрезал раненому штанину и – удивлённо уставился на маленькую царапину ниже колена. Иван посмотрел на него, на Северянина, и молча поспешил догонять командира. (Позже выяснилось, что «рану» причинила сигнальная ракета, установленная на подступах к блокпосту. Впрочем, возможно, что Ивану и Плешнеру показалось, будто ранение Северянина было пустяковым, поскольку ещё около двух месяцев он передвигался на костылях.)

Обратно возвращались в триумфальном настроении: были уничтожены два блокпоста, один танк, несколько бронемашин и множество живой силы противника – крови было много. Однако практически полностью эту боевую задачу выполнил один танк. Кстати, наград экипаж так и не получил, а все лавры достались «руководителю операцией».

Обращение Егора к главнокомандующему осталось без ответа: блокпостов на месте разрушенных вражеских укреплений выставлено не было. Это сыграло свою роковую роль позднее при наступлении противника на этом направлении.