Последний приют

* * *

Ближе к вечеру Ремзие получила письмо. Конверт был весь исписан, и вид у него оказался сильно потрепанный.

Мы жили на верхнем этаже отеля, где шел ремонт. Раньше на этом этаже была кофейня, а теперь, как предполагал Пучеглазый, хотели сделать игровой салон. А пока мы тут подбирали ненужные доски, чтобы закинуть в печку.

Почтальон поднялся наверх и передал письмо Ремзие. Та, несмотря на то, что прочитала свое имя на конверте, очень удивленно спросила:

— Мне письмо?

Письма нам приходили очень редко, а Ремзие вообще никогда. Нам всем стало любопытно, однако Ремзие никак не открывала письмо. А ведь так легко разорвать конверт и удовлетворить всеобщее любопытство. Но она все смотрела с сомнением на письмо.

— Что это за безразличие?.. Я умираю от любопытства, — сказала Макбуле.

Ремзие с тем же видом спросила:

— Что это может быть?

Потом сделала вид, что кладет его в карман, а затем снова вынула.

Я понимал, что она чего-то ждет. Когда все отвлеклись, Ремзие потихоньку разорвала конверт. Создавалось впечатление, будто она не хочет разочароваться и поэтому тянет…

Я наблюдал за ней. Наконец Ремзие вскрыла конверт, пробежала глазами письмо, смяла его, сделав жест, будто хочет бросить его в печь.

Я вспомнил случай из детства. Пределом моих мечтаний тогда был трехколесный велосипед. Мне сделали сюрприз: купив его, поставили перед нашей дверью. Когда появляется то, о чем так долго мечтаешь, просто не можешь сразу это осознать. Помню, как долго смотрел на него с волнением. Все были поражены, и что-то говорили. А я все твердил: «Нет, нет, это не может быть моим велосипедом!» Я думаю, что Ремзие чувствовала сейчас то же самое. Она долго ждала это письмо, и теперь ей не верилось, что оно у нее в руках.

Она прочла несколько строк, потом опять скомкала бумагу. Она сама себе улыбалась. Я видел, как лицо ее вспыхнуло, а после заметил, что улыбка на лице исчезла и она стала оглядываться. Наши глаза встретились. Она приблизилась ко мне. Я понимал, что ее переполняли чувства.

— Не догадываетесь от кого? — спросила она.

— Ремзие, я уже давно это понял. И даже рад за тебя, — ответил я.

Я отошел от нее, надев на лицо бесстрастную маску, чтобы никто уже не смог ее с меня стянуть.

Немного погодя она зашла ко мне в комнату.

— Письмо от него. Он узнал, где я. Говорит, что все бросает и едет, чтобы повидаться со мной.

— Как ты думаешь, Ремзие, что будет? — спросил я.

— Да ничего не будет. Пусть едет. Что он думает, что так легко меня найти?!

— Конечно, легко, — парирую я.

— На сцене — возможно. Но не иначе.

— Ремзие, давай не будем играть. Вам обязательно надо повидаться. Ты же знаешь, я говорю тебе это как старший брат.

— Мы не сможем договориться.

— Не надо тебе убегать от него. Все очень серьезно. Оставь свои капризы. Поговори с ним.

Ремзие заупрямилась, как я в детстве с велосипедом.

— Нет, нет. Вы не понимаете.

В коридоре послышался напев. Макбуле вошла без стука. Она знала, о чем мы говорили, и все равно спросила:

— По-моему, у вас секреты?

— Если знаешь, зачем помешала, — ответил я.

— Могу и уйти, — бросила она.

— Давайте скажем ей, о чем мы говорили. Неудобно как-то, — произнесла Ремзие.

— А что скрывать?

Ремзие вкратце все пересказала Макбуле.

— Если хотите, прочитайте сами, — закончила она и протянула письмо.

Макбуле поднесла письмо к лампе и начала читать.

— Он влюблен в тебя. Да он просто сгорает от любви. Забрать тебя хочет.

Ремзие выпрямилась и твердо произнесла:

— Посмотрим еще. Я ему не игрушка.

— Вот дурочка! Причем тут игрушка! Вы любите друг друга. Это любовь! Да еще какая!