Встреча в пути

2

Он не мог бы встать, если бы даже и хотел. Боль была приступообразная, стискивала грудь, отдавала в левое плечо, в затылок. От нее холодели руки и ноги, выступал холодный пот. А когда боль проходила, тело сковывала неимоверная слабость. Он даже и представить не мог, что может быть такая слабость. Раньше он попросту не замечал своих движений, теперь малейший жест требовал усилий, от которых начинало частить, захлебываться сердце. В этом было что-то нелепое. Он, еще не старый мужчина, директор завода, руководитель многотысячного коллектива, лежит, распятый на постели какой-то дурацкой слабостью. Он не мог с этим примириться, ни разу в жизни не был в таком жалком положении. Может быть, это вообще уже никогда не кончится?

Шелепин не помнил, чтобы когда-нибудь серьезно болел. У него вообще не было оснований жаловаться на жизнь. Родители — отец токарь и мать телефонистка — вырастили его требовательным к себе, трудолюбивым. Он заканчивал третий курс Политехнического института, когда началась война. Вместе с группой товарищей он отправился в военкомат и попросился на фронт. Им сказали в военкомате: «Продолжайте учебу. Потом будет видно». Он перевелся на заочное отделение и поступил работать на завод. На последнем курсе института женился на студентке-химичке из университета, милой и скромной киевлянке.

Работал начальником цеха, заведовал конструкторским бюро, был главным технологом. А потом его направили сюда, в Сибирь, директором завода, выросшего на окраине города, на месте глухо шумевшей тайги. В поселке до сих пор сохранились рощицы стройных сосен с тонкой, шелковистой корой на стволах. Шелепину было тогда тридцать шесть лет. «Не справлюсь», — высказал он откровенно свое сомнение. «А ты попытайся, — ответили ему. И добавили, как тогда, в военкомате: — Видно будет».

Он старался. Ему пришлись по душе и завод, еще только вступающее в строй, оснащенное современным оборудованием предприятие, и рабочие-сибиряки, и зовущие дали сопок. Случилось так, что во время его отъезда у жены заболела мать. Он уехал один и, неожиданно для себя, завел здесь вторую семью. Вот именно, неожиданно. Он не собирался разводиться с женой, у него вообще не было привычки заглядываться на женщин.

Ольга работала чертежницей в отделе главного технолога, но часто появлялась у него, Шелепина, в кабинете — то передать документы, то еще с каким-нибудь поручением. Мельком он отметил в ее внешности что-то стандартное: то ли прическу, то ли улыбку, однако ему понравилась осведомленность молодой чертежницы в заводских делах. Ольга была толкова и исполнительна и в нужную минуту всегда оказывалась под рукой.

Однажды он вошел в приемную поздно вечером. Никого уже не было, лишь Ольга, сидя за столом секретарши, читала «Огонек». Короткая юбка открывала колени длинных стройных ног. Он прошел к себе, сел в кресло у стола, но не работалось. Был на исходе третий месяц его холостяцкой жизни в пустой, необжитой квартире. Теща все еще была тяжело больна, ее нельзя было ни перевезти, ни оставить одну. Рассеянно перебрав бумаги, нажал кнопку. Когда Ольга появилась в дверях, пошел ей навстречу… Спустя месяц после того, как он помог ей поступить в педагогический институт, Ольга переехала к нему. Узнав об этом, жена сообщила ему, что считает себя свободной. Первые месяцы на душе было смутно, потом прошло. Работа поглощала все время и все силы. Завод осваивал выпуск продукции с трудом. Не ладилось то одно, то другое, постоянно чего-нибудь не хватало. Сказывалась удаленность от промышленных центров. Шелепин не мог бы припомнить, сколько раз он ожидал, что его снимут. Его критиковали и отчитывали, вписывали ему выговоры, но …не снимали.

Из всех своих многочисленных обязанностей директора он отдавал предпочтение организации производственного процесса. Он любил просторные цехи с рядами масляно поблескивающих станков, запах нагретого металла, груды только что изготовленных деталей. Ему нравилось, проходя по цеху, взять в руки такую деталь, еще не остывшую от обработки, с блестящей, чистой резьбой, ощутить ее тяжесть. И там, где нужно было применить знания инженера, он был и находчивым, и дерзким, и дальновидным. В таких случаях он готов был неделями не выходить с завода. На разрешение производственных проблем он стягивал все силы коллектива, использовал все ресурсы. Остальные же дела своего большого хозяйства — жилищное строительство и многие другие — охотно доверял тем, кто непосредственно отвечал за них.

Завод обрастал новыми цехами. Шелепин почти физически ощущал, как набирает силы, крепнет организм завода, и в последнее время испытывал особый душевный подъем, словно эти силы вливались и в него. Он уже заглядывал в завтра, видел будущее своего предприятия, когда все процессы и операции на нем будут протекать спокойно и слаженно, в нетерпении спешил приблизить этот час. И вот заболел.

— Сердце подкачало, — сказала врач и добавила с нескрываемой досадой: — Разве можно так варварски относиться к своему здоровью? Вы там, у себя на заводе, и к механизмам так относитесь? Нет? Я и то думаю… А теперь извольте полежать. Ничего, выкарабкаетесь. И проживете еще столько же. Если будете впредь побережливее.

Он как-то сразу доверился этой скромной и усталой женщине. Первое время она появлялась возле него несколько раз в день, привозила с собой других врачей и озабоченно выслушивала их мнение. Потом стала приезжать одна, обычно под вечер, и каждый раз после разговора с нею ему становилось спокойнее.

Никогда в жизни у него не было столько свободного времени. Вначале он много спал, только сон был уже не таким, как прежде, когда его не беспокоили никакие сновидения и он вставал бодрым, словно отдыхал целую неделю. Теперь во сне он то прыгал с парашютом, то укладывался спать на краю крыши многоэтажного здания, и от высоты у него захватывало дух. Просыпался весь в поту с бешено колотящимся сердцем.

Газеты врач советовала ему пока не читать, радио не слушать, настояла, чтобы телефон перенесли из спальни в прихожую, и запретила пропускать к нему кого-либо с завода. Он оказался отрезанным от всего, что окружало его до сих пор. Первое время он этого не замечал, но как только стало полегче, остро почувствовал необычность своего положения, снова мысленно вернулся к повседневным делам и заботам. Очень хотелось хотя бы позвонить на завод, узнать — как там? Правда, особой тревоги он не испытывал, случалось и раньше отлучаться в командировки, в отпуск. Он не глушил инициативы своих подчиненных и теперь был уверен, что сумеют справиться и без него. Знал, что вспоминают его, интересуются состоянием его здоровья.

Лежа целыми днями без дела, он невольно прислушивался к тому, что происходило в квартире, присматривался к жизни своей семьи. Обычно, поглощенный работой, он не очень-то вникал в эту жизнь. Теперь он как бы заново узнавал своих близких, жену и дочь — тихую пятилетнюю девочку. И дело тут было не только в том, что лишь в эти дни он по-настоящему понял, что значит для человека семья, близкие. Неожиданно для себя он сделал много открытий, и далеко не все они были приятны.