(не) Покорное Счастье

***

На несколько секунд Борису показалось, будто земля уходит у него из под ног, будто в воздух превратился в удушающий смок… Десять минут назад Саша, обвив бедра ногами, выгибалась в экстазе с протяжным стоном. Десять минут назад он верил, что между ними все по-прежнему, но нет.

Словно в подтверждение своего решения, Александра вылезла из постели, прикрыла наготу коротким шелковым халатиком. Запустив пальцы в волосы, она откинула влажные от пота пряди назад. Доза удовольствия получена, Борис больше не нужен.

— Саш, в чем дело? — попытался отшутиться он. — Зачем искать проблему там, где ее нет.

— Болезнь легче предотвратить, чем лечить.

Длинные пальцы вытянули из пачки сигарету, немного помяли черный фильтр. Легким ударом об ладонь Саша открыла массивную "автогенку", которая скорее бы подошла престарелому ловеласу нежели хрупкой девушке. Синий конус пламени облизал табачный срез и погас. Кажется впервые за все время их знакомства Бориса нервировал запах дыма.

Неукротимая чертовка опять стала Сашей. Той Сашей, которую он впервые увидел в выставочном зале. Мешает — затуши, не нравится — выметайся.

— Ну что за глупость ты несёшь? Нам вместе удобно и комфортно.

— А дальше? — она стукнула ногтем по фильтру, уронив в стеклянную пепельницу комок пепла. — Знакомство с родителями, покупка собаки, белое платье и венок из флердоранжа.

— Флердоранж вплетают девственницам, — ненужно блестнул познаниями Борис.

— Фату вроде как тоже, — не повелась Саша, — но ведь речь не о том. А о том, что будет дальше? Мы сыграем свадьбу, нарожаем детей. Один раз в год семейный отдых, и ещё три раза по-отдельности ради секс-туризма. Через двадцать лет заведем себе мальчиков на стороне, а ещё через пару лет обнаглеем настолько, что перестанем прятать любовников. Ну и зачем?

— Саш!

Борис взъерошил волосы на затылке, потёр ладонями лицо. Театральная фатальность, с которой говорила Александра, откровенно смешила. Он не строил себе радужных иллюзий и не клялся ей в вечной любви. Со временем их страсть утихнет, станет ровнее. Кто знает, может быть лет через пятнадцать, когда шестой десяток станет сильнее давить ему за загривок, а в коротком ежике волос добавится седины, Борис уже не будет так задыхаться от похоти, а Саша, — ей же будет всего сорок! — захочет тихого уюта. Неизвестно, заведут ли они кого-то на стороне, или будут, как прежде, наслаждаться обществом друг друга. Но Борис был уверен, что стоит попробовать. Хотя бы для того, чтобы знать наверняка.

— Почему ты считаешь, что у нас должен кто-то появится? Не все семьи живут по привычке…

— Ой, да прекрати, — Саша махом затушила сигарету об присыпанное пеплом стекло. — Я не хочу проверять, понимаешь? Не хочу превратиться в размалеванную милфу, которая днём трахается с первокурсниками «Кулька», а вечером удалбливается коксом и шерри, чтобы забыть о своей неминуемой старости.

Говоря это Саша размахивала руками, морщила прелестный носик, заламывала пальцы. Интонации ее голоса то взлетали до визга, то скатывались в замогильный хрип. Казалось, что ещё мгновение и тонкая карамельная скорлупка, укрывавшая девушку от ее личных демонов, треснет и Саша сорвётся в истерику. Наверное, Борису стоило утешить любовницу, как-то успокоить. Однако вместо сострадания в душе гадко колола злоба. Какого черта он должен выслушивать этот бред? Они взрослые люди, делящие постель ради взаимного удовольствия. Если бы Саша не хотела продолжения, то Борис не на минуту не стал бы обременять ее своим обществом. Но она хотела! Хотела! Хотела!

Без чьей-либо указки и принуждения, Саша раздвигала ноги. Впиваясь ногтями в плечи, объезжала его член. Это она, по доброй воле, захлебнувшись в оргазме, терлась лицом о густую поросль волос на его груди. Это была ее идея оставить в квартирах друг друга сменную одежду и пижамы. И это она, Александра Петровна Рябцева, первая предложила Борису остаться у нее, вручив зубную щётку и одноразовую бритву. Так какого лешего он, голый и голодный, должен слушать бабское нытье?!

— Так не превращайся! — рявкнул Борис. — Словно тебя кто-то заставляет под щеглов ложиться! Придумываешь тут откровенную чушь! Если ты сама не захочешь, ничего с тобой не случится. Так что кончай истерить и иди умойся!

На считанные секунды Саша замерла, жадно хватая воздух алым от поцелуев и долго минета ртом. В это мгновение она была похожа на растерянную малышку, маленькую дурочку, обиженную на родителей за запрет есть конфеты. Если бы она сделала шаг к Борису, хотя бы просто подалась вперед, то он с радостью распахнул бы свои объятия, усадил к себе на колени, позволил выплакать страхи ему в плечо. Ему даже показалось, что Саша качнулась в сторону ванной. Как будто что-то внутри толкало ее послушаться. Показалось…

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне!

Точно, показалось.

Борис откинул плед, встал с кровати и стал торопливо надевать сложенную на рабочем стуле аккуратной стопочкой одежду.

— Выдохни и успокойся, — сказал он уходя.

Борис не ждал, что Саша бросится за ним вдогонку, или сползёт по стене, глотая горькие слезы, как в дешёвой мелодраме. Нет, скорее всего она лишь вздохнет с облегчением и закурит очередную сигарету. Почему-то от этого становилось особенно тошно.