Лондон. Путешествие по королевству богатых и бедных

Этот прекрасный и изысканный район, который не имеет себе подобных ни в одной европейской столице, возник буквально на глазах всего за несколько лет. Болота и пустыри, будто по волшебству, превратились в улицы и парки. Из земли выросли огромные, словно дворцы, здания, которые были раскуплены или взяты в аренду задолго до окончания строительства.

В этих кварталах, возведенных силами самой знати или для нее, все предусмотрено, все заранее рассчитано, чтобы предупредить потребности и удовлетворить капризы любимцев фортуны, ради которых как будто и были созданы и рождены все прочие люди. Нигде в Лондоне город и природа не слиты воедино с такой изобретательностью. Нигде жизнь тех, кто способен платить за роскошь, не окружена такой заботой и изыском. Дома прячутся в огромных, как парки, садах, а общественные места для прогулок похожи на настоящий и прекрасный лес. Длинная полоса зелени, тени и ручейков, не прерываясь, проходит по всему Вест-Энду и создает ощущение вечной свежести и прохлады. Широкие улицы, с которыми не сравнятся даже парижские Большие бульвары, почти везде пересекаются под прямым углом и благодаря отсутствию высоких зданий пропускают воздух и свет. Ничто здесь не напоминает о работе, бедности или тесноте, которые — увы! — являются обычными условиями человеческого существования. Здесь нет ничего, что могло бы оскорбить или опечалить зрение и слух. Экипажи не едут, а скорее проскальзывают по дорогам, чье мягкое и пружинистое покрытие скрадывает даже стук копыт; каретные сараи и конюшни располагаются позади домов, в аллеях и тупиках, которые называются mews[31], откуда экипажи выезжают в строго определенное время, чтобы доехать до Риджентс-стрит и остановиться перед модным магазином. Там миледи покупает одну-другую изысканную вещицу, а чуть погодя отправляется в Гайд-парк на прогулку.

Ходячая реклама

Несмотря на то что Вест-Энд распростерся уже по отдаленным пригородам Лондона, площадь Гросвенор, находящаяся на востоке Гайд-парка, остается штаб-квартирой аристократии. Только там — и нигде больше — вы встретите высших должностных лиц государства, чужеземных послов и министров, лордов, епископов и других представителей церкви, которая в Англии называется Высокой — High Church. Одним словом, к этому уникальному, привлекательному и престижному месту тяготеют все, кто по наследству или благодаря собственным энергии, отваге и настойчивости получил богатство и почет. Их жаждет человек любой национальности, но англичанину они необходимы, как никому другому.

Другого такого — полного напускных манер и условностей — общества не найти во всем мире; но в то же время надо признать, что никто не сравнится с Англией в целеустремленности и упорстве, благодаря которым она достигает поразительных результатов. И невозможно забыть того глубокого впечатления, того почти благоговейного чувства, которое возникает, когда одинокие прогулки в первый раз приводят в величественную и тихую Белгравию: ее широкие улицы, способные пропустить через себя население целого города и при этом всегда свободные; длинные ряды одинаковых домов, порой сомнительного и эклектичного стиля, но всегда монументальных. Благодаря их фронтонам, колоннам, аттикам и капителям кажется, что идешь между двумя Парфенонами; просторные площади Белгравии и Итона с их зелеными скверами, обрамленными высокими деревьями и металлическими решетками, образуют прекрасные ансамбли, которыми все англичане могли бы по праву гордиться, если бы забыли, какой ценой они были созданы. Однако подобного зрелища вы не найдете ни в одной другой столице.

Улица Вест-Энда в три часа пополудни

Аристократия подобна полевым лилиям, о которых в Евангелии говорится, что они не ткут, не прядут, а одеваются так, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них[32]. Это означает, что все прочие должны трудиться, чтобы произвести на свет, а потом поддержать и сохранить эту часть человеческого общества, часть высшую, которая является его цветом и подобна нежной лилии. Чтобы удовлетворить потребности этой великосветской колонии, живущей в сердце Лондона, но не имеющей с ним ничего общего в том, что касается вкусов, привычек и нравов, три старые деревни: Пимлико на востоке и юге, Челси на юго-западе и Бромптон на западе — превратились в полупромышленные-полукоммерческие кварталы, в которых сосредоточились производство и торговля, обеспечивающие этих чистых потребителей всем необходимым для их широкого образа жизни.

Но это соседство никого не вводит в заблуждение, и, хотя Белгравия граничит с Пимлико, Челси и Бромптоном, люди великосветские никогда там не селятся. Правда, некоторые состоятельные буржуа и представители нетитулованного мелкопоместного дворянства — gentry — имеют право жить в Пимлико, на одной определенной улице, не боясь навсегда лишиться своих прав, а что до Челси и Бромптона, то там нельзя обосноваться, не отступив от традиций и не унизив себя. Семьи состоятельные и с положением, которые по той или иной причине не смогли найти подходящее жилье в эдеме Белгравии, предпочитают уехать подальше, за сады Кенсингтона, чем остановить свой выбор на Челси или Бромптоне, которые гораздо ближе к центру Белгравии. Они оставляют лежащий в низине Бромптон с его теплой и влажной атмосферой больным чахоткой, столь многочисленным в Соединенном Королевстве, и особенно в Лондоне, а Челси — людям разорившимся, банкротам, неудачникам и людям, стыдящимся собственной бедности, которые хотят создать видимость достатка и сойти за людей приличных.

Цветочница

Тайберния обязана своим названием виселице Тайберн, которая когда-то стояла неподалеку от современных Мраморных ворот Marble Arch, что высятся на углу Гайд-парка, напротив Грей-Чемберлен-стрит. Это обширный квартал, который возник около тридцати лет назад на пустошах, принадлежавших лондонскому епископу. Народ называет этот новый район Паддингтоном. На севере он граничит с Гайд-парком, на северо-востоке — с Эджвер-роуд, а на западе заканчивается у симпатичных кварталов Бейсуотер и Норленд. Здесь находится красивейшая улица в мире — Вестбурн-террас, которая описывает длинную дугу между Гайд-парком и Большой западной железной дорогой. Эта уникальная в своем роде улица, которая по праву могла бы служить образцом для всех европейских столиц, с обеих сторон обрамлена бульварами и купами деревьев, которые превращают ее в парковую аллею. Между этими прекрасными бульварами и фасадами домов с каждой стороны проходят дороги — очень широкие и ухоженные, по которым экипажи могут подъехать прямо к дому и по которым разрешается ездить только жителям Вестбурн-террас.

Все дома на этой великолепной улице были построены по одному проекту: перед каждым из них высятся перистили с колоннами из искусственного мрамора, которые придают их облику величественный вид. Но эта прекрасная архитектура требует теплого южного солнца. Безжалостный лондонский климат портит слишком деликатные материалы, и копии памятников Греции и Италии плачут по яркому свету, заливающему и, похоже, защищающему храмы Акрополя и Пестума.

Принц Уэльский, который очень долго носил титул регента, а затем стал королем под именем Георга IV, захотел основать в районе Риджентс-парка новую штаб-квартиру аристократии. Он поручил двум в то время очень модным архитекторам Нэшу и Децимусу Бертону построить с юга от парка ряды монументальных домов, наподобие тех, что образуют прекрасные террасы в Йорке, Камберленде и Корнуолле. Но, несмотря на его королевское пожелание, несмотря на гигантские усилия, капризная особа по имени мода так никогда и не приняла окрестности Риджентс-парка. Немного представителей буржуазии и те, кого называют gentry, — вот и все, кто смог приспособиться к этим краям. Что до обширного пространства, заключенного между Риджентс-парком на востоке, Нью-роуд — на юге, Эджвер-роуд — на западе и Северо-Восточной железной дорогой — на севере, то его можно считать самым очаровательным кварталом Лондона. Он называется Лес Святого Иоанна: это восхитительное единство садов и домов — коттеджей и особняков, утопающих в цветах и увитых разнообразными вьющимися растениями. Этот Лес — излюбленное место жительства мелких торговцев, которым тридцать-сорок лет напряженной работы дали право на спокойную старость.

Партия в крокет в саду Белгравии

Мраморные ворота (Marble Arch)

На востоке от Риджентс-парка тянутся тихие проспекты Камден-тауна, Камден-Нью-тауна и Кентиш-тауна, а также находится торговый квартал Сомерс-таун, где еще можно найти приличное жилье за умеренную плату.

Обширный прямоугольник района Марилебон, который находится на юге от Риджентс-парка, теперь почти полностью покинут обеспеченными семьями: их можно найти в окрестностях площади Кавендиш, где продолжительное время жили самые знаменитые лондонские врачи. Крупные адвокаты и некоторые богатые торговцы охотно селятся вокруг прекрасных площадей-скверов Рассела, Бедфорда и Монтегю, а бывшие королевские особняки, построенные вокруг Королевской площади и площади Блумсбери во времена королевы Анны для знатных и богатых, сегодня отданы мелкой буржуазии — впрочем, как и наша парижская Плас-Руайаль — и поделены на крохотные квартирки для мелких служащих и рабочих. Sic transit Gloria mundi![33]

Мы уже упоминали космополитический квартал вокруг Лейчестерской площади, который расположен между улицами Лонг-Акр и Хеймаркет и между Национальной галереей и улицей Оксфорд. Уважающие себя англичане предоставляют этот район малопритязательным иностранцам. Тут встречаются выходцы из самых разных стран — из Франции, Германии, Польши и Испании. Что до англичан, то здесь живут бакалейщики, трактирщики и мелкие лавочники всех сортов, которые счастливы тем, что могут наживаться за счет презренных инородцев.

На холмах, возвышающихся на севере от Сити, расположил свои скромные и мирные дома Ислингтон — тут живут мелкие собственники. На восток и юго-восток от Ислингтона, между границей Сити и Окружной железной дорогой, нет ничего, кроме жалких предместий: Спиталфилдса, Бетнал-Грина, Уайтчепела, Вэппинга, Боу и Степни, где обретаются в жалких лачугах печальные жертвы английского обнищания — самого жестокого, ужасного и, возможно, самого непоправимого на земле.

Если теперь пересечь Темзу и направиться на юг, то мы попадем в кварталы Ротерхилл и Бермондси, где живут моряки, лодочники, кожевенники и прочие ремесленники и чернорабочие, которые довольствуются грязным и ветхим жильем в этом богом забытом углу. А еще в нескольких милях на юг от Лондонского моста находятся округ Кемберуэлл — излюбленное место жительства немецких торговцев, а также Невингтон, Брикстон и Клапхэм, где проживают буржуа. Эти кварталы снова заполняются по-настоящему английскими домами, то есть домами простыми, чистыми и удобными.

И кстати, поговорим об английском доме. Его знают и ценят во всем мире, и тот, кто видел его хоть раз, никогда не забудет. Его столько раз описывали, что, даже если вам ни разу не довелось побывать в Англии, вы хорошо представляете, о чем речь. Так вот, в Англии порой кажется, что каждая улица, каждый квартал являются творением одного архитектора, который хотел строить все в одном стиле и которому нравится тиражировать единственный свой проект в тысячах экземпляров. Английские дома так похожи, что их можно отличить только по номеру. Исключением являются аристократические кварталы, которые мы попытались описать, а в других районах царят посредственность и однообразие, на которые всякий, даже не обладающий взыскательным вкусом иностранец смотрит с непониманием и даже раздражением. Зато англичан их дома более чем удовлетворяют: они ими гордятся и считают идеальными. Как правило, это двух-, изредка трех— и совсем редко четырехэтажные здания. Никаких въездных ворот, поскольку лошади и экипажи стоят отдельно. Ров, защищенный заборчиком или накрытый решеткой, отделяет дом от довольно широкого тротуара и проезжей части. Глубина этого рва доходит до нескольких метров, и в нем прячутся кухни, кладовки, подвалы — одним словом, все служебные помещения. Туда доставляются продукты, и это никоим образом не нарушает покоя хозяев. Обычно в таком доме живет одна семья, что избавляет его от наказания Господня в лице портье или консьержки, и потому на его довольно узком фасаде виднеется два-три окна, не больше. Английские окна открываются не так, как у нас: каждое окно состоит из двух частей и нижняя рама, подвижная, может подниматься и опускаться, что дало этой конструкции зловещее название «гильотина». Белокаменная плита, которая лежит надо рвом наподобие мостика, служит проходом к выкрашенной под дуб двери в дом. На ней висит медная табличка с черными буквами: там указываются имя, звание и профессия хозяина. Разные колокольчики и молоточки предназначены для разных посетителей, и каждый знает, как ему следует звонить или стучать, и никто никогда не ошибается. Почтальон стучится совсем не так, как посыльный, а громкий и продолжительный звонок возвещает о прибытии важной персоны, коей считает себя каждый настоящий джентльмен. Здесь мы опять сталкиваемся с делением общества на классы и с его иерархией, которая представляется необходимым и неотъемлемым условием жизни англичан.