Осуждённые грешники

Я смотрю на него в недоумении.

Конечно, нет. Конечно, он не подзывает меня к себе?

Гнев вспыхивает во мне, как неприятная сыпь. Я не одна из его чертовых служанок и не одна из одетых в костюмы прихвостней, которых он вызывает одним движением запястья.

Я открываю рот, чтобы сказать ему об этом, но когда наши глаза встречаются, мой протест улетучивается. В его глазах цвета морской волны мерцает что-то темное и манящее. Что-то, что привлекает безвольное пространство между моими бедрами. Мой мозг слишком затуманен алкоголем и мягкими подтруниваниями, чтобы дать название его выражению, но я знаю, без сомнения, что оно создано специально для меня.

Несмотря на феминистское желание ударить его ногой в пах, я понимаю, что делаю шаг вперед, и поддаюсь его гравитационному притяжению. Оказавшись рядом, его тепло и мягкий аромат мыла, одеколона и мяты окутывают меня, лишая возможности сделать следующий вдох. Сердце бьется о грудную клетку, я сжимаю руки в кулаки и сосредотачиваюсь на галстуке-бабочке с золотым наконечником, обвивающем его горло. Которое, конечно, идеально выбритое. У меня не хватает смелости поднять глаза, потому что я слишком близко, чтобы выдержать такой интенсивный зрительный контакт. Я напрягаюсь, когда он наклоняется, и когда его твердая челюсть касается моей, это кружит мне голову сильнее, чем любой алкоголь. Затем его глубокий голос мягко вибрирует у мочки моего уха.

— Я скорее прибью свой член дверью машины, чем сделаю это еще раз, Пенелопа.

Прохладный порыв воздуха ласкает мою шею, когда он выпрямляется в полный рост.

Что?

Ошеломленная и потрясенная, я могу только смотреть, как его внушительный силуэт проносится сквозь толпу, не оглядываясь назад.

Несколько минут я стою на месте, пытаясь восстановить контроль над пульсом. Когда ко мне возвращается рассудок, это приводит меня в злобное возбуждение. Такое ощущение, что я только что раскрыла глубокую, темную тайну.

Рафаэль Висконти может выглядеть как джентльмен, может говорить как джентльмен.

Но он совсем им не является.

Глава пятая

Брак — это безумная авантюра, если задуматься. Ты ставишь половину всего, что у тебя есть, на то, что ты останешься с этим человеком до конца жизни. Как кто-то может быть настолько уверенным?

Рори выглядит уверенной.

Сидя в нескольких рядах сзади, рядом с Мэттом, я наблюдаю, как Рори произносит свои клятвы, отчасти не веря, что она выходит замуж за старшего брата Дьявольской Ямы, а отчасти с благоговением, потому что она выглядит такой красивой. Она — воплощение белого цвета, хотя одета не как обычная невеста. Ее платье элегантное и простое, большая его часть скрыта огромной курткой-пуховиком. А когда она встает на цыпочки, чтобы убрать прядь волос с лица своего будущего мужа, клянусь, я вижу кроссовки Nike.

В тот момент, когда я поняла, что это Анджело Висконти, стоящий в конце прохода, мое сердце сжалось от ужаса. Оказывается, Рори выходит замуж не за какого-нибудь Висконти, а за того, у кого самое зловещее прозвище — Порочный.

Как ни странно, именно Анджело оказался в эпицентре одного из самых ярких воспоминаний моего детства. До сих пор не знаю почему, но помню, как в одиннадцать лет отец притащил меня на совместные похороны Алонсо и Марии Висконти. Он разбудил меня еще до восхода солнца, натянул мне через голову розовый джемпер и повез нас к церкви на утёсе. Он дал мне термос с горячим какао и сам глотнул чего-то покрепче. А потом вместе с другими местными жителями в ярких одеждах мы наблюдали с автобусной остановки через дорогу, как братья Дьявольской Ямы хоронят своих родителей.

В какой-то момент Анджело Висконти посмотрел в нашу сторону, и ему явно не понравилась пьяная ухмылка на лице моего отца.

Поэтому он достал пистолет.

При воспоминании об этом по моему телу пробежала дрожь.

— Предложение о носках все еще в силе, — шепчет мне на ухо Мэтт.

— Держу пари, у тебя самые вонючие ноги на планете, — бормочу я в ответ. Я ухмыляюсь в ответ на его смешок и возвращаю свое внимание к началу.

Пока невеста не пошла к алтарю, я была на 99% уверенна, что этот брак не был заключен по обоюдному согласию. Но потом Анджело обвил руками талию Рори, что-то прошептал ей, и она засмеялась так сладко, что у меня заболели зубы. Теперь, когда Анджело произносит свои клятвы, у меня болит другая часть тела.

Он говорит негромко и тихо, как будто ему совершенно наплевать, что никто, кроме Рори, не слышит его клятвы. То, как он смотрит на нее, подтверждает это. Как будто она — единственный человек в Заповеднике, во всем мире, и если бы так было до конца его жизни, то он был бы вполне доволен этим.

Я подношу руку к груди, напоминая сердцу о том заезженном монологе, который я произнесла Мэтту ранее. Любовь — это ловушка. Но я не могу не задаться вопросом: неужели несколько лет невежественного блаженства хуже, чем вообще никогда не испытывать блаженства?

— И вот настал момент, которого мы все ждали, дамы и господа, — священник поднимает глаза от своего iPad и делает драматическую паузу. — Теперь вы можете поцеловать невесту.

В море аплодисментов и криков рука Анджело находит затылок Рори, и его ухмылка тает на ее губах. Их поцелуй настолько интенсивен, настолько горяч, что мне кажется, будто я наблюдаю за ним через скрытую веб-камеру в их спальне. Чувствуя, как от дискомфорта розовеют мои щеки, я ерзаю на стуле и перевожу взгляд вправо.

Сбоку от беседки на меня уже смотрит пара глаз, полных зеленого очарования, от которого шум вокруг стихает, словно он доносится из соседского дома. Я задерживаюсь на них менее чем на полсекунды, прежде чем отвести взгляд, ослабленная шелковым ядом, который он влил мне в уши ранее. Спохватившись, я почти сразу же оглядываюсь, но уже слишком поздно. Он проводит большим пальцем по своей торжествующей ухмылке и поворачивается, чтобы пробормотать что-то на ухо Нико.

Почему мне кажется, что я только что проиграла в игру, о которой я и не подозревала?

Почему я шагнула к нему, когда он меня поманил?

Сжав руки в кулаки, я встаю и отталкиваюсь от потока людей, несущихся к молодоженам. Как бы мне ни хотелось поздравить Рори с замужеством прямо сейчас, идти к беседке — значит идти к Рафаэлю Висконти, а я не хотела бы оказаться в радиусе пяти метров от него.

Потому что в баре мне явно было трудно сопротивляться его гравитационному притяжению.

Несмотря на то, что во время церемонии я улыбалась и смеялась везде где нужно было, я потратила много времени, роясь в самых темных глубинах своего сознания в попытке отыскать Рафаэля в своих детских воспоминаниях.

Я не понимаю, почему я его почти не помню. Даже с похорон его родителей. Нельзя сказать, что он совсем... незапоминающийся. Конечно тогда я была совсем мелкая, а ему было бы лет двадцать — даже больше, чем мне сейчас. Я помню Анджело, потому что никто не забывает лица наводящее оружие, и я помню Габа, их младшего брата, потому что кто, черт возьми, может сказать, что не помнит Габа?

Когда смокинги и атласные платья проносятся мимо меня, я украдкой бросаю взгляд на Габа и тут же жалею об этом. Господи, да он и вправду словно из ночного кошмара. Он еще выше и шире своих братьев, а из-под каждого подола, воротничка и манжета его костюма неприкрыто проступают татуировки. Он не улыбается, даже на свадьбе брата. Наверное, я бы тоже не улыбалась, если бы у меня был шрам от брови до подбородка.

Я вздрагиваю и выхожу к алтарю. Я просто направлюсь к бару, возьму Мэтту и себе по напитку и подожду, пока толпа поредеет, чтобы выразить свои...

— Пенни! — ветер доносит до моих ушей женскую трель, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Рори, протискивающуюся сквозь толпу, чтобы добраться до меня. Мы встречаемся взглядами, и она расплывается в огромной ухмылке. — Я так и думала, что это ты. Я бы узнала эти рыжие волосы где угодно.

Я заключаю ее в теплые объятия, вдыхая ее сладкий аромат.

— Ты такая красивая! Поздравляю тебя со свадьбой.

— Да, да, спасибо, — у нее перехватило дыхание, а ленивый взмах руки говорит о том, что она уже миллион раз говорила об этом сегодня. — Я не знала, что ты вернулась на Побережье. Я бы пригласила тебя, если бы знала! — она с любопытством оглядывается по сторонам. — С кем ты здесь, кстати?

— Мэтт Коллинз, — Рори знает Мэтта еще со школы, он также помогал ее отцу по хозяйству, убирая мусор и наполняя кормушки для птиц. Когда на ее губах появляется дьявольская улыбка, я закатываю глаза. — Он мой сосед, не пойми меня неправильно.

— Мэтт очень милый, так что, возможно, это была хорошая идея.

Я смеюсь, не желая обременять ее тем фактом, что я здесь в качестве запасного варианта, пока объект увлечённости Мэтта наконец-то не обратит на него внимание.

— Как насчет того, чтобы сегодня сосредоточиться на своей собственной истории любви? О чьей-то другой ты сможешь побеспокоиться завтра.

Ее глаза сверкают, когда она переводит взгляд на меня. Я проследила за ее взглядом и обнаружила, что Анджело Висконти с обожанием смотрит на нее.

— Не завтра, — пробормотала она, одарив его застенчивой улыбкой. — Завтра мы отправимся на Фиджи, в медовый месяц, — она возвращает свое внимание ко мне. — Я вернусь через две недели. Ты все еще будешь здесь?

Это зависит от того, смогу ли я найти здесь работу. От того, останутся ли мои грехи в Атлантик-Сити или просочатся за границы штата. Но я не обременяю этим невесту.

— Конечно, — радостно говорю я.

— Тогда мы должны как следует наверстать упущенное, когда я вернусь. Мне очень хочется узнать, чем ты занималась все это время, — она смотрит на меня сквозь густые накладные ресницы, и пустота в моей груди наполняется теплом. Рори всегда была такой милой, и она действительно заслуживает всего счастья в мире.

Я надеюсь, что Висконти сможет дать ей это счастье.

— Аврора! — раздается голос из толпы. Рори закрывает веки и извиняюще улыбается. — Я лучше пойду в обход. Надеюсь, я застану тебя на танцполе позже?

Она целует меня в щеку и прежде чем она успевает оторваться от меня, я быстро протягиваю руку и хватаю ее за плечо.

— На что это похоже?

Она моргает.

— Что?

— Быть влюбленным?

Я с трудом верю в это, поэтому понятия не имею, почему я чувствую себя обязанной задать этот вопрос. Возможно, извращенное любопытство. Как мужчина, спрашивающий женщину, каково это — рожать, это понимание того, чего он никогда не испытает.

Удивительно, но Рори не дает мне односложного ответа. Она поднимает глаза к темнеющему небу и прикусывает нижнюю губу.

— Такое ощущение, что твое сердце выходит за пределы твоего тела, — ее взгляд снова находит взгляд Анджело, и я завороженно наблюдаю, как розовый румянец проступает из-под ее ожерелья. — Мое сердце теперь носит одежду от Armani и имеет Glock на каждый день недели.

Мои пальцы соскальзывают с ее пуховой куртки, и она ускользает.