Слепцы

— Наконец-таки я всё понял. И феномен спутника, и чудо, связанное с полётом человека в космос, — словом, всё, всё, всё. И разгадка всех этих чудес кроется, конечно же, в образовании.

***

В заключительный день конгресса был дан банкет.

Согласно традиции, первый тост на нём предстояло сказать именно профессору. Он обстоятельно благо дарил всех, чьи усилия смогли обеспечить успешное проведение столь масштабного мероприятия. А потом он сказал:

— Все мы считаем себя носителями той мудрости, которая накапливалась нашими предками в течение многих веков. Нередко эта мудрость находит своё отражение в каких-то простых притчах. Одну из них я и хочу вам рассказать.

Говорят, что как-то совершенно случайно встретились два человека. Один из них был поэтом, а второй правителем этой страны. Правителю не чужда была поэзия, и он даже иногда ухитрялся сочинять довольно-таки неплохие стишки. Поэт же был абсолютно уверен, что править любой страной — это чрезвычайно лёгкая профессия и требует всего лишь принятия нужных законов.

Всё это он доверительно сообщил в разговоре с правителем. Тогда тот вдруг совершенно неожиданно предложил ему на неделю поменяться местами. Поэт согласился. Он ещё обстоятельно объяснял своему напарнику поэтому, совершенно дурацкому обмену, что до того, как они встретились, он видел, как какой-то беспомощный слепец не мог самостоятельно перейти дорогу и чуть не погиб.

— Как только я стану правителем, я издам специальный закон, чтобы слепцам помогали переходить дорогу. Представляете, как это облегчит им жизнь?

В ответ правитель лишь улыбался и кивал головой. Поэт и не заметил того, что его собеседник начал всё время шёпотом повторять:

— Бедные слепцы.

Единственное, что радовало правителя, сводилось к тому, что с поэтом они поменялись своими профессиями всего на неделю.

— Надеюсь, что за неделю он ничего страшного не успеет натворить.

Прошло три дня. Поэт прогуливался в то утро по прекрасному саду, окружающему правительственный дворец. И вдруг увидел, как два стража порядка, взяв под руки какого-то несчастного старика, стали быстро его куда-то уводить, награждая при этом увесисты ми тумаками. Возмущение поэта не знало границ. Он пытался тут же выбежать из сада, но был остановлен своей же охраной.

— Немедленно выясните, в чём дело, и прекратите это безобразие.

Начальник его охраны стал ему объяснять, что всё, что происходит, делается в рамках нового указа, изданного три дня тому назад. Это специальный «Указ о слепцах». Приказав отпустить этого несчастного, поэт помчался во дворец и собрал всех своих приближённых. И первый же вопрос, который он задал, звучал так:

— Что я поручил вам сделать три дня тому назад?

Ему тут же начали давать разъяснения. Оказывается, что по мере того, как изданный им закон передавался с одного уровня власти на другой, забота о слепцах преобразилась в простой, но такой чёткий указ, согласно которому любой замеченный на улице слепец хватался за шиворот и отправлялся в участок. При этом пара хороших подзатыльников, пинков и тумаков не возбранялись.

Всё началось с того, когда в первый же день слепцам помогли перейти дорогу; сразу же возник вопрос: а что же делать дальше? Именно это и не было указано в новом законе. Чтобы получить разъяснения, стражи порядка начали массово приводить слепцов к начальству. Вот и сидели те в неволе, пока все искали ответа на так мучивший их вопрос.

— А что же делать дальше?

И пока ещё никому не удалось найти должного ответа на этот вопрос. Именно в этот момент поэт понял, что такой прекрасный закон о заботе, которую надо проявлять по отношению к слепцам, превратился в полную свою противоположность. Он решил тут же бежать из дворца. Незамедлительно. Прямо сейчас. И у самых ворот столкнулся с правителем. Уже по одному его взгляду, пронизанному жалостью к поэту, он всё понял. Притча на этом заканчивается. Конечно же, каждый из вас хочет меня спросить о том, в чём же мораль всей этой истории? Я поясню.

Самым поразительным являлось то, что во время этого столь необычного тоста в зале стояла абсолютная тишина. Профессор сумел настолько завладеть вниманием всех участников, что они с нетерпением ждали, чем же закончится вся эта неординарная речь.

— Мы с вами не правители. Но мы всё же так же, как и они, имеем дело с человеческим материалом, требующим контроля и проверки на всех уровнях. Хирург может сделать блестящую операцию и спасти практически безнадёжного больного. Но из-за халатности или пренебрежения своими обязанностями рядовой медсестры может к утру обнаружить своего пациента мёртвым. У нас с вами внутри нашего врачебного сообщества есть такое понятие, как коллегиальная ответственность. Сейчас медицина достигла такого уровня, когда больного ведёт не только один врач, а целая бригада. Я предлагаю поднять бокалы за то, чтобы каждому из нас было предельно комфортно работать в команде, которая его окружает. Именно от этого и зависит в конечном итоге исход болезни каждого из наших пациентов. Словом, мой наказ таков:

— Помните о слепцах!

Конечно же, это был блестящий тост. После него звучал не только звон бокалов, но и оглушительные аплодисменты. Когда банкет уже заканчивался, к профессору подошёл один из его русских коллег, с которым он не раз встречался на международных предприятиях. Он почему-то очень хитро улыбнулся и сказал:

— Снимаю шляпу. Сделать из рассказа Аркадия Аверченко почти суфийскую притчу, да ещё с медицинским контекстом могли только вы.

— Можно подискутировать. Не исключено, что это Аверченко сделал из старой притчи популярный рассказ.

— Даже так? А почему всё-таки без ссылки на автора?

— Ну, просто мне объяснили, что его не очень жалуют в вашей стране и что он написал какое-то дурацкое письмо тому, кто лежит сейчас в мавзолее, и пытался учить того жизни. Вот я и не рискнул произнести эту фамилию. Но я думаю, что кроме вас в этой стране уже никто и не догадывается о существовании такого сатирика.

— А теперь будьте так добры, объясните мне, что за чехарду вы устроили с этими переводчиками. Неужели хотели просто всем показать, что вы такой крутой и знаете столько языков? Не хватало лишь арабского и персидского.

— Да ничего я не устраивал. Меня уже спрашивали об этом, и я всё объяснил. То, что обсуждалось на первом заседании, всегда стояло в центре интересов немецких врачей. В основном, это сфера их исследований. У них прекрасные результаты. Я фактически начал обсуждать эти проблемы с их самым лучшим специалистом ещё до начала заседания. Конечно же, мы говорили по-немецки. И даже не подумали о том, что во время заседания надо всё же переключиться на английский.

— Хорошо. Понял. А что с французским?

— И с французским было точно так же. А тут меня чуть ли не обвинили в каких-то кознях и интригах. Ну, выто хорошо знаете, что это не по моей части. Кстати, я ведь специально выступал на конгрессе по-русски. Любой перевод, даже самый хороший, никогда не может сполна передать всё то, что тебе хочется сообщить людям. Всё-таки в любом выступлении, помимо слов, огромную роль играет такой непосредственный контакт с аудиторией. Это очень трудно объяснимо, но при любой попытке перевода всегда появляется некий «третий лишний», и неизбежно что-то теряется.

— Должен признаться, что после этого вашего доклада я обязан трижды снять перед вами шляпу. Когда я заикнулся о том, что, по-моему, вы не говорите по-русски, меня чуть не растерзали коллеги. Они все по верили в то, что вы блестяще знаете этот язык.

— Спасибо. Надеюсь, что мы с вами вновь увидимся на очередном конгрессе. Всяческих вам благ.

***

Потом была очень трогательная церемония проводов этого турка. Конечно же, его приехал провожать сам посол. Но если такая возможность была бы предоставлена, то наверное в аэропорт направились бы сотни людей, желающих сказать «до свидания» этому удивительному человеку.

Когда самолёт уже взял курс на Стамбул, он поцеловал руку своей жене.

— Спасибо тебе. Твоя идея о том, чтобы выступать на этом конгрессе по-русски, оказалась очень удачной. Как только доберёмся домой, я хочу пригласить эту княгиню на ужин, чтобы мы с тобой имели возможность отблагодарить её. День и точное время определи сама. Меню, кстати, тоже утряси с поваром. И выбери ей достойный подарок.

Действительно, через несколько дней они пообедали втроём. После того как закончили есть, перешли в гостиную и расположились в уютных креслах, доктор начал рассказывать гостье о том, как проходил педиатрический конгресс. Он особо остановился на своём докладе. Благодарил её за безупречный перевод. А ещё за все те дни работы с ним, когда она прорабатывала все нюансы его произношения.

— Всё-таки русский язык — это очень трудный язык. Если бы не ваша самоотверженность, я никогда ни рискнул бы сделать столь сложный доклад на русском языке. Вы мне очень помогли. Можете гордиться тем, что принимающая сторона поверила в то, что я действительно знаю русский язык. Сам этот факт должен звучать для вас, как изысканный комплимент педагогу, сумевшему создать такую иллюзию. Спасибо вам за всё.

А потом он протянул ей пачку фотографий. Он знал, что её близкие похоронены в Москве, на кладбище у Донского монастыря. В те дни, пока они были на конгрессе, он послал туда венок от её имени, а работники посольства засняли все эти моменты.

Она, конечно же, прослезилась.

— Спасибо вам. У меня такое ощущение, что я сама попала в Россию.

— Кто его знает. Может быть, и попадёте.

Он поделился с княгиней многими впечатлениями от своей московской поездки. Но не всеми. Он знал, что её ненависть к большевикам столь велика, что при ней нельзя было хвалить их. У неё тут же повышалось давление, и ей становилось очень и очень плохо. Она прекрасно помнила и бегство их семьи, и расстрелянных родственников, и ужасы гражданской войны. По её мнению, за всё это коммунисты должны будут когда-нибудь держать ответ.

В разговорах же с женой он признавался в том, что, по существу, впервые в жизни столкнулся с таким феноменом, который следовало бы назвать советской цивилизацией. Это был итог огромного просвещенческого проекта. Он и удивлял, и поражал. А ещё нуждался в переосмыслении. Именно этим он и занимался после своей московской поездки.

***

Его называли суфием. Именно в силу того, что во

многих вещах он видел нечто, недоступное пониманию других людей. После этого конгресса он старался постичь, каким образом после разрухи, голода, гражданской войны оказалось возможным осуществить столь масштабную культурную революцию. Ведь назвать этот строй тоталитаризмом очень просто. Но разве навешивание ярлыка помогает постичь суть протекающих в стране процессов? Конечно же нет. Вот он и пытался разобраться со всем этим.

Иногда о нём говорили, что он масон и уровень его представительства в ложе столь высок, что он приобщён ко многим истинам, скрытым от простых смертных. Всё это вызывало у него лишь ироническую улыбку.