(не) Покорное Счастье

***

Она стояла перед ним нагая. Едва заметный бисер мурашек рябил манящую округлость груди. Она — Грааль Изящества, живое искусство. Она — муза пропащего поэта и коварный суккуб, соблазнивший праведного монаха.

Александра…

Саша…

Сашенька…

— То есть ты меня бросаешь?

Борис отвернулся к шкафу, где стояла бутылка виски. Пить алкоголь не было никакого желания, но смотреть в ее ледяные, как январский ветер, глаза, Таларски не мог. Ещё вчера… Нет! Сегодня! Сегодня утром у них все было хорошо, и решение Саши выбило Бориса их колеи. И ведь обставила как все бестия! Околдовала, обезоружила, бесстыже воспользовалась его временной слабостью.

— Мы не встречаемся, забыл?

Александра откинула копну мокрых рыжих кудрей назад, рассыпая вокруг тысячи мелких капель. На точеном лице дрожало напряжение, но лишь незнающий подумал бы, что этот разговор дается ей тяжело. Борис же давал тысячу к одному, напряжённость Саши вызвана скорее его присутствием, нежели эмоциями. Потому что женщина, которая минуту назад полировала чудным ротиком член, слизывала семя с губ, а затем предложила разорвать отношения, просто не может переживать из-за этого. Наверное, по задумке Александры, Борис должен был уйти сразу. Обсушиться полотенцем, надеть трусы, бросить равнодушное "ну ладно" напоследок. Но он решил иначе.

— Тц, не придирайся к словам, — щелкнул языком Борис. — Ты поняла меня.

Янтарный напиток с глухим бульканьем наполнил стакан. Определенно стоило выпить. В противном случае риск сорваться и придушить невозможную Сашу увеличивался многократно.

Будь это другая женщина, Борис бы взял ее за подбородок, или даже за волосы, посмотрел бы в глаза, ломая волю одним взглядом. Он мог бы опрокинуть ее на кровать, окрасить шлепками белые ягодицы в алый, затем взять жёстко и грубо, чтобы больше никогда в огненной голове не рождалось подобных мыслей. Но перед ним была Саша, не смущенная собственной наготой, с ровной полоской медных волос на лобке, с едва заметным родимым пятном на внутренней стороне бедра, совсем близко к сладкому лону. Она стояла, так раскованно и нагло, чуть прислонившись голым плечом к стене у окна, скрестив длинные стройные ноги. Ее чувственные губы обхватывали фильтр сигарет, слегка поджимались, втягивая дым с виноградным ароматизатором. Затем Саша слегка приоткрывала рот, и сизое облако вырывалось из ее легких. Она просто стояла, курила. Голая, мокрая. А в голове Бориса отчего-то крутился только один совершенно идиотский вопрос: почему Саша никогда не вытирается после душа, разгуливая нагишом по дому, пока вода не высохнет?

Холодный порыв утреннего ветра ворвавшись в окно, бросил ей остатки дыма в лицо, лизнул упругие соски цвета молочного шоколада.

Саша поежилась, выбросила недокуренную сигарету…

— Мы договаривались не влюбляться, — закрывая окно, сказала она.

— Мы договаривались трахаться без обязательств, — поправил Борис. — Про "влюбляться" не говорили.

— Это одно и тоже.

Александра сдернула с мятой постели, что ещё хранила запахи их страсти и ее духов, тонкий вязанный плед, и укрыла им плечи. Затем она включила кофеварку, вылила нетронутый Борисом виски из бокала.

— Не пойму, зачем ты все усложняешь? — Борис попытался если не перехватить инициативу, но хотя бы подержаться за поводья их непростой беседы. — Нам хорошо вместе. Если ты из-за того случая, так это я на эмоциях. Не каждый же день приятель, выигрывает в карты мою… партнершу.

На языке вертелись совсем другие слова. Женщина. Любимая. Любовница. Каждое из них звучало в сочетании с местоимением "моя" в миллионы раз лучше. Моя женщина, моя любимая, моя… Но Борис выбрал именно это, уродливое, циничное, бездушное "партнерша", интуитивно желая подчеркнуть свое равнодушие к Саше. Ложное равнодушие. Словно выбери он иное, хоть каплю выдававшее его истинные чувства, Александра исчезнет, как исчезают все рыжеволосые ведьмы с первыми криками петухов, или ночные феи, под трель будильника.

— Дело не в тебе…

— Ой, только не надо этой банальщины! — поморщился Борис. — «Дело не в тебе, дело во мне, бла-бла-бла». Избавь меня от этого дерьма.

Он подошёл к Саши, сорвал с нее плед, и запустив пальцы в волосы, впился в поцелуем в ее податливые губы. Александра отвечала неохотно. Как будто из вежливости.

— Борь…

Остаток фразы утонул в звонком шлепке за аппетитной попке. Саша распахнула глаза, судорожно вдохнула пропахший кофе и сигаретами воздух.

— Не болтай ерунды. Мы договорились без обязательств, значит без обязательств.

Борис грубо облапил голые бедра, скользнул пальцами по влажным складкам лона, и развернув к себе спиной, подтолкнул к кровати, еще раз шлепнув по заду.

— Я не… Ты же собирался… — растерянно пробормотала Саша.. — У тебя же вроде бы встреча…

Борис прижался к ее спине, взвесил на ладони нежную грудь. Целуя влажную от волос шею, он поднялся к уху с маленькой изумрудной серёжкой в мочке, и прошептал, нарочно щекоча дыханием:

— Ты же не думала, что мне хватит твоего ротика, правда, девочка?

Саша всхлипнула, откидывая голову на плечо, отдавалась во власть его рук.

Он готов был боготворить ее. Его муза, его богиня, его порок.

Сашенька…

Саша…

Александра…

Он бы без сожаления отдал бы весь воздух за вздох ее ароматом, чуть горьким от виноградных сигарет.

Только к черту ей это не надо. Вся эта романтика, что текла по заскорузлому сердцу алой смолой — проблема одного Бориса. Александра — блик радуги в капле росы, тепло костра, дуновение ветра. Не сжать, не спрятать, не привязать.

Их необязательные отношения будут длиться ровно до того момента, пока Саша не узнает о его чувствах.

Черт бы побрал, эту рыжую дьяволицу!