Ярмарка Поворотной ночи

– Молодец, – одобрила Яга. – Какую вещь желаешь всучить покупателю, та непременно должна быть самая ценная и редкая. Пусть он понимает, какая это честь и какой почет – владеть такой покупкой.

– Пр-рестиж! – подтвердил многоученый ворон.

– Вот я и дала ему говорящее зеркальце... ох, сразу же об этом пожалела! – со вкусом рассказывала девочка. – Чего только эта бестолковая стекляшка халифу не наговорила! И ноги-то у него кривые, и голова-то у него, словно дыня, и борода-то мочалка мочалкой, и глаза-то – как две оловянные пуговицы, и пузо – как подушка под халатом... Ну, думаю, беда! Ладно еще, если он со злости только зеркальцем о прилавок хватит! А ежели и меня пришибить пожелает? Вон слуга его, Масрур этот самый, почернел весь, не хуже нашего Ворона Вороновича, и за рукоять своего кривого меча держится... А Гарун возьми да захохочи! А как просмеялся, так сказал: «Мои подданные топят меня в лести. И строен я, как кипарис, и лик мой подобен луне, и борода моя – как прекрасный водопад, и в очах моих – океан мудрости земной и небесной... Есть опасность самому поверить в эти медовые словеса. От говорящего зеркальца мне будет большая польза. Я положу его в драгоценную шкатулку из слоновой кости и буду знать правду о себе. Может быть, в кривых зеркалах и приятно отражаться, но все-таки полезнее время от времени посмотреть на себя в прямое стекло».

– Надо же! – удивилась Баба Яга. – Вот ведь и царь, а все-таки умный!

– Он сказал, что за редкостную вещь и цена должна быть достойная. Оторвал со своей чалмы камень и дал в промен за зеркало.

– Ну-ка, ну-ка, покажи! – хищно вскинула голову Яга.

С той же полки, где только что лежал бархатный кошелек, Васёна сняла крупный алмаз и покатила его по столу.

Яга напряглась, глаза ее на миг вспыхнули алчным красным светом. Васёна заметила это и сказала с напускной наивностью:

– Ты же знаешь, бабушка, я в самоцветах не разбираюсь. Ежели взяла я дешевый камешек, уж прости меня, глупую...

– Ничего, неплохая алмазина, – откликнулась старуха, накрывая камень ладонью.

Равнодушный тон старухи не обманул девочку. Васёна подумала, что дома, в Чернолесье, ее вряд ли накажут за самовольную отлучку...

Ворон Воронович не сводил с великолепного алмаза своих маленьких блестящих глаз. А когда ладонь старухи надежно укрыла драгоценность, ворон словно очнулся, вспомнил о чем-то и совсем человеческим жестом хлопнул себя крылом по лбу:

– Дур-рень! Чуть не пр-рошляпил! – и обернулся к Яге. – Дело у меня ср-рочное! Вы тр-рогайтесь без меня, я по дор-роге догоню!

Сорвался с места и вылетел в открытое оконце.

Яга глянула ему вслед и сказала проницательно:

– У кого-то под самый конец ярмарки будут нежданные убытки... Ладно, внучка, не наше дело – чужую убыль считать. Давай каши поедим – и в путь!

* * *

Над Черным лесом разгоралась заря. В полном безветрии застыли вдоль лесной дороги разлапистые ели, не стряхивали с широких ветвей тяжелые снежные шапки – словно принарядились, чтобы встретить Ягу Велесовну после недолгой отлучки.

Избушка медленно, устало плелась по пустынной дороге, волочила ноги. В Поворотную ночь над Чернолесьем прошел большой снегопад, и теперь изба оставляла за собой две глубокие борозды.

Васёна отказалась ложиться до возвращения домой. Глядела в окно, щебетала про ярмарку, про карусель, про песельников (при этом ни разу, ни словечком не помянув Риши). А все-таки одолела ее мерная качка идущей вперевалочку избушки. Не удержалась девочка, задремала прямо на сундуке, прислонившись головой к стене и чему-то счастливо улыбаясь во сне.

Яга Велесовна, положив рядом с собой маленький моточек серебряных нитей и змеиную шкурку, чинила верную метлу. Привычно подбирая один к другому колючие терновые прутья, она в мыслях прикидывала: кто же ей так навредил – с метлой-то? Замысел был неплох: Яга могла навернуться с небес, грохнуться оземь. Надо измыслить защитное заклятье, чтоб впредь такого не случалось... Но все-таки – кто расстарался? У кого хватило силы, дерзости и злости?

Старая колдунья поименно перебирала в памяти своих врагов – неспешно, с расстановкой. Это было занятие долгое и приятное, а еще – хорошее упражнение для памяти...

На крыше, у самой трубы, на растрепавшемся от времени старом гнезде, сидел Ворон Воронович, только что догнавший избушку.

Старой птице хотелось спать. Ворон клевал носом, но время от времени встряхивался и заботливо поправлял торчащие из гнезда прутья, пряча что-то. Сквозь прутья свешивалась бирка, на которой в рассветных лучах можно было прочесть: «Браслет гламурный, розовое золото»...

КОНЕЦ