Бусы из плодов шиповника

Улыбка бога

Храм в этом небольшом и некогда благополучном поселке у Байкала еще только строился. Однако в нижнем, уже готовом, пределе, службы велись. И я был рад тому что, проводя лето здесь, на даче, могу посещать теперь воскресные литургии. Тем более что от моей калитки в заборе, огораживающем участок, до дверей храма было не более ста шагов.

Храм возводился уже шестой год. Силами малыми: в три-четыре человека основных работников. Из коих постоянным был только кузнец Георгий (гораздый, как говорят, на все руки) из поселка Листвянка. Поселок этот раскинулся по нескольким падям на другом берегу Байкала, километрах в десяти от нашего – Порта Байкал. Рукопожатие у Георгия было настолько крепким, что порою, когда он по рассеянности особенно сильно, не замечая, впрочем, этого, сжимал твою ладонь, создавалось впечатление, что ты ненароком сунул ее в капкан, на котором тут же сомкнулись дуги.

Наблюдая иногда за работающим Георгием, складывалось впечатление, что он умеет делать все на свете. Может срезать тракторной лопатой часть склона. А затем, на нем же, прилаженной к трактору стрелой, поднять наверх бревна. Занимался он и сваркой арматуры. Штукатурил стены. Мог и плитку класть и кирпичную кладку вести. Нижний предел храма был, кстати, кирпичный, верхний строился из бревен. Одним словом, казалось, мог Георгий делать все, в чем была на строительстве надобность в данный момент. Он один мог заменить, пожалуй, с десяток людей с их узкими профессиями. Хотя вряд ли и десять человек могли бы заменить этого молчаливого, невысокого, крепкого, с седой бородой и головой, мужчину.

Обычно ближе к лету к Георгию правда присоединялось два-три новых добровольца – трудника. Но больше сезона редко кто из них выдерживал. Слишком уж безразмерен и тяжел был труд.

Но и при такой малости людей, занятых на строительстве храма, объем проделанных работ был просто ошеломляющим. Явно, что без помощи Божией тут не обходилось. И особенно это было заметно, когда я в начале лета приезжал на дачу, пробыв зиму в городе.

Поднявшись на первый взлобок нашей крутой горы и любуясь оттуда в основном разноцветными крышами дачных строений, разбросанных по падям, я поднимался потом, чуть отдохнув, еще выше. И уже видел вырастающий мне навстречу храм, стоящий почти на самой вершине горы. И каждый раз искренне дивился тому, как много было сделано на строительстве его за время моего отсутствия.

Не скажу, что храм рос, как на дрожжах, но строился он все же быстро. А главное – добротно и красиво. В обычной же жизни строители о красоте, похоже, даже не задумываются, совсем не беря ее в расчет. А ведь это так важно – красота. Без нее человеку жить тягостно. Не для сереньких спальных стандартных микрорайонов создан он со своею бессмертной душой…

Прихожан в храме на воскресной литургии бывало обычно немного.

Местные мужики сюда почти не наведывались ни по воскресеньям, ни в прочие дни. Их влекли другие радости. Рыбалка да дешевая, часто паленая, водка, поставляемая с оптовых рынков Иркутска в местные магазины.

Впрочем, осуждать их за это я не берусь, по той простой причине, что, когда рушится и, кажется, почти исчезает твое государство, казавшееся таким могучим и незыблемым, рушится привычный уклад жизни, неизбежно разрушается что-то и в самом человеке, душе его. Особенно, если душа эта не очень стойкая, и не нашла себе причала.

Вот и в этом, как я уже говорил, некогда благополучном поселке, в прежние времена всегда, как бы особнячком стояли две особенно уважаемые категории людей: железнодорожники и речники. Сами себя речники, впрочем, не без основания на то, называли моряками. Ибо Байкал – это, конечно же, не озеро, а, несомненно, океан. И уже теперь. А не в отдаленном будущем, прогнозируемом для него учеными, через миллионы лет.

Между этими стержневыми «привилегированными кастами» людей с их семьями, существовала даже некая негласная, но постоянная конкуренция во всем, касающемся даже мелочей.

Так, например, если в магазине «Водник» появлялось, редкостное по тем временам, в середине прошлого века, болгарское вино «Бисер», то на следующий день, уже стараниями железнодорожных снабженцев, оно появлялось и в их магазине, расположенном недалеко от станции. И так было не только в мелочах, но и в привычках повседневной жизни.

Железнодорожники гордились тем, что в столовой вокзала повариха готовила лучше, чем в гостинице речников. И еда там была поэтому вкуснее. Зато в детском саду речников дети меньше болели, чем в детском саду железнодорожников. Фельдшерица там работала более опытная, с многолетним стажем. А это вам «не молоденькая пищуха, только что выпорхнувшая из медучилища». К тому же у речников был свой собственный клуб, красующийся на взгорке. С большими окнами на Байкал. С кинозалом и библиотекой!..

На что у железнодорожников был, впрочем, свой козырь, побить который, казалось, ничем нельзя. Это необычайной красоты Кругобайкальская железная дорога. С ее многочисленными, выложенными природным камнем, тоннелями и подпорными стенками, с изящными виадуками. Порою казалось, что все это не было построено руками людей, а было бережно вживлено в окружающую природу, в красоту байкальских гор самим Творцом. Участок этот, в восемьдесят километров, от истока Ангары до станции Култук был построен в начале двадцатого века, еще до войны России с Японией 1904–1905 годов. И строили его не только жители Российской империи, но и сербы, итальянцы, в то время славящиеся своим искусством камнетесов.

И первый, сокрушительный, удар судьбы испытали на себе как раз местные железнодорожники.

В 1956 году первая из каскада, которых потом будет аж четыре, гидроэлектростанций – Иркутская ГЭС, перегородила гордую, вольную Ангару…

Стране, народу, партии, как писали тогда газеты, нужна была дешевая электроэнергия. Нужна она была для того, чтобы варить «крылатый металл» – алюминий!

Народу, впрочем, как и всегда, от благ, рисуемых речами первых, вторых и так далее лиц государства и области, ничего не отломилось.

Не совсем ясно, кого раньше обогащала эта дешевая электроэнергия, производимая Иркутской ГЭС, но зато точно известно, что ныне она обогащает так называемых «алюминиевых королей». Новоиспеченных в 90-е годы прошлого века российских миллиардеров. Так называемых олигархов, сумевших «законным путем» украсть у народа, у государства все то, что дает быструю и баснословную прибыль.

Впрочем, я намеревался говорить не о ворюгах-олигархах, а о железнодорожниках, которым плотина, перегородившая вольное течение быстрой и многоводной реки, нанесла непоправимый ущерб. Поскольку, из-за поднявшегося уровня воды, Ангара, подпертая плотиной, затопила все низины, превратившись, если обозревать ее с высоты птичьего полета, из голубой, прямой, стремительной водной артерии в некий раздувшийся, словно от плохого пищеварения, кишечник. Затопила она и почти семьдесят километров железнодорожного полотна, проложенного в свое время от Иркутска до Порта Байкал по левому берегу реки. Сквозное движение на восток, а если с востока, то и на запад, на этом участке дороги было прервано. А из Иркутска до Слюдянки через горы был заранее в срочном порядке проложен более прямой путь с двумя уже весьма обычными стандартными тоннелями. Красоты, одним словом, поубавилось, но кого это тогда волновало – красота возводимых сооружений, когда планов освоения Сибири было громадье.

Кругобайкальская же железная дорога превратилась в некий никуда не ведущий аппендикс. От Слюдянки, с востока, до Порта Байкал, с ее самыми восхитительными километрами.

Часть железнодорожников, лишившись работы в обжитом месте, в основном молодежь и холостежь, отправились искать доли на других участках необъятной Восточно-Сибирской магистрали. Иные, особенно люди, обремененные хозяйством, семьями, домами, пересилив профессиональную гордость, перешли работать «с железки» к речникам. Кто-то ушел на пенсию…

Одним словом, как обычно, простой народ был предоставлен самому себе. Или, как это сказано в книге Ильфа и Петрова «Золотой теленок»: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Ведь жизнь и судьба отдельного человека, с его разрушенным укладом жизни, почти никогда не вписывается в грандиозные планы по переустройству жизни любых государств и империй.

Железнодорожный детский сад был вскоре закрыт. А магазин железнодорожников уже не мог конкурировать с магазином водников. И, как-то стремительно ветшая, приносил все меньше и меньше выручки, тоже балансируя на грани закрытия. Да и по всему восьмидесятикилометровому «аппендиксу» дороги дела обстояли не лучше. Хирели и ветшали дома, построенные с неким даже изыском еще в царские времена. А штат работников таких уютных и красивых прежде станций и полустанков, где всегда можно было переждать ночь усталому путнику, неумолимо сокращался до минимума. И нередки стали в некоторых деревушках на этом пути оставленные, а, по сути, брошенные избы, с заколоченными крест-накрест досками окнами. Дошло до того, что второй путь на этом участке бывшего Транссиба разобрали за ненадобностью, оставив однопутку…

Водники же пока процветали.

По-прежнему, гоняли по Байкалу огромные плоты леса. Против чего постоянно и надоедливо выступали ученые, которых, впрочем, власть придержащие (как это бывает во все времена) не слушали, делая вид, что не слышат. Перспективных планов громадье заслоняло им все, в том числе и заботу этих самых ученых об экологическом благополучии Байкала. Страна строила коммунизм! «Светлое будущее всего человечества!», как мажорно писали в то время газеты. А в 70-х годах, когда, уже и последнему дуралею стало ясно, что построить это самое «Светлое будущее» никогда не удастся, был предпринят еще один отвлекающий народные массы маневр – решено было (видимо, вместо коммунизма) построить БАМ. Байкало-Амурскую железнодорожную магистраль, «стройку века!», проходящую значительно севернее Транссиба.

Речники, прекратив к тому времени транспортировку бревен в плотах, стали «возить груза на север Байкала», для строящейся железнодорожной магистрали. Тем более что с транспортировкой леса по озеру в плотах ученые оказались правы. И выяснилось наконец, что возить его в железнодорожных составах, хоть и немного дороже, но зато значительно безопаснее и, главное, полезнее для экологической безопасности такого редкостного озера, как Байкал. Ведь не один огромный плот разбило его неистовыми штормами за многие годы транспортировки леса по воде. И сколько теперь кубических километров леса – топляков, из этих плотов, догнивает в его водах и лежит на дне, одному только Богу известно…

Однако и речников вскоре не минула злая участь.

Грянула так называемая горбачевская перестройка! Вначале очень многими воспринятая как глоток свежего воздуха в застойной атмосфере страны. На деле же оказавшаяся просто сквозняком и словесным поносом. Скрепы империи в это время трещали основательно, не выдерживая, кое-где, мощи центростремительных сил. И на просторах бывшего СССР – некогда единого государства, занимающего одну шестую часть планеты, образовалось более десятка самостоятельных государств. А в самой России началась «чума», именуемая «приватизацией», точно определенной в народе как «прихватизация». Ловкачи от власти, бывшие и вновь образовавшиеся, быстро и за бесценок прибрали к рукам то, что прежде именовалось «народным достоянием» и являлось государственной собственностью. Стремительно разбогатев, новые капиталисты – «хозяева жизни», кроме миллионов и миллиардов, приобретенных ими на разграблении страны, приобрели еще и хроническое косоглазие. Поскольку грабя Россию на дела российские и ее народ, никакого внимания, конечно же, не обращали. И не видели, да и не хотели, скорее всего, видеть того, что происходило в стране. И, как брошенный на произвол судьбы «Шоковой терапией» Гайдара народ пытался в этих немыслимых условиях, когда даже имея работу люди годами не получали зарплату, выжить. Когда старушки-пенсионерки, я тому свидетель, в складчину, на свои немерянные тысячи покупали литр молока на двоих или троих, боясь только одного, что из-за ежедневной жуткой инфляции их пенсионные тысячи к вечеру превратятся в рубли. И завтра на них уже ничего не удастся купить, поскольку цены не просто скакали, они будто взбесились окончательно, устремляясь все выше и выше.