Вежливые журналисты

А сегодня утром на адрес редакции пришло письмо от Республиканского комитета по информации АРК с просьбой разместить на первой полосе газеты такие плашки: «Нет Оранжевому перевороту!», «Крымчане против анархии и беспорядков», «Остановим экстремизм. Крым – территория стабильности и согласия».

Письмо, которое, кстати, было разослано во все коммунальные СМИ, содержало такой текст: «Уважаемые редакторы! Посылаем вам три плашки для размещения на первой полосе издания. Одну из них просим вас разместить в ближайшем номере. Остальные – в следующих номерах. Просим вас обратить внимание, что размещение этих плашек является обязательным, они должны быть размещены на первой полосе и занимать площадь по всей ширине полосы».

…А вот и первые снежинки. Бррр, как же все-таки холодно. Подходя к подъезду нашего офиса, я увидела сидящего на скамейке Никиту: устало смотрит под ноги, пуховик нараспашку, сигарета в руке дымит.

– Ник, простудишься, – заметила я.

– А, по фигу, – по-мальчишески отреагировал коллега и затянулся.

– Что-то случилось? Допобедный достал?

– А кто ж еще? Назвал меня рукожопом.

– За что?

– За статью о рукоблудах.

– А, ты имеешь в виду утренний инфоповод об обманутых сдатчиках спермы? Не переживай. Шеф скоро успокоится. Забыл, что ли, с кем работаешь?

– Да просто надоели эти вечные унижения. Я постоянно делаю что-то не так. Теперь, видите ли, комментарий ему «жидкий». А объяснить суть претензии толком не может. «Позвони тому – не знаю кому, напиши то – не знаю что». М…к! И ведь в кои-то веки материал в обед сдал, а не вечером, как обычно. Еще к заголовку прицепился, говорит, он для рядового новостного сайта, но не для газеты.

– А какой заголовок?

– «Севастопольцам не выплатили деньги за сданную сперму».

– Ну, можно чуть похулиганистей. Допустим, «Рукоблудие севастопольцев осталось неоплаченным».

– Ха! Предложу. Если одобрит – с меня шоколадка.

– «С меня шоколадка» – это самая лживая фраза всех времен и народов, – рассмеялась я. – Пошли в теплую редакцию, а то околеем совсем.

По поводу статьи поясню: в Севастополе некоторое время назад появилась фирма, предлагающая мужчинам хорошие деньги за сдачу био-материала. Сильная половина города-героя активно откликнулась на такую подработку. Но радость была недолгой: донорам не заплатили (в назначенный срок деньги попросту не пришли людям на карточки), директор фирмы не выходит на связь, а двери офиса оказались под замком. И такое бывает…

********************

«В маске или без маски – я люблю вас!», – восклицает очаровательная Теодора Вердье и бросается в объятия Мистера Икс. Да, герой носил реальную маску, скрывающую его аристократическое происхождение и окутывающую аурой таинственности его выступления в цирке.

А сколько людей ежедневно надевает невидимые, но очень продуманные маски, чтобы никто не мог докопаться до их истинных чувств, намерений? Может, и у Матвея такая маска есть? Тем более что он актер. Наверняка есть. Это я перед ним совершенно прозрачна, искренна, а он…

– Журналисточка, тебе, может, добавить в чай коньячка, чтобы ты раскрепостилась немного?

– У тебя коньяк в гримерке есть?

– Конечно. На всякий пожарный. И курабье – как обещал. В следующий раз куплю огромную коробку конфет. Специально для тебя. Я просто не был уверен, что ты придешь сегодня.

– Разве можно устоять перед Мистером Икс? – улыбнулась я. – Наливай. Кстати, ты заметил, как твои коллеги по сцене и они же соседи по гримерке, уходя, обдали нас недвусмысленными ухмылками? Они нас в чем-то подозревают?

– Забей. Пусть завидуют. К ним-то никто не приходит. Разве что жены. – Матвей галантно плеснул мне в чай напиток из двух животных (ну, конь и як).

– Да уж, «никто». А ты сам почему не женился?

– Чтобы оставаться таким, какой я есть.

– В смысле? – я осторожно сделала глоток своего чудо-зелья по-мельпоменовски.

– Ну, люди, когда вступают в брак, неизбежно меняются – осознанно и неосознанно. А я этого не хочу. Не хочу под кого-то подстраиваться, отказываться от прежних привычек. На данный момент я сам – тот единственный человек, с которым мне по-настоящему интересно и комфортно, и о ком я желаю заботиться.

– Ого. Да вы, товарищ актер, махровый эгоист.

– Зато я честен. От фраз типа «не могу без нее жить» меня пробивает на зевоту. Мы запросто можем жить без чего и без кого угодно. Это все чушь.

– Хм. А то, что еще днем ты заявлял, что не можешь меня забыть?

– И что здесь нелогичного? Я же не сказал, что не могу без тебя жить? Я много чего не могу забыть: прогулку по безлюдному, звенящему тишиной и свежестью лесу утром 1 января, например, или свою первую зарплату в этом театре – маленькую, хрупкую, жалобную… Ульяна, пойми, ты мне нравишься. Вот так просто, без патетики. Я готов к любой форме отношений, выбирать тебе. Мы можем дружить, можем спать друг с другом. Последнее, конечно, предпочтительнее.

Я чуть не подавилась. Какую же все-таки маску ты носишь, товарищ актер?

– Неужели ты не хотела бы увидеть меня голым? – спросил Матвей столь спокойно, будто его вопрос на самом деле звучал так: «Неужели ты не хотела бы увидеть меня в роли Гамлета?».

– Ты незаметно добавил мне в чашку сыворотку правды и теперь ждешь, что я отвечу «Да»? – попыталась я отшутиться.

– Ты можешь ответить «нет». В любом случае я не собираюсь на тебя набрасываться. Не здесь. И не сейчас. Просто любопытно узнать твое мнение.

– По поводу твоей наготы? Знаешь, мне еще не приходилось отвечать на подобные предложения. Если я скажу тебе «Раздевайся», ты разденешься?

– Если я разденусь, то, поверь, ты от меня не сбежишь.

– Намекаешь, что я буду сражена твоей красотой и не смогу пошевелиться? – сыронизировала я.

– Давай проверим.

– А если сюда кто-нибудь зайдет? – я почувствовала, как заколотилось сердце. Остановись, дрянная девчонка!

– Мы закроемся, – и Матвей тут же встал и повернул на один оборот торчащий из замка двери ключ.

Нет! Нет! НЕТ!!!

– Сразу предупрежу: ты вряд ли меня сильно удивишь, – решилась я на фривольную наглость. Ох, нельзя мне пить…

– А я все же попробую, – и Матвей, этот ходячий феромон, сначала изящно скинул сценический фрак, затем начал медленно расстегивать пуговицы белой рубашки, ни на миг не сводя с меня глаз. Я стала напоминать по цвету Синьора Помидора.

Оказавшись в нательной майке, он отвернулся, ловко снял ее, обнажив крепкую, белую и, кажется, без единого волоска спину, а когда «избушка вновь предстала передом», я так и подпрыгнула на стуле.

На животе моего соблазнителя красовалось слово из трех букв (приличное!), написанное, вероятно, смывающимся маркером: «ЩАС!». Увидев мое потрясение, он рассмеялся, ловко надел висящую на вешалке олимпийку и застегнулся. И я тоже рассмеялась – неожиданно для самой себя. Вот это трюк!

– Но откуда ты знал?! Я же могла отказаться! Да ты сам сказал, что не особо ждал меня сегодня!

– Ну, я немножко фокусник. Ты бы видела свое лицо. Ты правда считала, что я, 32-летний детина, возьму и тупо стяну штаны перед малознакомой, пусть даже и крайне привлекательной девушкой?

– Эээ…да ну тебя! Развел меня, как дурочку. Когда ты успел изобразить сие художество? Оно хоть смоется?

– Естессна. Пришлось для начала на бумаге потренироваться. Кстати, мое предложение по поводу отношений остается в силе – здесь никаких приколов.

– А может, мне тоже ответить «ЩАС!»?

– Обиделась? Зато я тебя удивил. Еще чаю? О! Сейчас расскажу тебе презабавный случай, – и, не дав мне вставить слово, Матвей продолжил. – Помню, один известный коллектив привез в наш театр «Рудольфа Нуреева». В курсе, кто такой Нуреев?

– Конечно, это советский и британский артист балета, хореограф.

– Браво. Так вот. В разгар спектакля на сцену внезапно выходит мужик в зимней шапке и, обращаясь к залу, говорит: «Люба, ты здесь? Люба, я тебя люблю. Люба, выйди из зала, надо поговорить». Главный герой так и застыл в своей позе, а когда мужик ушел, тихо сказал кому-то, видимо, стоящему за кулисами: «Только я вас прошу, не надо с этим человеком ничего делать, не надо его бить, он найдет свою Любу, и все у них будет хорошо…». И спектакль продолжился как ни в чем не бывало.

– Ха-ха! Бедный актер.

– Наоборот, молодец. Не растерялся. Артисту нужно быть готовым ко всему.

– Да уж. И много у тебя таких историй припасено?

– Прилично. Да сами актеры, знаешь, как любят разыгрывать друг друга? Например, у служителей искусства бытует примета: если на подмостках появляется чемодан, то в него заранее обязательно положат что-нибудь тяжелое – но этот факт, естественно, ускользнет от «носильщика». А в случае с одним бедолагой использовался пологий патефон, куда сослуживцы засунули пару кирпичей, прекрасно зная, что приятелю предстоит через всю сцену бодренько пронести свою ношу на вытянутых руках.

– Ого, жестоко.

– А что бывает, когда хормейстер нарочно дает выступающему вокалисту другую тональность? Особенно, если герой должен петь устрашающим басом (как того требует волнительный эпизод), но вместо этого срывается на фальцет.

– Ну…

– Правильно, вся массовка мучается смеховыми конвульсиями, а вспотевший и чрезвычайно злой «виновник торжества» мечтает провалиться сквозь землю.

– Да в театре, я так погляжу, опасно работать.

– Наша служба и опасна, и смешна. Здесь точно не заскучаешь. Всякое, конечно, бывает. Исполнители, цепляясь за провода, падают. Забывают важный реквизит и бегут за ним прямо во время монолога, оставляя недоумевающих зрителей: «В туалет, что ли, приспичило?». Наблюдают за брачными выходками неизвестно откуда взявшихся собак. В каком-нибудь гастрольном городе внезапно вынуждены выходить играть «за себя и за того парня», потому что второго актера попросту забыли.

– С ума сойти…

– Вот-вот. Но никто ни на кого не обижается обычно. Во всяком случае, виду не подает.

– Ну, а тебя когда-нибудь разыгрывали?

– Было дело.

– Ух ты! Расскажешь?

– За поцелуй – да, – коварно улыбнулся Матвей.

– Ага, ЩАС. Ты опять что-то задумал?

– Нет. Просто захотелось тебя поцеловать.

– Не стоит.

– А хоть к руке приложиться можно?

– К руке? Я тебе, что, Теодора Вердье? – хохотнула я.

– Ты лучше, – заверил этот чудаковатый тип и, не дожидаясь разрешения, взял мою ладонь в свою и начал поглаживать мои пальцы. Потом быстро прижался к ним губами. Я замерла. Приятно, черт побери… Но довольно быстро я опомнилась, мягко высвободила руку и попросила слегка сиплым голосом:

– Расскажи, наконец, как тебя разыграли.

– А, ну да. Сидел я как-то спокойно в гримерке, отдыхал перед следующим выходом на сцену, вроде времени еще полно было, и вдруг с нечеловеческим воплем «Ты опоздал на свой выход!» влетел один мой коллега. Я, понятно, перепугался, вскочил и унесся быстрее ветра. Ни о чем абсолютно не думая, выбегаю на сцену и лишь тогда вижу мирно беседующих героев. У них как раз романтическое объяснение, и я понимаю, что до моего выхода еще, как до Китая на велосипеде… Представь мой шок!

– О-бал-деть. А ты что?