Черно-белый оттенок нежности

Начал один из следователей, обращаясь к пленнику и явно провоцируя его. И его слова возымели нужный эффект. Парень вдруг вскочил со своего места и бросился к ней, в попытке задушить, но следователи были готовы к такому повороту и схватили его, грубо толкнули на место.

– Сиди тихо, иначе привяжу тебя к стулу.

– Ах ты тварь! Будь ты проклята Аллахом! Вечено гори в аду!

Кричал пленник, бызгая слюной и испепеляя ее ненавидящим взглядом. Потом повернулся к следователям и с презрением произнес:

– Зря он связался с этой дрянью! Я предупреждал его! Хотя… Она нужна была ему только как подстилка…

Он снова сплюнул себе под ноги и отвернулся, словно не мог ее больше видеть.

От этих слов, она вздрогнула, как от пощечины и не в силах больше выносить все происходящее, крепко зажмурилась, как ребенок, которому страшно.

Следователи молча переглянулись, пряча довольную улыбку и лишь один мужчина спокойно и невозмутимо наблюдал за всем происходящим, не произнося ни слова.

– Вам придется меня отпустить! У вас на меня ничего нет! Дядя наймет мне лучшего адвоката, вот увидите!

Кричал парень, извиваясь на своем месте. Она по-прежнему сидела молча, с крепко зажмуренными веками, из под которых медленно просачивались обжигающие слезы, стекая по щекам и капая на одежду.

– Лучше спросите нее, ведь это у нее нашли взрывчатку! Она преступнийца!

– Не переживай, мы во всем размеремся. Не пройдет и полугода, как твоя дядя будет сидеть на этот самом стуле и отвечать на наши вопросы. Это я тебе обещаю.

С недоброй улыбкой произнес один из следователей, чем вызвал новый приступ гнева у пленника. Он вскочил и попытался набросится на мужчину, сидящего ближе к нему, но его снова с силой швырнули на место. Он кричал и осыпал проклятьсями и угрозами всех присутствующих, но на его слова больше никто не обращал внимания.

Мужчины многозначительно переглянулись и тот, который все это время не проронил ни слова, наконец вышел из тени и тихо распорядился:

– С этим можно поработать, отведи его в шестой кабинет, Марик им займется.

– А с девкой что делать?

– Отведи в мой кабинет.

Последовал короткий приказ.

Мужчины снова переглянулись. Один из следователей усмехнулся, второй наоборот нахмурился, а мужчина, отдающий приказы остался беспрестрастным. Развернувшись, он молча вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь.

Ее снова схватили под руки и потащили по душным пыльным коридорам, мимо множество дверей. Перед ней то и дело мелькали лица людей, сотрудников и задержанных. Кто то шел сам, с низко опущенной головой, пряча взгляд, кого-то тащили подмышки, со скованными за спиной руками, упирающегося, изрыгающего ругательства и проклятья. Эта картина успела стать такой привычной и обыденной, что не вызывала у нее ни малейшего интереса. Наконец они остановились перед деревянной дверью без опознавательной таблички. Ее грубо втолкнули в очередной кабинет, указав на стул напротив письменного стола и забыв снять наручники. Дверь с грохотом захлопнулась и она услышала как поворачивается ключ в замке. Она осталась одна, получив короткую передышку перед очередным допросом и решила осмотреться. Этот кабинет отличался от всех, виденных ею раньше. Те были обычные казенные помещения, с множеством пыли на полках, заваленных увесистыми папками. Этот же кабинет больше напоминал офис какой нибудь солидной компании. И хоть обставновка тоже была казеная, но во всем чувствовался стиль и порядок. Вместо старых книжных полок, по стенам тянулись новенькие металлические стелажи, вместо пыльных папой с уголовными делами, все документы были спрятаны в стильные канцелярские ящики с неброским рисунком. Мебель тоже была новой, массивный письменный стол из беленного дуба, мягкий кожанный диван кремового цвета, глубокие крутящиеся кресла и стул с низкой спинкой, на котором она сидела. На столе царил образцовый порядок, ни папок, ни бумаг, только пресс-папье с минимумом самых необходимых канцелярский принадлежностей, маленькие позолоченные часы на тяжелом мраморном основании и прямоугольная рамка с фотографией, с которой счастливо улыбалась семья из четырех человек. Мужчина, женщина и двое детей – мальчик лет восьми и девочка лет двенадцати. Больше на столе ничего не было. Мазнув взглядом по фотографии, она перевела взгляд на два больших глинянных горшка с карликовыми пальмами, стоящих на полу вдоль стены, а потом на окно, наполовину прикрытое жалюзями. Пейзаж за окном навевал уныние. Серые голые деревья одиноко торчали из обледеневшей земли, зияя своими пустыми ветками, словно напоминая о неизбежном. На маленьком пятачке асфальта, отгороженного от улицы высоким забором с колючей проволкой серой кашей лежал снег, смешанный с грязью. Множество ног в тяжелых кирзовых ботинках с самого утра топтали эту кашу, вбивая в нее грязь размокшей от снега почвы. И над всей этой тусклой безысходностью бескрайним непроницаемым щитом висело свинцово серое небо, словно напоминая кажому, кто поднимет взгляд вверх о том, что выхода нет. А где то далеко впереди, за высоким бетонным забором кипела нормальная жизнь, частью которой она тоже когда то была. Там ездили машины, ходили люди, играли дети. Все они были свободны в своих действиях и поступках и все находились в предвкушении чего то нового, что уготовано им судьбой. Только оказавшись запертая в четырех стенах своей тесной камеры она начала понимать истинный смысл слова «свобода». Но стоило ей включить воображение и представить себя сейчас на свободе, ей становилось страшно. Она потеряла все, что у нее было – дом, родителей, друзей, учебу, и даже Мира. Теперь у нее совсем ничего не осталось и окажись она сейчас на свободе – не знала бы куда идти и что с ней делать. Вряд ли где нибудь на земле найдется для нее место и найдутся люди, готорые дать ей второй шанс. Зачем в таком случае нужна свобода?

Занятая невеселыми мыслями, она не сразу заметила как ключ в замке повернулся и дверь тихо открылась. Она не стала оборачиваться, услышав тяжелые шаги у себя за спиной, не торопясь встречаться взглядом с очередным следователем.

Но когда мужчина пересек кабинет и опустился в глубокое кожанное кресло, она узнала его. Он присутствовал на недавнем допросе, оставаясь в тени и молча наблюдая за происходящим. Тот самый неприметный человек в штатском, со странным выражением в мелких, глубоко посаженных глазах. По выражению его лица невозможно было догадаться о чем он думает и даже понять сердится он или радуется. Он словно существовал в параллельной вселенной, настолько неприметным казался и даже его голос звучал безлико на фоне мерцающей тишины.

– Прости за долгое ожидание, дела были.

Произнес он, чем еще больше удивил ее.

Впервые здесь кто то перед ней извиняется, тем более начальник. А в том, что он начальник, она не сомневалась.

Она смотрела на него с всевозрастающим любопыством, ожидая что он еще скажет.

– Так значит ты и есть та самая девушка, готовая на все ради своего возлюбленного?

В его голосе совсем не чувствовалось иронии, хотя сама фраза звучала иронически. Но он оставался поразительно серьезным, без намека на улыбку.

Она как всегда молчала, избрав единственную возможную для себя тактику.

– На самом деле это выглядет довольно благородно. Ты любишь парня и не хочешь предавать его. Все вокруг пытаются убедить тебя в том, что он плохой, но пылающее сердце отказывается в это верить до последнего.

Он сделал небольшую паузу, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки замком перед собой. На нее он при этом не смотрел. Взгляд его был устремлен куда то в стену, поверх ее головы. Выражение лица было скорее отрешенным, чем заинтересованным. Казалось, человек просто рассуждает, излагая свои мысли в непроизвольной форме.

– Что бы там не говорили следователи, но такая преданность заслуживает уважения, вне зависимости от того, кому она адресована. И вообще, если хочешь мое мнение, преданность – единственная валюта, которая никогда не обесценивается.

На этот раз она не смогла подавить слабую улыбку, проступившую на сухих обескровленных губах.

– Сомневаюсь, что вы вообще понимаете значение слова любовь. В вашем лексиконе нет такого понятия.

Тихо произнесла она, отлично понимая, что это прозвучало грубо. Но ей было все равно, что он подумает. Хуже чем сейчас уже не будет. Не станет же он избивать ее прямо в своем кабинете посреди рабочего дня.

– Вот тут ты ошибаешься, деточка. Любить кого то очень даже свойственно человеческому существу. Кого-то, кроме себя, разумеется.

– Кого же любите вы?

Тут же спросила она первое, что пришло в голову, смутно понимая, что не стоило задавать такие вопросы мужчине, сидевшему напоротив.

Он осторожно улыбнулся одними уголками губ и скользнул взглядом по фотографии на столе. Поймав его взгляд, она почувствовала острый укол завести.

– Это ваша семья?

– Да и я люблю их больше жизни. Наверное как и ты этого парня.

Она усмехнулась и покачала головой.

– Это не одно и тоже. Любить семью можно по разному. У меня тоже была семья и я их по своему любила. Но любовь к мужчине… Она другая… Она заполняет все твое существо, лишает воли и способности мыслить здраво, губит.

– Как в твоем случае?

Она опустила голову и замолчала, понимая, что сказала лишнее.

– Если ты думаешь, что твои слова как то повлияют на исход дела, то ошибаешься. По большому счету от них вообще ничего не зависит. На «Исламский след» есть такой компромат, что арест всех его членов – только вопрос времени.

Он несколько раз покрутился в кресле и откинулся на спинку, положив руки на стол перед собой.

– Тогда что же вы хотите от меня?

– Чтобы ты помогла себе.

– Каким образом? Настучав на Мира? Рассказав где его дядя хранит оружие?

Он покачал головой, встал из за стола и подошел к одному из стилажей у стены. Достал из коробки увесистую папку с бумагами и снова вернулся к столу.

– Это нам итак известно.

С этими словами он достал из папки несколько черно-белых фотографий и аккуратно разложил перед ней на столе.

Она скользнула взглядом по фотографиям, сразу узнав на одной из них дом в горах, где однажды была с Миром. Он молча проследил за ее взглядом и взял ту фотографию, на которую она смотрела.

– Этот?

Она молчала, проклиная себя за глупость. Как она могла так глупо попасться в столь примитивную ловушку.

– Не переживай, про этот дом мы знаем, так же как и про многие другие. В одних они хранят оружие, в других держат пленников. От тебя требовалось только подтвердить информацию.

Она по-прежнему молчала, поклявшись, что больше ни произнесет ни слова, что бы он ни говорил.

– Ты видела кого нибудь из них своими глазами? Или они тебе их не показывали?

Снова спросил он, убирая фотографии домов и доставая из папки другие фотографии.

Она молчала, лихорадочно пытаясь не вникать в смысл его вопросов.

– Не хочешь отвечать? Хорошо. Тогда просто позволь мне показать тебе некоторых из тех, кого они похители с целью выкупа.