Иди ко мне…

— Ну что опять? — Мишка заволновался, увидев что-то в моих глазах. — Лиза, давай жить дружно, выкинув всех подлых трусов из наших трусов.

Он думал, что схохмил. А на самом деле, поднял все скопившиеся низменные чувства своей жены. Взрывоопасный коктейль из ревности, жалости к самой себе и обиды, сделал своё дело, разбавил последние всплески здравого смысла.

— Значит, есть, что выбрасывать из трусов. А ты говоришь…

— Да я образно, шутя. Лиза, родная моя…

— Ответь мне на один вопрос. Всего на один. И не пытайся сбрехать, я пойму. Какие такие взаимные, приятные, соединяющие вас с Сергеевой в сладкую парочку, чувства имеют место между вами быть? К гадалке не ходи, тебе с ней было хорошо, и она получила надежду… — Язык не повернулся сказать на что…

Я еле встала, нелегко дался мне этот вопрос. И отголоски паники в глазах Мишки, которые он очень быстро потопил в своих озёрах, не ускользнули от меня. И что? Он молчал. Нет уж, так дело не пойдёт.

— Я имею право получить, наконец, объяснения. Нет никаких сил тянуть дальше лямку недоверия и догадок. Слушаю тебя, Миша.

— Хорошо. Только я сам не всё понял. А разбираться не захотел. Я люблю тебя и только тебя. И только с тобой вижу своё будущее. Поэтому моё решение было однозначным: выплюнуть и растереть. Но я не учёл вибрации твоей нежной души. Сразу скажу, никаких постельных сцен не было. Не могло быть, хотя кое-кто на них явно рассчитывал. Но после небольшого массажа, который эта особа делала по твоей же просьбе, становилось как-то радужно и спокойно, ничего не болело, не дёргалось, поднимались все мужские силы. Внутренний комфорт, остающийся после этих манипуляций, мне никогда раньше не приходилось испытывать. Но как тебе объяснить… Короче, я возвращался в прежнюю жизнь, где ничего не болело, сил — вагон, ясный ум и разноцветные надежды на веки вечные.

— С ней?

— Не говори глупости. Я всегда держал дистанцию. И только там, в кафе, после нашей размолвки, стало как-то паршиво на душе, и я позволил …

— Чужой тётке поврачевать тебя, вернуть тот комфорт, который я не могла тебе дать. Ты себя слышишь, Исаев? Ты только что провёл параллель между ней и мной! И не в мою пользу!!!

— Да нет, нет! Всё не так…

— А как? — Я теряла кислород, хлебая ртом воздух, не проникающий в мои лёгкие. — Ты опять делаешь из меня дуру, мы это уже проходили. Уйди, прошу тебя. Только не забудь одеть маску Януса другой стороной, милой и улыбчивой. Незачем расстраивать родных.

Всё это я говорила, стоя посреди комнаты, совершенно голая, да ещё и с обнажённой до дна душой, теряющей последние капли живительного вдоха… Дальнейшее растворилось в глубине моего толком не соображающего мозга…

Не знаю как, но вышла я уже весёленькая и почти свеженькая после пятиминутного холодного душа. Мишки не было. Мама крутилась на кухне, а отец с Карлом Ивановичем развлекали детей.

— Мамочка! — Звонкие голоса лучше всякого самокопания прочистили разум, заставили откликнуться и сердце, и душу.

Золотые мои девочки. Разные, на любой вкус. Монголочка, татарочка и Матрёшка, как называл Женьку папа. Они неслись наперегонки, и младшенькая, отставая, цеплялась за сестёр, дёргая их за одежду, пока ни промахнулась и ни свалилась со всего маху прямо на пузо. Не столько от боли, сколько от обиды, из глазок брызнули слёзы и её рёв оповестил все окрестности о несовершенности и нечестности бытия. Первым подскочил Карл. Он провёл рукой по голове Женьки, поцеловал ручку и погладил животик. Ву а ля, улыбка озарила личико моей девочки.

— Вот и прекрасно. Уходи, болячка, приходи бодрячка! Доброе утро, или уже день, Лизавета! Отдохнули? Мне нужно с вами поговорить. — Мы так и не перешли на ты, общаясь полуофициально.

— А мне не нужно, уж простите.

— Я бы не стал настаивать, но это очень важно. Обещаю исчезнуть из вашей жизни после этого, если вы захотите. Прошу вас, Лиза, уделите пару минут вашего времени старику. — Он хитро улыбался, сощурив и так раскосые глаза представителя алтайского рода-племени.

— Карл Иваныч, кофе готов! Прошу вас. — Мамочка, сама любезность, принесла поднос и поставила на столик. — А ты шуруй на кухню, завтрак на столе.

Она как-то строго смотрела на меня. Как в детстве. Я что-то натворила? Мама села напротив и терпеливо ждала, когда её дочь нажрётся уже. А я тянула этот момент, разговоры разговаривать не было никаких сил. Но…

— Ты что творишь? — Только успела я захлопнуть рот, началось… — На Мишке лица нет. Что опять? Он тебя так ждал, специально приехал пораньше, бросив все дела на Виктора. Тебе ли не знать, какой аврал у них в конце года! Ты, значит, свои дела спокойненько поделала, в комфорте, можно сказать, и в ус не дуешь. А мы тут, как твои вассалы, всё для Лизоньки, всё для девочки нашей. Я не о благодарности, нам её не надо. Мы с отцом очень рады и детям, и Мишке, и гостям. А ты? Не надоело строить из себя «пуп Земли»? Противно смотреть!

Никогда мама со мной так не разговаривала! Видимо, накипело.

— Никто, слышишь, никто не имеет права решать за всех, ставить свои проблемы выше других. Ты не заигралась, девочка моя? По-твоему получается, что любая особа может предъявить права на твоего мужа, который тебя очень любит. И ты тут же отдашь его, изменника коварного и вероломного обманщика. Опомнись! Вчерашний спектакль никто не воспринял серьёзно, кроме тебя. И правильно, ведь он был поставлен только для глупой жены. И ты повелась, дщерь моя непокорная. Как же так, Лиза?

Я молчала. Конечно, мама не всё знала. Ещё чего не хватало. Но, по-честному, её праведный гнев был уместен. Надо брать себя в руки.

— Мамочка, не волнуйся. У нас всё хорошо. Просто неприятно всё это, и…

— А всем остальным очень приятно наблюдать, как тебе неприятно. И что это за ответ взрослому человеку? Карл Иванович, добрый и душевный старикан, дети его очень полюбили, должен выпрашивать у тебя, Елизавета Великая, аудиенцию? Ты никогда такой не была! Даже ужасные небезызвестные события не сломали тебя! Так в чём же дело?

— Он очень похож на своего брата, те же словечки, те же повадки и ужимки-прыжки, та же улыбочка, за которой может последовать…

— Может, но не последует. И ты знаешь почему. Думаешь, ему легко жить с этим? Ведь недаром он обитает отшельником на базе, а зимой, так и вовсе один. Но всегда чистенький, отглаженный, с улыбками и подарками. Он у нас теперь частый гость. Мы даже назначили его Дедом Морозом, и он уже выучил свою партию. Вот так. Тебе придётся смириться. Или катись на Новый год куда хочешь, не порть нам праздник.

Вот так да! Я обалдела, онемела, впала в ступор, первой мыслью было, так и сделать!

— Хорошо, мама, я подумаю, как избавить вас от моего общества. А сейчас мне бы хотелось вывезти девчонок в город, погулять и поразвлекать их. Можно? — Я не смогла скрыть язвительные нотки, и мама обиделась, ничего не ответив.

Как часто я потом вспоминала этот разговор, короткий, колючий и очень откровенный. Моя мамочка не умела держать камень за пазухой. Да и не считала нужным. Относясь к себе самокритично, ждала этого и от других. Наверное, поэтому, у неё не было врагов. Да и друзей, раз, два, обчёлся. Зато каких! Одна тётя Марина, однокурсница и коллега, чего стоила. По первому же зову летела из любой точки планеты на помощь, независимо от своих проблем. Потому что знала, что не просто так её позвали, что-то случилось. А что, и не спрашивала, пока не узнавала подробности на месте. А подружка детства, старомодная швея, тётя Клава, добрейшей души человек и мудрейшая женщина. Сколько раз мы с мамой прибегали к её помощи! И даже греческий доктор, Сократ, при каждом удобном случае появлялся у нас дома. Мне даже казалось, что он действительно влюблён в маму, переезд в Россию не мог произойти так просто. Папа вёл себя ровно, всем видом показывая, кто в доме хозяин, но на «должность» домашнего доктора грек всё-таки попал. И что больше всего радовало нас с Соней, так это дружба наших мам. Они нашли друг друга, жили общими интересами, одинаковыми заботами, помогая, по мере возможности, и нам, и себе, любимым. Наши родные даже в санаторий ездили втроём, кое-как уговорив маму Алю. Ну и к кому надо было бежать после такого трудного разговора? Конечно, к ней, маме Сони. Чего я не сделала, и очень об этом пожалела.

Узнав, что Мишка с Гулей, Борькой и Мишкой-младшим уметелились в город, я, надутая как перезрелый помидор, отправилась с девчонками туда же. Карлу Ивановичу было разрешено подъехать в детское кафе к определённому времени, там и должен был состояться наш разговор. Пока дочечки лакомятся. Ближе к этому времени он отзвонился.

— Лиза, я бы хотел, чтобы о нашей встрече никто не знал. Поэтому предлагаю перенести это дело в придорожный общепит. Уж там точно не будет никаких знакомых. Только приезжайте одна, очень прошу. И не переносите на завтра. Я вас жду!

— Надеюсь, охрана не потребуется? Или ОМОН, на крайняк.

— Я смогу за нас постоять, не сомневайтесь.

— Да я о себе, вообще-то. Хорошо. Мне уже и самой интересно стало.

Пристроив девчонок Соне с Олежкой, ничего не объясняя, отправилась на рандеву. Походы с детьми всегда придавали приятную значимость моей жизни, вселяли уверенность в завтрашнем дне. Не зря небо коптим! Сколько радости, удовольствия, открытий чудных приносили эти общения! Настроение было прекрасным, несмотря на терзавшие душу мысли о Мишке. Конечно, я не верила в его измену в сексуальном плане, но что-то не давало покоя моей голове. Что? Пора окончательно расставить все точки, никаких запятых и многоточий.

В кафешке не оказалось ни одного посетителя. Скучающая барменша воспряла духом при виде меня и рьяно приступила к своим обязанностям. Я, хоть и была неголодна, заказала почти всё, что она предлагала, так гостеприимно и красноречиво девушка это делала. Может, Карл, поможет уничтожить вкусняшки, что-то опаздывает. Правда, пробка на дороге из города ещё не рассосалась, он, видимо, не учёл. Телефон тоже не отзывался. В ход пошло второе пирожное и вторая чашка кофе. Ну, нет уж! Допиваю и ухожу. Но почему я не ушла хоть на минуточку раньше!? Из подъехавшей машины Исаева вышли голубки: Алиночка и Мишенька. Я чуть не подавилась полуостывшим кофе, застыв на пару секунд, и… выплеснула остатки им прямо в морды, только они переступили порог заведения. Причём, кавалер галантно пропускал даму вперёд, в связи с чем остался почти не задет кофейной гущей. Зато Сергеева!? Что-то стала повторяться, Лизонька!

Проводя операцию спасения своей спутницы, мой милый немного притормозил и выскочил из кафе, когда я уже была за рулём. Ей богу, если бы он оказался чуть ближе, моя бы рука не дрогнула, я бы сбила его, не задумываясь. Бы, бы, бы… Что ж, спасибо, карлик, ты открыл мне глаза окончательно! Видимо, это и подразумевалось.

Я забрала детей, никто меня не догонял и не останавливал. Ни мама, ни отец, ни Гуля не отвечали. Зато звонки с незнакомого номера заколебали, пришлось отправить в чёрный список. Голова, пустая как кастрюля с остатками супа, заменившего мозги, не только не варила, но и не поддавалась очищению. Не сойти бы с ума… Кое-как собрав остатки сил и вспомнив про обязанности матери, покормила и уложила детей. На время немного отлегло, но в тишине квартиры стала наваливаться страшная тоска, слёзы всё-таки полились струйками, тихими и горючими. И где он сейчас? Отмывает свою волшебницу, пострадавшую от рук хулиганки? Нет, ну как так?