Как соль... или Ангелы девяностых

<p>

</p>

Как соль... или Ангелы девяностых

А мы не ангелы, парень!

Нет, мы не ангелы.

Темные твари, и сорваны планки нам.

Если нас спросят

Чего мы хотели бы?

Мы бы взлетели

Мы бы взлетели...*

* Агата Кристи&БИ-2

Михаил Басаргин

В ночной тишине тикал будильник, обычно, его мерное "тик-так" навевало Мишке сладкую дрёму, но сегодня сон не шёл, беспокоили плохие предчувствия, а выспаться надо бы. Назавтра, на территории заброшенного цементного завода, Жорик Бочаров, местный авторитет, назначил стрелку Алику Хванчкаре - рынок делить. Хачики совсем обнаглели, отказываются баблосы отстёгивать за крышу. Жорик собирался призвать их к порядку, и Мишка подозревал, миром этот разговор не закончится.

Под боком, уткнувшись ему под мышку золотистой макушкой, тихо дышала Маргошка, затаилась.

Мишка чувствовал, тоже не спит - тревожится.

Ничего он ей не рассказывал, но она такая, Маргошка - чуткая, всегда чувствует Мишкино настроение.

А Мишка нервничал. Да и как тут не нервничать - Жорку неимоверно бесили Мишкины рассудительность и спокойный нрав. И не раз, с перекошенной красной мордой, он орал на Мишку: "Что ты как баба политесы разводишь, ты этим барыгам ещё в ножки поклонись! Им в зубы, да с носка - чтоб место знали! Жёстче, жёстче действуй - бабки на крови месят, снимай белые перчатки, чистоплюй!". Но Мишка не хотел почём зря кровь лить, и старался договориться миром.

И вот теперь он предполагал, что Жорик им легко пожертвует, да что там предполагал - знал.

- Эх, и не откажешься - пацанская честь не позволяет.

Прошла жизнь, и что хорошего он в ней видел? - мама врач скорой, в две смены горбатилась, всё тянула сына - так и померла на работе. Да вот, Маргошка, солнечная девочка, если убьют, одна о нём и вспомнит.

- Маргош...

- У-у

- В ванной в левом углу плитка отодвигается, там деньги.

- Зачем мне это?

- Так, на всякий случай...

Маргоша теснее прижалась к Мишке, и положила лапку ему на грудь.

- Маргош, ты меня любишь?

- Люблю....

- А как?

Маргоша долго молчала, Мишка уже думал - не ответит. Но она, сжав лапку в кулачок, прошелестела:

- Как соль.

Вот же... нет чтоб сказать: до смерти, как солнце и луну, или ещё что-то красивое... - когда не надо, так шпарит стишками, не остановишь, а тут выпендриться решила. Мишка расстроился - вспомнит, как же - забудет через неделю.

- А ты?

- Что ты?

- Ты любишь?

- Нет, привык просто.

Маргошка обиженно засопела и отодвинулась, повернулась к Мишке спиной и сделала вид что уснула.

Утром Мишка, вполне ожидаемо, проспал. Разбудил его звук захлопнувшейся за Маргошкой двери.

На кухне витали аппетитные запахи, на столе, прикрытый салфеткой, ждал завтрак. В сердце шевельнулась благодарность, зря он вчера так - Маргошка, как ни обижалась, покормить своего мужчину никогда не забывала.

Но ёпрст, почему всё такое пресное, жрать невозможно, и солонка пустая, и в шкафчике, где хранился пакет с солью - тоже пусто.

Чёртова девка! Нашла время правоту доказывать, может это последний в Мишкиной жизни завтрак, а она за своё! В гневе Мишка смёл тарелки на пол, и прямо по этому омлету-салату потопал на выход.

Во дворе у зелёного жигуля, уже нетерпеливо переминался братуха-напарник, длинный сутулый Генка.

- Ты чего, Миха, давай шевелись, опоздаем - Жорик в асфальт закатает, - испуганно выпучил и без того круглые совиные глаза друган.

- Да и нах этого Жорика, если ещё будет кому закатывать.

Мишка зло хлопнул дверцей, ему до слёз было обидно помирать вот так, с голодно-бурчащим желудком, даже не позавтракав в последний раз.

- Поехали в шашлычную, пожрём напоследок, а потом, прямо к цементному и отправимся, как раз к встрече и приедем. Жорику, если что, скажем - жигуль заглох.

Бледный, явно тоже не выспавшийся, Генка принял предложение без обычного энтузиазма:

- Так нельзя ж вроде, а вдруг маслину в пузо поймаешь, говорят, если нажравшись - хана.

- Заткнись, салабон - накаркаешь, пусть уж: "если смерти - то мгновенной, если раны - небольшой".

Впоследствии, Мишка думал, именно эти полчаса, пока они с Генкой торопливо глотали переперчённый шашлык, запивая пахнущее дымом жирное мясо тепловатым пивом, сыграли в его судьбе поворотную роль.

Ещё не доезжая до завода, парни услышали звуки отдалённой стрельбы.

Оставив машину за поворотом, пригибаясь и прячась за кустами и высокими бурьянами, они побежали в сторону выстрелов.

Дозорного хачиков Мишка срисовал первым, молодой "ара" напряжённо пялился в сторону заводской проходной.

Подкравшись к нему со спины, Миха хорошенько приложил чёрного по макушке кирпичом, а потом и ещё раз, для надёжности - теперь скоро не очухается.

Обшмонав тушку, они прилично пополнили боекомплект. Мишка набрал патронов и ТТэшку, а Генке достался самодельный дробовик - двустволка с отпиленными стволом и прикладом.

Пробравшись на территорию и рассмотрев диспозицию, Мишка понял - Жорик в глубокой заднице.

Пацанов загнали в здание развалившейся проходной, там одни стены остались. Им не давал высунуться пулемётчик хачиков. Засел на высотке, и лупил короткими очередями по окнам.

Кто-то из бочаровских скупо отстреливался из-за продырявленной Поджеры, видно берёг патроны.

Около простроченных очередями машин валялись несколько трупов - наши, понял Мишка: вон тот крупный, нелепо вывернувший шею мужик - Славка Карасёв, правая рука Жорика; а рыжий рядом - Кузя - Женька Кузнецов, одноклассник Генкин.

Скорей всего, пулемётчик и положил пацанов, едва они из машин вышли - не собирался Хванчкара переговоры разводить.

Всё ясно: как только у Поджеры закончатся патроны, чёрные под прикрытием пулемётчика подберутся к проходной и забросают пацанов гранатами, только фарш и останется - кирдык котятам, короче.

Красную бандану Хванчкары Мишка приметил в расположенном чуть в стороне окопчике - хачик что-то азартно обсуждал с кунаками. Чёрные громко гыркали не по-русски и размахивая руками, показывали то на проходную, то на Поджеру.

И тут у Мишки сам собой сложился в голове план.

- Генчик, ползи к высотке и вали пулемётчика, нах.

Генка опасливо посмотрел в ту сторону:

- Он не дурак, один там сидеть, наверняка с охраной.

- Бери ТТэшку - протянул пистолет Миха, я чуток подожду и отвлеку их, тогда и мочи.

Дав время Генке, Миха подполз к вражескому штабу, и спрятался за куском торчащей из земли бетонной плиты.

- Ну, небесный тёзка, архангел Михаил, не подведи - и, выдернув чеку, он швырнул в окопчик свой последний аргумент - "лимонку", прикупленную по случаю у знакомого вороватого прапора Пыжикова.

Пыжиков, жадная скотина, мог и муляж продать, и если это так... но нет, настоящая, уберёг Михайла.

От взрыва заложило уши и тоненько зазвенело в голове, по бетону забарабанили осколки и комья земли.

Мишка осторожно выглянул из-за камня.

От увиденного, так скрутило живот в рвотном спазме, что он выблевал не только утренний шашлык, но и позавчерашнюю пиццу.

Кунаков разметало взрывом, и они валялись среди красно-бурых ошмётков серыми присыпанными землей холмиками. Хванчкара же, сидел привалившись к дальней стенке, сучил ногами в щегольских остроносых сапожках и судорожно пытался удержать руками ползущий из живота ливер, а из его рта и носа, широкой лаковой волной, лилась ярко-алая артериальная кровь.

Пулемётчик озадаченно притих, и сквозь шум в ушах, Мишка услышал, как дважды громко бабахнул дробовик, а потом затукала ТТэшка - Генка сработал.

А дальше всё в Мишкиной голове перепуталось и смешалось: они с Генчиком оказались героями, Жорик обнимал Мишку и при всех называл его братом, говорил, что обязан ему жизнью и вовек этого не забудет. Отдал под Мишкину руку уцелевших пацанов погибшего Карася, и назначил смотреть за южным краем рынка.

Хороводом плыли перед глазами: кабак, баня, девочки, Жорик вручающий Мишке ключи от Бэхи, траурные венки, кладбище, опять кабак... и рефреном - Хванчкара, запихивающий кишки в живот, и серые судорожно дёргающиеся холмики в кровавом месиве на дне окопчика.

Домой Мишка попал дня через четыре, в полувменяемом состоянии.

Проспавшись, он отправился на кухню попить воды из-под крана.

Кухня сверкала чистотой, никаких следов его гневной выходки, а на столе, на видном месте, лежали ключи от входной двери. Это означало: Маргошка серьёзно обиделась, и Мишке предстояло идти просить прощения.

Маргошка, она такая: мелкая как котёнок, а гордости и упрямства на стадо баранов хватит. Но Мишка прощал ей эту маленькую слабость, он знал: Маргошка так же жаждет примирения, как и он, ну и какая разница, кто первым придёт, он же сильный мужик, в конце-то концов.

Но конкретно сегодня: после кошмаров, кабака, бани - идти мириться было в лом, и Мишка не пошёл.

Новые обязанности закрутили и завертели Мишку, как белку в колесе, так и неделя прошла, а он всё ещё оставался в контрах с Маргошкой.

А потом, непогожим августовским вечером, он встретил Галку.

Вернее, он её давно приметил в соседнем дворе, ещё с начала лета. Видная деваха - высокая, с гривой чёрных волос. Вся такая цветущая - фруктово-ягодная. Глаза как вишни; губы - малина; грудь - две дыньки; ну и задница - два арбузика.

Маргошка бы сказала: "Арчимбольдовский портрет", но Мишка не знал кто такой Арчимбольдо, а Маргошка не видела Галку.

В тот, не по-летнему промозглый вечер, шёл сильный дождь, Миха промок пока добежал от машины к подъезду, и раздражённо тыкал пальцем в кодовый замок - тут она и подвалила - Галка.

Попросила разрешения с ним в подъезд войти, вежливый Миха поинтересовался:

-- Кому, мол, такое счастье стучится в дверь?

Оказалось, к кому-то из новых, приезжих, Михе незнакомых. Да вот горе - нет их дома, и девушка вынуждена маяться в подъезде.

Оглядев ещё раз фигуру, Миха нашёл её весьма смачной, и решил, а чего б и не припарковать, в смысле паркуа не па, (всё Маргошка).

Так Галка и попала в его двухкомнатную хрущёбу, а раз попав, покидать не собиралась.

Ох, горяча и ненасытна оказалась Галка в постели, такие кульбиты выделывала - Мишке приходилось потрудиться, чтоб не ударить в грязь лицом и дать стране угля. А она и утром тёрлась, показывая, что не прочь ещё разочек...

Сначала Мишку умиляли Галкины непосредственность, и простота нравов. Любила она ходить голой по квартире, показывая, так называемый "товар", лицом. Громко смеялась любым, даже самым незамысловатым, его шуткам.

А вот хозяйственные хлопоты игнорировала напрочь: "не для того я уехала из провинции, Мишенька, чтоб на кухне горбатиться и веником махать" - и Миха теперь питался в чебуречной на базаре.

Галкины лифчики, трусы, колготки были разбросаны по всему дому, и находились порой в самых неожиданных местах; повсюду валялась косметика и гламурные журнальчики. А ей хоть бы хны, она целыми днями болтала по телефону, красила ногти, холила "красоту", и в сотый раз смотрела по видику "Красотку".