Жиголо

Очередную свою лекцию она могла начать с того, что громогласно объявляла:

— В начале двадцатого века нигде в мире не было принято говорить о женском оргазме.

Помню, что это вызвало в аудитории взрыв смеха и кучу дурацких вопросов типа:

— Может быть, его тогда и не было?!!

— Кто знает, а может быть, у тех зажатых, лице мерных, одетых во всё чёрное страшных женщин и не было потребности в оргазме?

— А вы не предполагаете, что религия могла ограничивать их сексуальную жизнь?

Но она абсолютно не обращала внимания на весь этот бред. И продолжала гнуть свою линию. Я же затаился в этой аудитории, надвинув капюшон своей кофты до самых бровей, и думал о том, как же можно говорить о чём-то, существование чего напрочь отрицается всеми. Даже в современном обществе. Ведь порой у нас нормой считается то, что женщина изначально вообще асексуальна. Её предназначение заключается лишь в том, чтобы обеспечить продолжение рода.

А дальше она говорила о том, что ведь очень многие пребывают в плену таких представлений, что кухня, религия и дети определяли, определяют и будут всегда определять круг интересов любой женщины. И почти сто процентов прекрасной половины человечества подпадают под такую трактовку своей роли в обществе. Феминизм, обещая женщинам какую-то иллюзию свободы, привёл в конечном итоге лишь к тому, что нередко на плечи женщины ложится гораздо больше, чем просто забота о муже, детях, доме. Ведь если она решает завести семью, то порой именно она не просто их кормит, одевает, обслуживает, но и со держит их всех, включая мужа.

А потом она заговорила о том, что занимающая главенствующие позиции в любом обществе ханжеская мораль всегда предполагала, что порядочная женщина терпит мужчину в своей постели лишь потому, что ей обязательно надо забеременеть и обеспечить продолжение рода. Удовольствие же ему должны были доставлять лишь те, кто не входил в круг порядочных женщин. Таковы были правила игры. И всех они устраивали. И мужчин, и женщин. Но были ещё те, кто не смирился и не смог принять эти правила. Их официальная медицина именовала истеричками. И никто не задавался вопросом о том, а почему они становились такими? Ответ же был прост. И он был выявлен самым гениальным психиатром всех времён и народов ещё в начале прошлого века. В действительности всё оказалось очень и очень просто. Этот психиатр утверждал, что вся эта истерия является следствием их сексуальной неудовлетворённости.

А потом она вдруг заговорила о двух неординарных личностях, живших в Вене в начале двадцатого века. Утверждала, что один из них был художником, а другой — врачом. Они встречались в разных салонах, на приёмах, могли раскланяться друг с другом на улице. Но никогда тесно не общались. Основным их занятием являлось погружение в весьма сложный процесс изучения столь сложного феномена, как женщины. Не матери, не дочери, не жены, а просто «Женщины». Они пытались снять с женщин все покровы, мешающие ей быть такой, какая она есть. Тот из них, кто был художником, делал это буквально. Он обожал совращать женщин. Срывать, в порыве страсти, с них все одежды и делать так, что каждая его избранница ощущала себя рядом с ним просто богиней.

— Я не буду произносить имя этого художника. Надеюсь, что вы сами это быстро можете установить. Я дала вам достаточно информации. А теперь хочу лишь добавить, что этот великий мастер умел не только раздевать, но и одевать своих женщин. Уже на своих полотнах. В золото, серебро, в яркие краски. То есть во всё то, что позволяло им блистать, поражая людские взоры. О его любовных подвигах ходили легенды. Его семя принимали в себя леди из высшего света, шлюхи полусвета и простолюдинки, выделяющиеся из общей массы своей красотой и статью. В результате он хвастался тем, что хоть никогда и не был женат, но является отцом сорока детей. Женщины страстно отдавались ему и были готовы часами позировать ему бесплатно. Полотна же, на которые они, в конце концов, попадали стоили миллионы.

Потом она начала демонстрировать на экране работы этого художника. Аудитория никак не реагировала. Похоже, что все эти полотна никому из них не были известны. И тогда я выкрикнул:

— Климт.

— Кто это сказал? Встаньте!

Конечно же, я не встал.

— Ну, что же оставайтесь нашим тайным экспертом. В отличие от Климта, этому венскому врачу, безусловно, в самом страшном сне не могло присниться, что в мире может найтись человек публично хвастающийся огромным количеством побед на любовном фронте. Клятва Гиппократа для него всегда была превыше любых его желаний. Тем не менее, он тоже хотел, чтобы женщины испытывали наслаждение. Не обязательно в его постели и не обязательно с ним. Он всё же был жёстким консерватором, преданным самым строгим нормам морали. А ещё он любил свою жену. Хранил ей верность. Но при этом, как врач, он был уверен, что для женского здоровья необходимо вскрыть все причины женских страхов, скрытых и явных фобий, преодолеть стереотипы и перешагнуть через ханжество. Все его теории были направлены на то, чтобы превратить женщину из сосуда, который предназначен исключительно для воспроизводства потомства, в маленькое сексуальное чудо, способное наслаждаться и дарить наслаждение.

Тут она замолчала и вновь задала вопрос:

— Теперь позвольте вас спросить о том, как же звали этого знаменитого врача?

В этот момент, всё же, в аудитории нашлась пара личностей, которые стали выкрикивать свой ответ:

— Фрейд! Фрейд! Фрейд!

— Эти двое мужчин смогли обессмертить своё имя, благодаря женщинам. Их творчество оказалось предельно востребованным в шестидесятые годы двадцатого века. Произошло это в разгар сексуальной революции. Но им не суждено было увидеть свой триумф. По какой-то необъяснимой иронии судьбы, внук этого врача тоже стал художником и прославился своими удивительными портретами обнажённых женщин.

А ещё мне запомнилась лекция, в которой она говорила о женских архетипах. Она перечисляла их и говорила, что и мужчины, и женщины совершают огромное количество ошибок именно в силу того, что не могут понять суть того женского начала, которое заложено в их избранницах самой природой. Я не переставал удивляться тому, что она демонстрировала на своих лекциях всё новые и новые полотна абсолютно не известных мне художников. Эти изображения на экране поражали. Они удивляли. Порой шокировали. Это было совсем не то глянцевое искусство, которое обычно именуется живописью. К сожалению, наши педагоги никогда в своих лекциях не касались тех фантастических работ, о которых она так любила говорить. Но больше всего меня удивляла её трактовка этих полотен с позиций психиатрии.

***

Счастье способно усыпить человека. Счастливый человек теряет бдительность, не чувствует опасности и ничего не боится. Поэтому беда всегда застаёт его врасплох. Вначале я получил эсэсмэску: «Мне надо срочно уехать. Говорить пока не могу. Не беспокойся. У меня всё хорошо. Попозже напишу».

Я пытался всё же дозвониться. Написать. Всё было тщетно. Я ничего не понял. Разве что осознал необходимость того, что надо набраться терпения и подождать. Но я не мог просто так сидеть и ждать. Я отправился к ней на квартиру. У меня же были свои ключи. Здесь же создавалось ощущение того, что буквально через минуту она вновь войдёт в эту дверь и всё опять станет таким же каким было всегда. До этой дурацкой эсэмэски. Всё было на своих местах. Настораживал лишь абсолютно пустой холодильник. В университете же меня ошарашили новостью о том, что она здесь больше не работает.

Мне оставалось лишь ждать. И длилось это ожидание долгих три месяца. Только тогда я получил первую весточку. Если бы не то обстоятельство, что именно в это время я оканчивал университет и был обязан практически каждый день появляться там, то я бы, конечно, сошёл с ума. И ещё меня изводил мой галерист. Он набрал для меня уйму заказов, и я работал как проклятый.

А потом мне на почту пришло письмо. Оно было просто ошеломляющим.

«Здравствуй, мой дорогой, мой золотой “мальчик”. Не обижайся на слово “мальчик”. Просто я всегда про себя так тебя называю. Будь счастлив. Живи долго. И пусть вся твоя жизнь будет достойна тебя. Из всех людей, живущих на этой бренной земле, я, наверное, лучше всех знаю то, что ты достоин счастья. Большого и настоящего. Я никогда не встречала кого-то, в ком чистота, доброта и искренность всех помыслов были настолько естественны, что казались просто визитной карточкой истинного мужчины.

Но как бы долго ты ни жил, рано или поздно все мы покидаем этот мир. И в момент, когда ты будешь стоять у врат рая и тебя спросят, что же такого замечательного ты сделал в этой жизни, что заслуживаешь того, чтобы попасть именно сюда, я хочу, что бы ты сказал:

— Вы знаете, ведь я тот самый совершенный во всём мужчина, который помог одной несчастной женщине вернуть своё женское “я”. Я помог ей осуществить три самых заветных её желания.

Первым из них было стремление найти такого мужчину, в котором ей хотелось бы раствориться без остатка и испытать такое наслаждение, что можно было бы после этого умереть, сказав:

— Я знаю, что я была в раю.

Второе её желание заключалось в том, что она хотела стать матерью. Диагноз бесплодия висел над ней почти десять лет, и не было у неё надежды на то, что когда-нибудь она сможет родить. Благодаря мне она это сделала. Хотя и скрыла всё это от меня. И, наконец, у неё была мечта о том, чтобы встретить в этом мире родственную душу и перестать чувствовать себя одинокой, несчастной, все ми забытой и брошенной женщиной. Благодаря мне всё это осуществилось.

Я точно знаю, что ты всё же так и не произнесёшь ни одного из этих слов. Очень жаль. А ещё я хочу сказать, что никогда не признавалась тебе в любви. Но я любила тебя той самой страстной, безграничной, почти сумасшедшей любовью, которая сжигает человека дотла. Поверь мне, как специалисту, что это было чистой воды безумие.

Но в ту нашу первую встречу ты с очаровательной улыбкой сказал мне:

— Конечно же, наш роман не может быть сюжетом для слезливой мелодрамы или красивой легендой. Это всего лишь секс. Меня разбирает смех от одной лишь мысли о том, что Ромео и Джульетта думают о безопасном сексе и пользуются презервативами.

Всё правильно. Но, в конце концов, я хочу посту пить очень и очень неправильно. И объявляя тебе о конце наших отношений, всё же должна признаться тебе в том, что люблю тебя. Береги себя. Не ищи меня.

Это бесполезно. Наши отношения так или иначе должны были завершиться.

“И жили они долго и счастливо” — это не про нас. Будь счастлив. Забудь меня. Но помни, что я тебя не забуду никогда».

***

Я всегда был хорошим мальчиком! Очень правильным и послушным. Поэтому я не искал её, не ковырялся в своей кровавой ране пальчиком, даже не плакался никому в жилетку. Я просто жил бледной тенью самого себя. Пытался выдавить из себя всё то, что когда-то питало мою любовь. Пока я всем этим занимался, чуть не умер. Я не выходил из своей студии. Время от времени заказывал доставку еды домой. Не подходил к мольберту. Просто валялся на своём диване и пытался понять, как же мне жить дальше. Решение навсегда оставить живопись пришло как-то спонтанно. Но было окончательным и бесповоротным.