Воронье живучее

— Нет, — сказал старик, успокоив Бурихона. — Прокурор у нас есть, пусть сидит на своем месте.

— Что же тогда? — удрученно произнес Нуруллобек. — Сами, наверное, давно уж надумали, а нас понапрасну мучаете.

— Да, надумал, — признался Мулло Хокирох. — Пораскинул мозгами и нашел. Дадоджон должен стать председателем народного суда!

Все невольно переглянулись. В комнате воцарилась мертвая тишина. У всех на уме было одно: нелегко стать председателем суда, через сколько инстанций надо пройти, сколько сломать и обойти преград, пока утвердят[8]. Но старик хочет видеть Дадоджона судьей, и, наверное, неспроста, наверное, что-то прослышал, Мулло Хокирох зря говорить не будет…

— Это было бы замечательно, — как всегда первым нарушил молчание Бурихон. — Но у нас в районе есть председатель суда, и он неплохо работает, райком и райисполком им довольны. Говорят, и наркому нравится. Едва ли что из этого выйдет. Не знаю, как…

— Я тоже не знаю, — перебил Мулло Хокирох. — Для того и собрал вас, чтобы дали дельный совет. Если Дадоджон станет председателем суда, у нас будут развязаны руки, мы ни в ком не будем нуждаться, ни от кого не будем зависеть, никого не будем бояться. Тогда я хоть на закате дней своих поживу спокойно.

Нуруллобек, слушая эти откровения, в душе и негодовал, и восхищался стариком. Действительно, если Дадоджон станет председателем суда, то, как говорит старик, будут развязаны руки: суд, прокурор, милиция, торговля, просвещение — везде свои люди, делай все что угодно! Они прикроют любой твой проступок, любой грех, любой обман. Если и попадешься — вызволят. Загвоздка в одном: как сделать Дадоджона судьей?..

Абдусаттор загорелся: о, если бы Дадоджон стал судьей!.. С этим Одинабеком, нынешним председателем райсуда, никогда не сработаться. Старый хрыч упрям и дотошен и капает на меня, гад! — мол, не справляюсь. Терпеть меня не может. Нет, надо, обязательно надо помочь Мулло Хокироху сделать Дадоджона судьей. Но как? Чем он может помочь? Впрочем, как это так! Начальник милиции — и не может помочь? Ну, например, какой-нибудь хулиган, бандюга отомстит за осужденного дружка, даст Одинабеку по башке или пырнет в печенку, а?! Потребуется новый судья — и тогда пропихнем Дадоджона, докажем, что лучшей кандидатуры не сыскать…

И Хайдар понимал, что, если Дадоджон станет судьей, можно будет спать спокойно. Он и люди, которых он насадил в торговую сеть, уже давно играют с огнем. Карающий меч уже висит над их головами, и им ли не молить бога, чтобы председателем суда был свой человек? Одному прокурору выручить их будет не под силу. Но удастся ли пропихнуть Дадоджона? Он, Хайдар, не пожалеет на это денег, готов отдать хоть десять тысяч…

Несколько иначе думал Бурихон. Удобно, конечно, если Дадоджон станет судьей, — не будет мешать ни ему, ни его работе, всегда сговорятся, не то что с нынешним, который зачастую возвращает дела на доследования, отклоняет протесты и засуживает не тех, кого хотелось бы. Но, с другой стороны, не опасно ли это? Круговая порука — это скрыть трудно. Занимая в районе ключевые посты, будем во всем покрывать друг друга. А разве не насторожит это, скажем, того же Аминджона Рахимова или прокуратуру республики, руководителей НКВД и Верховного суда? Не даст ли это пытливым людям ниточку, потянув которую распутают весь клубок? Да ведь можно сломать голову и на том, что начнешь двигать Дадоджона на пост. Да, нелегкое это дело. Дадоджон должен прежде всего получить диплом, потом зарекомендовать себя в наркомате, райкоме, райисполкоме… Нет, гиблое это дело! И он, Бурихон, здесь не помощник. Вмешаться в эту авантюру без риска нельзя, а он, Бурихон, не может рисковать…

— В этом деле первую помощь нам должен оказать Бурихон! Он должен сыграть в нем главную роль, — сказал Мулло Хокирох твердым, непререкаемым тоном, будто прочитал мысли Бурихона и решил разом покончить с его сомнениями и колебаниями.

Бурихон вздрогнул, словно его ударили. А старик, усмехнувшись, продолжал:

— Этой ночью уже не удастся, значит, утром грядущего дня Бурихон шепнет секретарю райкома, что председатель суда стар, отстал от требований времени. Чем дальше, тем больше: он, мол, допускает нарушения закона и выносит неправильные приговоры. Не мешает проверить, не берет ли взятки, и так далее, тому подобное. Тебе, Бурихон, лучше знать, как капать. На основе вот этой писульки нужно составить и послать в наркомат подробное заявление, — старик вынул из-за пазухи и протянул Бурихону густо исписанную бумагу.

Бурихон пробежал ее глазами, в растерянности пролепетал:

— Такие обвинения… Их нужно суметь доказать…

— Доказательства и свидетели за мной, ты клевещи, остальное пусть тебя не касается.

В глазах Бурихона промелькнул страх. Ею толстая мясистая нижняя губа отвисла. Он нервно провел рукой по лицу.

— Ну хорошо, мы все сделали, добились успеха, спихнули этого проклятого Одинабека с судейского кресла, а что потом? Ведь мы с вами утвердить Дадоджона судьей не можем?

— Да, его должна утвердить сессия райсовета, я это знаю, — ответил старик. — Но не надо торопиться, сначала провернем первую половину дела, тогда возьмемся за вторую.

— А, ну это другой разговор, — пробормотал Бурихон и подумал, что есть еще надежда на Дадоджона. Он приедет — и планы, возможно, изменятся, нереальные планы, неисполнимые…

Но старик словно опять заглянул ему в душу.

— Да, — сказал он, — трудно осуществить наши планы. — И вздохнул: — Ничто не дается легко. Думаете, с вашим устройством было просто? Главное — не падать духом. Надо работать сообща, терпеливо и упорно, изобретательно и осторожно, лишь тогда достигнем цели. Ты, Абдусаттор, тоже должен стать половчее, сила отступает не перед силой, а перед хитростью. Действуй тоньше, изощреннее. Не кидайся на председателя суда, защищая себя, а ищи, где промахнется он, провоцируй его на ошибки. Думай, Абдусаттор, больше думай, чаще шевели мозгами! Не забывай, официально ты еще только исполняешь обязанности начальника. Прежде чем что-то предпринять, ставь в известность меня. Я хочу напомнить вам, мои уважаемые друзья, что мы выступаем против отдельных неугодных личностей, а не против законов и порядков советской власти. Боже упаси! Мы за советскую власть, за партию не пожалеем жизни! Это усвойте крепко. Это будет нашей клятвой, нашей молитвой!..

И опять в комнате воцарилась мертвая тишина, и снова каждый обдумывал услышанное, удивлялся, ругался и восхищался изворотливостью старика.

— Недаром я преклоняюсь перед вами и держусь за вас, как держится слепец за поводыря, — произнес воспрянувший духом Бурихон. — Под вашим руководством мы одолеем все преграды, даже заноза нас не уколет.

— Если будете слушаться меня и действовать сообща, — подчеркнул старик и перевел разговор в другое, нужное ему русло. — Теперь еще один вопрос, — сказал он. — Посоветуемся, как отметить приезд Дадоджона и как…

— По-царски! — выпалил Хайдар, не дослушав. — Я откармливал для этого дня барана, завтра пришлю. Напитки возьмем прямо с завода. Не беспокойтесь!

— Я не беспокоюсь, — сказал старик. — Когда вокруг столько друзей и родственников, мудрено встретить Дадоджона с пустыми руками. Но я и о другом еще хотел посоветоваться: как помочь ему побыстрее избавиться от легкомыслия и как поскорее женить.

— Ого! — воскликнул Хайдар. — Наверно, кого-нибудь уже присмотрели?

— Присмотрел, подыскал, — улыбнулся старик. — Девушка вам знакома. Если Бурихон сочтет наш род достойным своего, то не стану скрывать: буду рад. Породниться с ним — одно из моих самых жгучих желаний. Я давно мечтаю об этом. Мы все чтим его род. И дед его, и отец были людьми уважаемыми, авторитетными, благородными. Слава богу, и наш род не из простых, отца моего и деда тоже знали.

— Мы знаем прежде всего вас, с нас достаточно! — сказал Абдусаттор.

В глазах Бурихона сверкнули молнии, но он тут же опустил голову. Хайдар пришел в восторг:

— Великолепно! Замечательно! Лучше не придумать! Лучшего жениха сестре Бурихона не найти! Прекрасная пара!

— Мировая! — подхватил Абдусаттор. — Тут нечего думать! Поженим!..

А Нуруллобек промолчал. Его лицо потемнело. Поймав на себе быстрый взгляд старика, он растянул губы в улыбке, но вместо улыбки получилась грустная усмешка, затем снова насупился, угнетаемый сознанием собственной беспомощности.

Молчал и Бурихон. Все уставились на него, напряженно ждали, что скажет. Но он не торопился с ответом и только после долгого раздумья, не поднимая глаз, произнес:

— Я не мечтал о таком счастье для себя и сестры.

Все облегченно вздохнули, лишь Нуруллобек остался мрачным, угрюмым…