Любимая невеста

Единственный выбор, который когда-либо существовал в моем бизнесе, это мой собственный.

Я сделаю что-нибудь по-другому. Что именно, я точно не знаю. Отойти от секс-индустрии будет означать положиться на мои связи за ее пределами, положиться на таких мужчин, как Лука, которые укажут мне путь к новому старту, новым горизонтам. Но это также может означать другой вид нового старта, не менее пугающий, но потенциально не менее полезный. Брак на равных условиях с моей женой, партнерство, основанное на любви, доверии и взаимном желании. Брак, в котором игры, в которые мы играем друг с другом, происходят только в пределах нашей спальни…

Я не знаю, как это точно описать. Я не знаю, как это выглядит и как быть таким мужем, но ради Катерины я хочу попробовать.

Снаружи начинает всходить солнце. Через двенадцать часов мы отправимся в горы, и что будет после этого, еще предстоит увидеть, но я тихо шепчу обещание, которое, я надеюсь, будет последним, которое мне когда-либо придется задуматься, смогу ли я сдержать.

Я иду за тобой, Катерина. Я собираюсь спасти тебя и наших детей.

Я собираюсь отвезти вас домой.

19

КАТЕРИНА

Вечеринка не такая, как я ожидала.

Я чувствую оцепенение от горя, когда люди Алексея ведут нас вниз, в другую часть дома, которая, кажется, создана для больших собраний. Тут хорошо освещено, с потолка свисают огромные кованые люстры с лампочками Эдисона, а в каменном камине в одном конце комнаты горит ревущий огонь. В нескольких футах перед камином есть серия круглых ступеней, и именно туда ведут нас люди Алексея, подталкивая нас вперед, чтобы мы не колебались и не пытались убежать.

К моему ужасу, в центре я мельком вижу Ану.

Последние несколько часов были похожи на лихорадочный сон. Алексей приказал принести нам одежду и сказал, чтобы мы все помылись, пока не станем безупречно чистыми. Как только мы все были вымыты и одеты, охранник повел нас вниз по лестнице в комнату, где нас ждала высокая, элегантно симпатичная блондинка, которую никто из нас никогда раньше не видел, с непроницаемым лицом, когда она по очереди подвела каждую из нас к стулу и начала делать нам макияж и прически, включая Анику и Елену.

Это заставило меня содрогнуться от гнева, увидев, как она красит девочек, как будто они участвуют в каком-нибудь конкурсе красоты на Юге. По крайней мере, для Елены это было отвлекающим маневром, который впервые за несколько дней заставил ее хихикать и радоваться, она с любопытством прикасалась к своему лицу, пока женщина умело и быстро завивала ее длинные, шелковистые светлые волосы. Аника смотрела на это с тем же подозрительным раздражением, что и на большинство других вещей, но сидела очень тихо, интуитивно понимая, что сейчас не время плакать или сопротивляться.

Если бы я только тоже это поняла.

Саша и Анна почти не разговаривали со мной после эпизода с Алексеем. Я извинилась перед ними обоими, и они обе, конечно, сказали, что это не моя вина. Что любой потерял бы контроль, услышав, о чем говорит Алексей, и увидев, как он пытается вот так прикоснуться к Анике. Что мы все доведены до предела. Он садист, тихо сказала Саша. Он нашел твое слабое место и воспользовался им, но это не твоя вина. Это могла быть любая из нас.

Это не твоя вина, повторила мне Ана, как и в прошлом. Но почему-то на этот раз это имело меньший вес. Факт оставался фактом, что это был не кто-то из нас. Это была я, и чувство вины так же душит, как и то, что Алексей силой берет меня в рот. Каждый раз, когда я вижу, как Саша или Ана хромают или не могут спокойно спать, после побоев, которые он им устроил, я чувствую свежую волну холодной, тошнотворной ответственности, которая давит на меня, пока я не чувствую, что могу рассыпаться под ней.

Я не знаю, что произойдет сегодня вечером. Я не знаю, будут ли заключены сделки, наши потенциальные новые покупатели придут за нами позже или нас передадут после окончания торжеств. Я не знаю, сколько времени прошло с настоящего момента до того момента, когда я буду разлучена со своими друзьями, моими детьми и возможностью когда-либо быть спасенной моим мужем навсегда. Но я чувствую, как это приближается, несется к нам с тошнотворной скоростью, и я беспомощна остановить это. Сейчас я ничего не могу сделать, кроме как молчать и не дать Алексею использовать меня как предлог, чтобы еще больше кому-то навредить.

Аны не было с нами, когда мы по очереди принимали душ и мылись дочиста или когда нас тащили вниз, чтобы прихорашиваться, завиваться и краситься. Я не знала, куда ее увели, и вездесущая яма беспокойства в моем животе разверзлась широко и всеохватывающе, не давая мне думать ни о чем другом.

Алексей четко выбрал, во что каждая из нас будет одета. Софии, Саше и мне каждой выдали короткое шелковое платье-комбинацию, под которым ничего не было, которое едва доставало до верхней части бедер, с драпированным вырезом, спускавшимся на несколько дюймов ниже груди. У меня был темно-клюквенный цвет, который красиво оттенял мою темно-оливковую кожу, темные волосы и глаза, у Софии драгоценно-голубой, подчеркивавший бледность, унаследованную ею от русской матери, и темные волосы, доставшиеся ей от отца-итальянца, а у Саши темно-изумрудно-зеленая, из-за которой ее клубнично-русые волосы казались еще рыжее, чем когда-либо, и оттеняли глаза цвета морской волны, подчеркивая зеленый цвет больше, чем синий. Женщина, которая наносила последние штрихи, сделала наши волосы распущенными в тяжелые каскадные локоны и нанесла легкий макияж, добавив накладные ресницы и искусный контур и подводку глаз, чтобы каждая из нас была больше похожа на модель с подиума, чем на обычную женщину. В чем, конечно, и был смысл. Мы должны были выглядеть так, как будто стоили астрономическую сумму денег. И поскольку у нас с Софией обеих были непоправимые недостатки, мои шрамы и ее беременность, выглядеть необычайно красиво было еще важнее.

Все мы вздрогнули, когда дверь открылась, и вошел Алексей, остановившись посреди комнаты и приказав нам повернуться, чтобы он мог увидеть дело рук женщины. Он выглядел достаточно довольным, когда увидел Софию, Сашу и меня, но в ту минуту, когда его взгляд остановился на Анике и Елене, выражение его лица стало мрачным и раздраженным.

— Какого черта на них так много косметики? — Требовательно спросил он, свирепо глядя на женщину. — Мои покупатели хотят, чтобы они выглядели как дети, а не как миниатюрные шлюхи. Убери это дерьмо с их лиц.

Что-то темное и ужасное поднялось во мне при слове "покупатели", подпитываемое внезапным испуганным взглядом, которым Аника бросила на меня, понимание начало проявляться на ее слишком молодом лице. Она слегка побледнела и напряглась, когда женщина потянулась к ней, чтобы дрожащими руками начать стирать косметику с ее лица, заикаясь и принося извинения Алексею. Но она не сопротивлялась, как будто поняла, что он представляет опасность. И я сдерживала себя, загоняя это чувство глубже, пока мое горло не сжалось от эмоций, а желудок не скрутило, и пока я не стала уверена, что меня вот-вот не стошнит.

Елена начала плакать, когда женщина начала снимать макияж.

— Нет! — Закричала она, в отчаянии топнув ногой. — Нет!

Алексей бросил на меня предупреждающий взгляд, и я немедленно покинула свое место в очереди, потянувшись к Елене.

— Шшш, — сказала я ей, забирая салфетку для макияжа из рук женщины, и сама начиная наносить ее на лицо Елены. — Все в порядке. Это просто был неподходящий образ для тебя сегодня вечером, хорошо? Когда мы будем дома, ты сможешь играть с моим макияжем сколько захочешь.

— Я выглядела как принцесса, — пробормотала Елена, пытаясь отстраниться, когда я вытерла слезы с ее глаз.

— Позже ты снова сможешь стать принцессой, — пообещала я ей, пытаясь убрать нотки отчаяния из своего голоса. — Хорошо? Ты все еще одета как принцесса. — Алексей нарядил их в розовые платья с оборками, которые очень шли Елене, а Анике.

— Хорошо, — пробормотала она, вытирая глаза. — Я думала, что папа приедет.

— Он придет, — прошептала я, ненавидя себя за ложь. — Он просто немного опаздывает.

Когда я подняла глаза, я увидела, как глаза Аники встретились с моими, и я знала, что она поняла гораздо больше, чем следовало.

Например, Виктор почти наверняка не собирается приходить.

Это заставило мое сердце упасть до кончиков пальцев. Елена снова начала тихо плакать, и я в отчаянии посмотрела на Алексея, вытирая ей лицо.

— Я пытаюсь, — сказала я ему, страх пробежал по моему позвоночнику, но он просто пожал плечами, хладнокровно встретив мой пристальный взгляд.

— Может быть, это и к лучшему, — сказал он, небрежно пожав одним плечом. — Некоторым покупателям нравится, когда они плачут.

Мне потребовалось все, чтобы не попытаться убить его на месте. Я никогда так сильно не хотела совершать насилие, пока ненависть, казалось, не проникла в мои кости, в мою кровь, и я бы с радостью умерла, если бы это означало, что он сделает то же самое.

Проблема, конечно, в том, что это не я буду страдать, если снова потеряю контроль. Алексей очень ясно дал это понять.

— Отведите девочек на вечеринку сейчас, — сказал он двум охранникам, которые немедленно вышли вперед. — Остальные скоро будут.

Один из других охранников поднял меня на ноги, подальше от Елены, и я заставила себя обмякнуть, встать и, пошатываясь, отступить на своих высоких каблуках, когда девочек уводили. Мне казалось, что мое сердце вырывают из груди, но я заставила себя не говорить, не плакать, не кричать.

Я чувствовала, что умираю.

Когда нас ведут в этот огромный зал, я бросаю взгляд на круглые сцены, и мое сердце замирает в груди, когда я вижу Ану на центральной сцене, ее глаза остекленели, как будто ее накачали наркотиками. Она была одета в костюм балерины, дополненный трико телесного цвета с вырезом почти до пупка и белой пачкой с оборками на бедрах. Но она неподвижна, ее руки привязаны над головой к канату, подвешенному к потолку, а ее поврежденные ступни засунуты в пуанты, одна нога согнута в лодыжке и привязана лентой к другой вокруг талии, так что она больше всего похожа на одну из маленьких пластиковых балерин, которые есть в музыкальных шкатулках у каждой маленькой девочки в детстве.

Сцена вращается, так что в какой-то момент она оказывается лицом к нам, когда нас ведут вперед. Но ее глаза расфокусированы, и кажется, что она нас не видит, как будто она полностью отключена от происходящего. Возможно, для нее так лучше.

Охранники поднимают каждую из нас на нашу собственную вращающуюся сцену, хватают за запястья и приковывают их перед нами тонкими, похожими на браслеты цепочками, которые почти похожи на украшения. Тем не менее, они все еще слишком сильны, чтобы сломаться, я тайком пыталась испытать их, когда Софию и Сашу выводили на их собственные сцены, и в этом нет ни малейшей уступки. Между нашими запястьями осталось не так уж много места.

Ничего не остается, как стоять там и смотреть.