Проводник

– У меня дед, – шепотом начал рассказывать коту Родион, – лет восемь парализованный лежал. Инсульт. Ни говорить, ни шевелиться, ничего не мог. Я, если честно, даже и не знаю, понимал ли он чего? Бабушка говорила, что понимал, а мне кажется, что нет.

Инсульт разбил деда, когда Родион еще в школу не ходил. Дед долго пробыл в больнице, а потом его привезли домой, где он и лежал на диване в большой комнате, очень бледный, странно вытянутый в своей неподвижности, и маленький Родион наблюдал за ним, стоя на пороге, не решаясь подойти.

– Ты чего, Родди? Боишься? – мягко спрашивала бабушка. – Иди, поговори с дедушкой, он все слышит и видит, просто не может ответить. Сядь рядышком, почитай ему, ты же умеешь читать. Дедушке будет приятно.

И бабушка легонько толкала внука по направлению к дивану, но Родион сопротивлялся – он не признавал в больном собственного деда, не признавал и действительно боялся. Причем страшно было не от того, что дед совсем не мог шевелиться и говорить. Оказалось, что до удара у деда была вставная челюсть, которую сейчас, конечно же, вытащили, и дедов рот как-то жутко ввалился, а тонкие бескровные губы странно трепетали при каждом вдохе и выдохе, то западая, то снова выталкиваясь потоком воздуха наружу. Много позже, привыкнув к этому зрелищу и подходя к деду без опаски, Родя брал перышко и клал на дедов рот, наблюдая, как оно взлетает, в зависимости от силы выдоха каждый раз на разную высоту, и снова опускается. Эксперимент продолжался довольно долго, пока мама не застала Родю за этим занятием. Ох, и ругалась же она на сына! «Это жестоко, ты разве не понимаешь?! – кричала мама. – Как тебе не стыдно! А если он задохнется? Что ты будешь делать тогда? Это ведь секундное дело! Не ожидала я от тебя такой дикости, Родди».

Родион совершенно не думал, к каким последствиям может привести его шалость, испугался и больше так не делал. Теперь, сидя возле деда, он читал ему книжки, сначала медленно, ведь он только освоил чтение, а потом все увереннее. Неизвестно, слышал ли тот его, и была ли ему от чтения какая-то польза, но Родиону, особенно когда он поступил в школу, точно была. До шестого класса внук осваивал школьную программу по литературе быстрее остальных, потому что постоянно читал вслух: и произведения писателей, и критические статьи, и пояснения из учебника. Дед умер, когда Родион перешел в седьмой, но привычка читать вслух и всё подряд осталась, так что по литературе он всегда был лучшим учеником.

Воспоминания прервал Высоцкий.

– При чем тут твой дед с инсультом? – задал он резонный вопрос.

– Да просто подумал, – прошептал Родя и кивнул в сторону старушки, – что хуже – лежать парализованным или вот так, в безумии, свои дни доживать?

– Всё плохо, – категорично ответил кот. – Но я с этой бабкой на тот свет не пойду. Мне безумный Проводник не нужен. А тем более с таким характером. Я с ней и полдороги не осилю, да еще и заведет не туда.

– А почему ты решил, что это Карелия Павловна должна преставиться? Может, Вика? – зачем-то уточнил Родион.

– Родди, ты в своем уме? Ты посмотри на нее, она ж еще молодая совсем, с чего бы ей помирать? Ты как что спросишь, хоть стой, хоть падай! – укоризненно покачал головой кот.

Будто услышав разговор, Карелия Павловна вдруг резко остановилась прямо напротив них и, глядя точно на Родиона, проговорила:

– И не надо на меня смотреть! Еще и кота приволок! Думаешь, я ничего не знаю? Все, все про тебя с ней знаю, – сухим пальцем старуха ткнула в Викино плечо и пригрозила Роде. – Мне обо всем и давно известно!

Родион испуганно попятился и потянул Высоцкого:

– Она что, нас видит?

– Да что ж ты такой трусливый? – кот вырвал лапу из Родионовой ладони. – Ты мужик или заяц, трясешься всё? Ничего она не видит, я ж сказал, что умею становиться незаметным, а ты вообще прозрачный!

– Но она же к нам обращается, ты же слышал. Смотрит прямо на меня, про кота говорит!

– Ты не только трусливый, а еще и невнимательный, – кот пошевелил ушами. – Посмотри на стену за спиной, все поймешь.

Родя оглянулся – на стене в раме со стеклом висела большая черно-белая фотография, запечатлевшая мужчину лет пятидесяти с пушистым белым котом на руках. Оба – и мужчина, и кот, смотрели точно на старуху, мужчина – весело, кот настороженно. Именно к ним и обращалась Карелия Павловна, а вовсе не к Родиону с Высоцким.

– Муж? – догадался Родя.

– Ага, муж, – подтвердил кот. – Давно уже в могиле, а она все с ним разговаривает, ругается, все покоя ей нет. Вздорная она, хоть и старая. Говорят, старые люди добрые, мудрые, а вот не факт. Злая, да еще и в деменции. Не-е-е, я с ней даже в одном лифте не поеду, не то, что на тот свет идти. Не Проводник она, а обуза только.

И словно вторя коту, Карелия Павловна взяла цепкими пальцами Вику за руку и каким-то плаксивым, но совершенно разумным голосом проговорила:

– Викочка, доченька, думаешь, не вижу какая я тебе обуза? Как плохо со мной? Терпи, милая, ты справишься!

У Вики защипало в носу и на какой-то миг ей показалось, что все наладится, все будет хорошо. В порыве нежности она обняла острые плечи свекрови и прошептала:

– Мы справимся, Карелия Павловна, мы вместе – справимся!

Но старая женщина отпрянула от невестки, и заворчала:

– Есть хочу! Голодом меня решила уморить? Не дождешься! Я еще на твоих похоронах простужусь!

Она вырвалась из Викиных объятий и зашаркала в сторону кухни. Опустив голову, Виктория пошла следом.

Родион и Высоцкий молча проводили их взглядом и, просочившись в подъезд через стену с портретом, покинули квартиру номер пять. Портрет закачался, а потом с грохотом упал на плиточный пол, стекло треснуло и разлетелось вдребезги.

Решили идти через улицу, хотя в соседний подъезд могли легко проникнуть через стены. Захотелось освежиться и подышать.

На улице было темно и сыро, морось окутывала все вокруг словно тончайшая паутина, сразу становилось мокро и зябко. Родион с удовольствием вдохнул полной грудью свежую прохладу. «Почти середина октября, скоро у Мячика день рождения. Вернусь – первым делом пойду с ним в магазин, пусть выберет себе все, что захочет, хоть приставку, хоть телефон» – нарисовался в голове очередной пункт плана «Возвращение».

В темноте и промозглости улицы особенно уютно светились окна дома, в котором Родя прожил почти всю свою жизнь. Привычно посмотрел на шестой этаж – у родителей светилось окно на кухне и в бывшей его комнате, перевел взгляд на окна собственной квартиры, но увидел лишь слабый отсвет, понял, что лампы включены только в коридоре да, может быть, в детской, окно которой выходило на другую сторону. «Что там сейчас? Надо торопиться, к тому же и замерз уже». Странно, но в теперешнем, бесплотном, состоянии Родион мерз, хотя по идее ему не должно было быть холодно. Это открытие обрадовало: «Значит точно все не по-настоящему, понарошку. Я успею, вернусь!».

– Ну что, Высоцкий, время-то идет, где там твой второй кандидат, в какой квартире? Говори номер.

– Я в номерах не очень, не помню никаких номеров, зачем они мне, – отозвался кот. – Расположение помню, шестой этаж, а там покажу.

– Интересно, о ком ты говоришь? На шестом мои родители живут, я там всех соседей знаю…

Но кот уже ушел вперед и не услышал Родиного вопроса.

– Эй, Высоцкий, подожди, – Родя кинулся догонять пушистого.

Квартира на шестом этаже

На шестом этаже было темно – жильцы установили сенсорные светильники, но на пришедших, в силу их необычного состояния, сенсоры не среагировали. Кот ходил кругами, вглядываясь в квартирные железные двери, все никак не мог найти нужную.

– Ты чего, заблудился? Тут всего четыре квартиры. Забыл в какую надо? Кто там хоть живет-то? Я же всех тут знаю, давай подскажу, – приставал Родя к серому.

– Отстань, не мешай, – огрызнулся Высоцкий. – Постой в сторонке, мне сосредоточиться надо, а ты шаркаешь и пристаешь, зануда.

Родя обиженно засопел – ему помощь предлагают, а он еще и обзывается! – но послушно отошел к лифту и принялся ждать.

Когда же он последний раз был у родителей? Месяца два, наверное, назад. Да, точно, в конце лета, перед 1 сентября. В августе родители закончили ремонт, легкий, косметический – поменяли обои в коридоре и на кухне, заказали новый шкаф-купе («Очень уж мне ваш ремонт понравился, сынок. Тоже захотелось перемен» – объяснила мама). Вот старый-то шкаф Родя и помогал разбирать отцу в августе, а потом увез на родительскую дачу на машине приятеля, который занимается грузовыми перевозками. Ни обновленную после ремонта квартиру, ни новый шкаф Родя не видел – все недосуг было зайти. Вот ведь стыд, живет в соседнем подъезде, а уже два месяца маму с отцом не видел.

«Нет, все-таки первым делом – к родителям! – окончательно утвердился Родион в приоритетах. – И магнитофон с отцом достанем, и котлет поедим. С мамой хоть поболтаем. Может, даже ночевать останусь. Возьму Мячика и поживем денек-другой у бабушки, ему весело будет, он любит менять обстановку, пусть хоть и так. Точно! Первым делом – к родителям!». От этой мысли потеплело на душе. Вспомнилось, как в детстве просыпался от запаха блинов – мама вставала пораньше и к его пробуждению на тарелке уже исходили жаром тончайшие солоноватые мамины блины, самый последний и самый маленький – только для Роди. К блинам – морс из черной смородины и пиалка со сметаной, у пиалки щербинка на краю, а на дне рисунок – волк гонится за зайцем. Сейчас в эту пиалку макает свои блины Мячик, а мама, Мячикова бабушка, каждый раз говорит, что «когда твой папа (то есть Родион) был маленьким, то всегда-всегда съедал сметану до конца, чтобы выяснить, догнал ли зайца волк».

Весь в своих мыслях Родион зашел за котом, даже не поняв в какую квартиру. Оглянулся вокруг – светлые незнакомые стены, вдоль одной стоит шкаф-купе, узкий, компактный, с боковыми закругленными полками, совсем не такой как у них с Раисой. На полках электронные часы со светящимися цифрами-палочками, безделушки и телефон-трубка.

Дверь в одну из комнат прикрыта, и что там происходит, не видно, хотя понятно, что в ней кто-то есть: Родя услышал вздохи, покашливание и стуки, как будто что-то берут, а потом кладут обратно на стол или тумбочку. «Не спится, что ли?» – подумал Родион и посмотрел в сторону кухни, в которой тоже кто-то был. «Наверное, чай пьют, – предположил Родя, уловив звук звяканья ложки, размешивающей сахар в чашке, – сейчас бы чайку послаще, да с лимончиком». Он глубоко вздохнул и тут же почувствовал слабый, но такой знакомый запах – «Котлеты! Рыбные! Надо же, кто-то жарит. Это знак – завтра же к маме, прямо с утра, без предупреждения!».

Вдруг ночную, мирную тишину квартиры нарушил телефонный звонок, настойчивый и тревожный, Родион аж вздрогнул. Раздался звук отодвигаемой табуретки и со словами «Что это за звонки такие поздние, вот ведь наглость!» из кухни вышла … мама.

Ее появление было столь неожиданным, что у Родиона перехватило дыхание как от удара под дых.

– Мама? – кинулся к ней ошарашенный сын. – Мама! Что ты здесь делаешь?