Маленькая книга историй о женской сексуальности

Наташа Секретарева. Я ничего не чувствую

Мы вернулись в гостиницу за полночь. За ужином я выпила три кружки пива. Хотелось перестать думать о себе, о Вите, о том, что я просила его не приезжать. Пиво вызвало тревогу. Во рту осела пшеничная горечь. Мутило. Говорить друг с другом не хотелось, поэтому обсуждали погоду. Всё это время я пугала Витю проливными дождями, ветрами и падениями в каналы. Нидерланды действительно оказались серой, покрытой плесенью дырой. Но в этот день в Гааге, как назло, светило всё ещё отдающее теплом солнце. Город превратился в кирпичные пряники. Средневековые площади заполнили чайки и клерки. Я тоже хочу стать клерком. Возможно, потому что не вижу разницы между безразличием и работой. Возможно, потому что мне на неё всё равно.

— Знаешь, Гаага не такая, как я думал. Мне даже нравится. Я бы здесь пожил.

— Тебе так только кажется.

Нидерландцы — одни из самых высоких людей на свете. Я думаю об этом, когда по пути в ванную ударяюсь лбом о балку. Отвечаю внутреннему голосу, что они также славятся экономностью и практичностью. Неуклюже наклоняюсь, чтобы намочить зубную щётку. На экране телефона пусто. Пишу маме: «Мы с Витей гуляли и ложимся спать. Всё хорошо!».

Витя заплатил почти за всё (я не возражала), но сегодняшняя прогулка всё равно стоила мне недели без шоколада, моего главного и единственного развлечения в Нидерландах. Я уже давно живу за чужой счёт, будь то Витя, родители или университет. Единственные заработанные за два года деньги я потратила на трёхдневный музыкальный фестиваль в Париже. А потом пропустила половину выступлений, потому что оказалось, что трезвой мне эта музыка не нравится, а на фестивальный алкоголь у меня денег нет.

Из комнаты доносится «Южный парк». Все мужчины, с которыми я спала, смотрят этот мультик. Эрик Картмен, Стенли Марш, Кайл Брофловски и Кенни стали для меня воплощением абсолютного зла. Кажется, я была в ванной минут пятнадцать.

Возвращаюсь в комнату. Витя сидит на краю кровати в трусах и заискивающе смотрит на меня. Как преданный пёс. Пузатый Хатико. Зачем он так смотрит — лучше бы нагрубил или назвал сукой.

— Ты совсем не похудел.

В нижней части живота стало горячо. Так бывает, когда я мерзко себя веду. Мямлю, что иду спать, и с ужасом осознаю, что не могу вспомнить, есть ли у меня завтра пары. Наверное, у меня всё-таки рак мозга, как у юристки из международного консалтинга, на лечение которой собирали деньги в фейсбуке. Она так много работала, что больше года принимала симптомы болезни за усталость. На странице по сбору средств было написано: «Однажды ночью Аня посмотрела на договор коммерческой концессии и поняла, что не понимает прочитанного ни со второго, ни с пятого раза. Потом она проснулась в больнице». Отгоняя мысли о мучительном лечении и неизбежной смерти, я пробормотала что-то о том, что дел много, а я одна и вообще устала.

Тесная гостиничная комната подчёркивала нелепость Вити — волосатый медведь в посудной лавке. Медведь — кандидат наук. Медведь — известный политолог. Медведь, который не спит со страшными женщинами, потому что уважает себя. Многоликий, в общем, медведь. Большую часть комнаты занимала двойная кровать. Как я люблю — просторная, с четырьмя упругими подушками и скрипящим белым постельным бельём. У меня есть привычка — я засыпаю, крепко зажав одеяло между ног. Лет в 11 я так мастурбировала. Зажимала одеяло и двигала им вверх-вниз. Я хмыкнула от абсурдности ситуации, чем нарушила хрупкий статус-кво между нашими с Витей телами. Фригидная жена поворачивается к законному супругу спиной и фантазирует о сексе с одеялом из «Икеи». Размер одеяла не уточняется.

Витя — большая ложка лежал ко мне достаточно близко, чтобы я чувствовала его живот, колени, член. Я всё ещё надеюсь, что смогу завтра проснуться совсем другим человеком. К примеру, незамужним. От напряжения (наверное) я возбудилась, трусы стали мокрыми. Завтра будут разводы, а я не взяла запасные. В это время рука Вити начинает ёрзать ниже пояса. Это не доставляет мне удовольствия, но я его не останавливаю.

Секс мне кажется логичным продолжением путешествия руки вокруг вульвы, поэтому я поворачиваюсь к Вите и мы целуемся. Через пять минут мы лежим голые, и Витя тянется за подготовленным презервативом. Когда я оказалась у него дома впервые, мы не занимались сексом, потому что он три раза пытался войти в меня без презерватива, а я три раза отползала от него. Голая. Я хотела сказать, что не хочу детей и боюсь заболеть, но вместо этого много смеялась.

Витя потянул меня к себе, удерживая второй рукой презерватив на члене. Я послушно вскарабкалась на распластавшегося Витю, и он не без усилий вошёл в меня. Думаю, он предпочитает эту позу, потому что прочитал в интернете, что она помогает женщинам чувствовать больше с маленьким членом. На самом деле думаю, что он бесхребетное чмо и пытается не прилагать каких-либо усилий. Интернет соврал, я всё равно ничего не чувствую. Всё, что я делаю, это думаю о своих широких плечах и маленькой груди. Пока я считала, сколько раз за последний год меня спрашивали, занимаюсь ли я плаванием, Витя вскрикнул, обмяк и снова потянул меня, уже от себя. Я внезапно стала невероятно голой.

— Спокойной ночи, Наташулик.

Я снова поворачиваюсь спиной и закутываюсь в одеяло. Я ничего не чувствую.