Мещанка

* * *

Однажды Павел Васильевич приехал домой обедать. Мать всегда ждала его, приходил он или нет, но сегодня ее что-то не было дома. На столе лежала записка: «Если не управлюсь на рынке, так все готово, поешь».

Павел Васильевич растроганно улыбнулся материнским каракулям, поел и прилег на диван. Только задремал, как в дверях щелкнул замок — пришла мать. Она была не одна. Они еще не прижились как следует, и к ней никто не ходил. Павел Васильевич обрадовался, что у матери, видимо, нашлась подруга. «Повеселей ей будет. Глядишь, и сходит куда», — подумал он.

В кухне слышался разговор.

— Уж вот какое вам спасибо, вот какое спасибо, прямо и не знаю, — как всегда нараспев, говорила мать. — Думала, и не донесу.

— Вы так меня благодарите, Анна Семеновна, что мне, право, неудобно.

— Вы разве меня знаете? — удивилась мать.

— Знакомая говорила о вас. А вам разве неприятно это?

— Нет, нет, что вы! — уже суше и сдержанней ответила мать, и Павел Васильевич понял ее.

Находились и раньше люди, которые пробовали войти к ним в дом. Вот так же, вроде от души, помогут, с участием поговорят или еще что-нибудь, но за всем этим — ни души, ни участия, а своекорыстная мысль что-то иметь от такой дружбы.

Мать загремела посудой. Но новоявленная знакомая, видимо, не поняла или не хотела понять, что ее просят уйти.

— Не под года вам, Анна Семеновна, такие ноши. Видно, не бережет вас сын. Теперь ведь дети известно какие…

Павел Васильевич вспыхнул и сел на диване. «Какое ей до этого дело?» — сердясь, подумал он.

Как-то, год назад, он предложил матери взять домработницу, и она ответила: «И не говори лучше. Ты что? Или у меня руки отсохли? Или я барыня какая? Мы рабочие люди, сынок, и не обижай меня».

— На сына не жалуюсь, — отрезала мать. — Он меня не заставляет через силу делать. Тяжело — можно два раза сходить, день велик, а при деле жизнь легче.

— Так все вдвоем и живете?

— Как видите, — уже теряя терпение, резко ответила мать.

— А ведь он уж в годах у вас.

— Ну и что? Не могу, говорит, вполсилы работать и вполдуши жить. Его дело…

Павел Васильевич не выдержал и приоткрыл дверь, чтобы выйти, но посетительница уже прощалась:

— Ну, до свиданья, я пойду.

— Прощай, матушка.

Павел Васильевич увидел ее и вздрогнул. «Надина мать! Конечно. Такое сходство возможно только у матери с дочерью. Как же все это неловко вышло. Остановить? Неудобно. Как нехорошо получилось. Зачем она приходила? Неспроста. Неужели разведка? Неужели сказала матери?..»

— Что с тобой, сынок? — войдя, спросила мать.

— Так, мама, голова что-то…

Она положила на лоб ему руку и встревожилась.

— Ты горячий, господи! Да что же это такое?

Она засуетилась, забегала, растерянная, испуганная, с тревогой глядя на него.

Этот визит Надиной матери подал Павлу Васильевичу новую надежду. Он прогнал от себя мысль, что если бы у Нади была любовь, то была бы и вера в него. «Что ж, девушка, кроме любви, должна иметь еще и благоразумие. Она ведь не знает его хорошо, а жизнь имеет примеры того, как бывает осмеяна и растоптана самая нежная, самая чистая девичья любовь и искалечена сама жизнь. Она имеет право на эту осторожность, — думал он. — И, в сущности, можно ли ждать, чтобы нескольких встреч было достаточно? Главное — интересуется, значит, я ей не безразличен».