Идеальный день

— Знаешь, — как ни в чём не бывало сказала она, — шансы получить удар молнией больше, чем шансы впасть в анафилактический шок.

— Первым делом куплю лотерейный билет.

— Ты не шутишь, — её глаза стали карими.

Я откашлялась.

— Что случилось? Я думала, что мне капут.

— Мы были недалеко от палаточного города. Я взяла тебя на руки и донесла туда.

Донесла?

Я, конечно, не была силачкой, но и на ребёнка не тянула.

— У моего джипа был припаркован грузовик фельдшера, — продолжила Грэйс. — Их вызвали на сердечный приступ, который оказался обычным несварением. Тебе сделали укол эпинефрина, и мы все отправились в неотложку. Когда доехали, тебя накачали бенадрилом, кортизоном и кислородом, и через несколько часов ты пришла в норму.

Я чувствовала себя нормально. Усталой. Но лёгкой. Я могла бы проспать весь месяц, но потом. Не прямо сейчас. Отчётливое понимание случившегося ударило ниже пояса.

— Спасибо, Грэйс. Ты спасла мне жизнь, — хрипло сказала я.

— Командные усилия. В любом случае, ты вряд ли станешь меня благодарить, когда узнаешь, что я позвонила твоим родителям.

Я застонала так громко, что медсестра отодвинула занавеску. Я поспешила жестом успокоить её.

— Я не знала, что ты так быстро очнёшься, — её лицо омрачилось. — Я вообще думала, ты не выкарабкаешься, — она перевела дыхание. — Во всяком случае, всё нормально. Они не приедут.

— Слава Господу.

— Сегодня.

Я вновь застонала. А Грэйс рассмеялась. Смех был тихим, но настоящим.

— Они приятные.

— Я знаю, какие они. Я их сама выбирала, — это была семейная шутка.

Меня удочерили, когда мне было пятнадцать месяцев отроду. Вильям и Дебора Фанли рассказали мне о моей биологической матери, когда я попыталась разобраться в их биографии.

— Они… Всё обо мне знали, — нерешительно сказала она.

— Ты должна была дать мне умереть в той степи.

Конечно же, я шутила. А Грэйс нет.

— Не надо.

— Не буду, — я вздохнула. — Хорошо, да, я рассказала им о тебе. Они надеялись, что я остепенюсь. Не волнуйся. Тебе не придётся с ними встречаться. Ты и так сделала больше, чем достаточно.

— Я хочу с ними встретиться.

— Ну…

— Я хочу с ними встретиться, — повторила Грэйс. Взгляд её был твёрдым, даже когда она спотыкалась о слова. — Я хочу… Я хочу по-прежнему видеться с тобой.

Моё сердце забилось так сильно, что мне стало слегка нехорошо.

— Слушай, Грэйс. Я не думаю, что… То есть, я думаю, что ты забыла. У тебя сегодня тоже был стресс. И у тебя всё перепуталось.

— Нет, — она была решительна. — Я пыталась сказать тебе, прежде чем тебя ужалила пчела. Всё потерялось в…

Её всепоглощающая скорбь по Джесси. Это я понимала. Слишком хорошо. У неё вырвался глубокий вздох.

— Слова вышли какими-то неправильными. Я не большой умелец говорить о таких вещах.

Кто? Но я этого не сказала. Похлопав её по руке, попыталась уверить, что нет нужны подыскивать слова, и так всё хорошо. Я понимала. Не говори больше ничего. Пожалуйста, не говори. Но она сказала. Порывисто, сбивчиво, надтреснутым местами голосом. Сухо. С пересохшим ртом. Словно она неделю не пила.

— Я поняла, когда ты сказала это… Что хотела бы иметь силу, чтобы вернуть мне Джесси, — она не смотрела в мои глаза. — Это была правда. Ты сказала то, что думала.

— Я… — мне очень хотелось верить, что об этом я и думала.

Хотелось верить, что она говорила со мной, чтобы это выглядело, словно она говорила со мной.

— Я никогда не пугалась так, как сегодня. С Джессикой у меня не было времени испугаться. Всё произошло раньше, чем я что-либо узнала. А с тобой у меня было время подумать, что у нас может получиться, что я позволяю тебе ускользнуть, и я знала… — у неё перехватило дыхание. — Я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Потому что у меня не доставало мужества, чтобы ухватиться за ещё один шанс. Потому что казалось неправильным, что я… Иду дальше. Я опять полюбила. И была счастлива. И… Это… Так нечестно. Знаю, что это звучит… Может прозвучать… Но дело не в тебе, Ундина. Кроме того, что ты отличная девушка, и иногда я не могу себе представить, что это может закончиться.

Я не сказала ни слова. Я была совершенно уверена, что она пытается сказать, что она ничего не может поделать с обидой на то, что я жива, а Джесси нет. И хотя такие чувства, может, и необъяснимы, я знала, что не смогла бы её простить. Даже если она спасла мне жизнь.

Грэйс продолжала запинаться в своей серьёзной мучительной речи:

— Я чуть не сделала всё ещё хуже, потому что была слишком уверена, что никто больше не сможет вызвать у меня таких чувств, какие были у меня к Джессике, но потом я встретила тебя. И это было так… Всё случилось так естественно. Словно это должно было произойти. Я поняла, что могу отпустить. Пойти дальше. И это казалось неправильным.

— Как это может быть неправильным?

— Как я могу так легко её забыть? — задала она встречный вопрос.

— Ты не забыла её, — я намеревалась сказать это мягко, но вышло резко.

Уязвлённо.

— Но я смогла, — её лицо изменилось, открывая то, что убивало её, то, чего она стыдилась. — Не забыть её. Отпустить. Я хотела. Хотела жить дальше. Хотела любить тебя. Я не могу изменить того, что произошло. И не могу ничего исправить. Я не нашла справедливости для Джесси. Но всё так же хочу идти вперёд. Я хочу тебя.

Я попыталась проглотить ком, застрявший в моём горле.

— Я у тебя есть.

— Знаю.

Мне стало смешно от такой прямоты. Грэйс тоже засмеялась, немного неуверенно, и мы одновременно потянулись друг к другу. В этой стерильной обстановке её запах был живым и настоящим: горелое дерево, крем от загара и подсолнухи… Кольца занавески скрипнули. Мы отпрянули из наших почти объятий, когда доктор зашла в бокс.

— Слышу, что кое-кому уже намного лучше.

— Мне? Я в норме, — что я на самом деле чувствовала, так это гнев на то, что она выбрала самый худший миг в мире.

— Я — доктор Гара, — доктор Гара была низкорослой, похожей на девчонку.

Выглядела она так, словно ей самое место в девятом классе на уроке биологии, где она будет пытаться вскрыть мёртвую лягушку.

— Погоди, не уходи, — сказала я поднявшейся с койки Грэйс. И обратилась к доктору Гара: — Я уверена, что со мной всё нормально. Когда я смогу отправиться домой?

Доктор пропустила мой вопрос мимо ушей и приступила к неторопливому ритуалу проверки давления и сердечного ритма. Грэйс перешла туда, откуда был лучший вид на огнетушитель. Она изучала его так, будто это была редкая жеода. А я изучала Грэйс.

Закончив проверку, доктор Гара заявила:

— Хорошие новости. При условии, что ближайшие сутки с вами кто-то будет находиться рядом — на случай рецидива — мы сможем вас отпустить.

— Она останется со мной, — заговорила Грэйс.

— Рецидив? — повторила я.

— Это редко происходит, но иногда у пациентов бывает, что называется, двухфазная реакция. Я выпишу вам рецепт на бенадрил, преднизон и ЭпиПен. Отныне вам придётся носить его с собой, — врач бодро отбарабанила остаток немного тревожной информации и опять скрылась за голубой матёрчатой стеной.

— Рецидив, — повторила я опять.

Колыхнувшись, занавеска мягко встала на место. Я взглянула на Грэйс. Она с серьёзным лицом смотрела на меня.

— Ты уверена насчёт всего этого? — я имела в виду не то, что у неё следующие сутки будет гостья в моём лице.

И не могла отделаться от мысли, что кто-то из нас совершает большую ошибку. Если бы она взяла меня на руки вновь… Но, нет, момент, кажется, был упущен. Вместо ответа она кивнула. Если это было признание, то оно оставляло желать лучшего. Конечно, я могла сделать следующий шаг. Я делала их в избытке и раньше. Я начала вставать, чтобы сесть. Кольца занавески скользнули опять, и вернувшаяся медсестра подала мне на подпись пачку бумаг.

ГЛАВА 6

Дом на Старточ-драйв показался тёплым и гостеприимным, когда мы вошли.

Солнце садилось, и комнаты были залиты янтарным светом.

— Хочешь кушать? — спросила Грэйс.

— Может быть. Трудно сказать со всеми этими антигистаминами, скачущими по моему организму. Я больше устала, — устала от своей ДНК.

Но мне не нужен был сон. Не нужна была еда. Мне даже не нужно было опять услышать о том, что Грэйс даёт нам ещё один шанс. Ну, нужно, конечно, но Грэйс и в лучшие времена не была шибко разговорчивой. В чём я нуждалась — это Грэйс. Даже не секс. Просто её руки вокруг меня. Просто успокаивающее объятие. Я хотела, чтобы она обняла меня так, словно всё это правда. Я подняла глаза, а она наблюдала за мной в своей уверенной и спокойной манере.

— Может, ты запрыгнешь в постель, а я принесу тебе что-нибудь на подносе?

— Нет. Я устала, но слишком накачана, чтобы спать.

— Нам не обязательно спать, — она вдруг улыбнулась, её лицо расслабилось, стало моложе, чем выглядело обычно, сколько я её знала.

Я обнаружила, что беспомощно улыбаюсь ей в ответ. Когда она смотрела на меня так, было легко поверить, что всё реально, что всё сработает. Я вошла в спальню. Последний тусклый солнечный луч пронзал стеклянный потолок и освещал кровать. Я сдёрнула с себя кофту и вышагнула из брюк. Меня обтёрли в приёмной скорой помощи, но мне был необходим душ. Хотя, наверное, я устала больше, чем думала, потому что решила плюнуть на душ, забралась на кровать и растянулась на покрывале. И уставилась на столб света, наблюдая, как пылинки танцуют в воздухе.

— Ты в норме? — раздался от двери голос Грэйс.

Я села.

— Ага. Только я…

— Я тоже, — она прошла в комнату и села на кровать, и опять как когда-то было просто и естественно прикоснуться к ней, почувствовать её руки на себе.

Ей тоже нужно было принять душ… И сделать эпиляцию. Я улыбалась оттого, как нежно шоркались друг об друга наши тела. Улыбки испарились в голодной страсти. Дрожащие губы, исследующие покрасневшую кожу, трепещущие ресницы, дрогнувшие перед тем, как закрылись глаза, сладкие поцелуи. Знакомый жар внутри меня, покалывающий всё тело, от пальцев ног до макушки. Я слышала, как стучит сердце Грэйс прямо напротив моего, чувствовала неровность её дыхания и дрожь её рук. Когда мы наконец разорвали поцелуй, её глаза сверкали.

— Всё нормально, — сказала я. — И всё будет отлично. Это не так сложно, как выглядит.

— Разве для тебя это сложно? Мне всё кажется простым.

Протянув руку, я смахнула слёзы с уголков её глаз. Влага заблестела на моём пальце.

— Тебе всё ещё страшно?

— Нет. А тебе?

— Нет, — разве что совсем немного.

У меня вновь есть, что терять… И думаю, вряд ли выживу, потеряв это опять.

Она кривовато улыбнулась, той странной слабой ухмылкой, в которую я влюбилась.

— Я соображу нам что-нибудь поесть, и после мы поболтаем.

— Нам не обязательно беседовать.

— Короткий разговор, — согласилась Грэйс. — Хочу сказать, что люблю тебя. Как тебе это?

— Идеально.

Я продолжала улыбаться, когда она вернулась на кухню, поцеловав меня напоследок. Я уставилась в темнеющее небо. Скоро появятся звёзды, сначала слабое и молочно-белое сияние, затем резкий алмазный блеск, уверенно сияющий в ночи. Это будет хорошая ночь. Может, одна из многих. Я слышала Грэйс в соседней комнате — уютные, знакомые звуки звона тарелок и льющейся воды. Я слышала птиц среди деревьев, желающих друг другу спокойной ночи. И откуда-то снизу, со склона холма, доносился гул удаляющегося байка, будто жужжание разозлённой пчелы, с каждой милей становящееся всё глуше.