Любимая невеста

— Я к ним не прикасался, — рычит Алексей, прищурившись на меня. — Ты можешь сколько угодно наказывать меня за предательство, Медведь, но я не трогал пизду твоей жены или других девочек…

— Он лжет. — Катерина делает шаг вперед, ее лицо очень бледное, но подбородок вызывающе поднят, когда она злобно смотрит на Алексея. — Он силой затащил меня в свою постель в первую ночь, когда мы были здесь, заставил меня опуститься перед ним на колени, а затем трахнул меня. И это был не единственный раз. — Ее голос слегка дрожит, но она не останавливается, ее руки сжаты в кулаки по бокам. — Он изнасиловал меня, — говорит она четко и холодно, слова звенят между нами. — Он угрожал нашим детям, пытался продать их людям, которые сделали бы то же самое. Я хочу, чтобы ему было больно за это. Я хочу, чтобы он истекал кровью.

— Он избил меня. — Саша встает рядом с Катериной, ее взгляд такой же злобный, как и у Алексея. — Он подвесил меня с завязанными глазами к потолку и бил ремнем до тех пор, пока я почти не могла ходить. Ану тоже. Он сделал это, чтобы наказать Катерину, потому что она напала на него, когда он напугал Анику и попытался дотронуться до нее.

Это даже не та раскаленная докрасна ярость, которую я чувствую сейчас, когда перевариваю то, что говорят моя жена и Саша. Я вижу, как Лиам напрягается рядом со мной, его руки сжимаются в кулаки, когда он качается вперед, каждая линия его тела кричит о том, что он хочет избить Алексея до кровавого состояния. Но у меня другие планы на этого мужчину, и Лиам это знает.

Гнев, который я чувствую сейчас, холодный, пробирающий меня до костей от мертвой уверенности, что я разорву этого человека на части, кусочек за кусочком, пока он не заплатит в десятикратном размере за то, что он сделал. И я не буду чувствовать вины или сожаления.

Он этого заслуживает.

— Левин, — спокойно говорю я, бросая взгляд на мою правую руку, которой я доверяю больше всего на свете. — У тебя есть инструменты?

Левин кивает.

— Конечно, Медведь. Как и просил. — Он толкает ко мне ногой черную сумку, скользя ею по деревянному полу, с холодной улыбкой на губах, когда мы оба видим, как Алексей начинает бледнеть от осознания того, что сейчас произойдет.

— Ты не можешь этого сделать! — Алексей кричит, извиваясь и пытаясь встать. — Я был твоим силовиком, Виктор, твоей левой рукой. Они лгут, сучки, я…

Я киваю Лиаму, который делает паузу достаточно надолго, чтобы закатать рукава рубашки, прежде чем шагнуть вперед и ударить Алексея достаточно сильно, чтобы он отшатнулся в сторону, изо рта у него хлынула кровь, когда вылетел зуб.

— Еще? — Спрашивает Лиам, и я киваю, закатывая свои рукава, пока Левин стоит в стороне, наблюдая.

— Там импровизированная сцена, — говорит Левин, кивая на центральную сцену. — Нам следует поместить его там?

— Отличная идея. — Я хватаю его за запястья, поднимая Алексея на ноги, и Левин шагает передо мной. Когда мы добираемся до сцены и втаскиваем его на нее, Левин стягивает запястья Алексея через голову, привязывая его к такелажу так, что он стоит со связанными руками над головой. По обе стороны сцены есть кольца, и Левин берет еще веревку, пропускает ее через кольца, а затем обматывает вокруг лодыжек Алексея, так что он стоит, распластавшись, не в силах пошевелиться.

— Раздень его, — приказываю я, и Левин движется вперед с предвкушающей улыбкой на лице, с охотничьим ножом в руке.

— Ты не можешь этого сделать! — Алексей пытается вывернуться, но он не двигается. — Виктор…

— Скажи спасибо себе, — рычу я, расхаживая взад и вперед, пока Левин начинает срезать одежду Алексея.

— Подожди! — Саша выходит вперед, к краю сцены, и протягивает руку. — Отдай нож мне.

Левин делает паузу, переводя взгляд с меня на Сашу, колеблясь.

— Это то, что он сделал со мной, — говорит Саша, ее подбородок дрожит, но глаза сверкают с едва сдерживаемой яростью. — Он срезал с меня одежду ножом, пока я висела на потолке, а потом избил меня. Позволь мне сделать это.

Левин смотрит на меня, ожидая моего одобрения, и я киваю.

— Отдай нож ей.

Он протягивает нож, и она без колебаний берет его, выходя на сцену. Алексей отступает назад, плюет в нее, но Саша только улыбается ему.

— Ты думал, тебе это сойдет с рук, — шипит она. — Виктор сделает с тобой самое худшее, но это мое. — Саша поднимает нож, прижимая его к его груди, когда начинает разрезать его одежду. — Ты боишься? Ты должен знать, что за этим последует. В конце концов, ты пытал мужчин ради Виктора. Ты знаешь, что он собирается сделать. Я надеюсь, ты боишься. — Она проводит ножом вниз, между его ног, и Алексей вздрагивает, когда Саша разрезает края брюк от костюма, которые на нем надеты, отрывая ткань, когда она поддается, и бросая ее на пол.

Когда он совершенно обнажен, она возвращает нож Левину, но не сразу уходит со сцены. Она в мгновение ока протягивает руку ему между ног, и крепко сжимает его яйца впиваясь ногтями.

— Это то, что ты делал со мной на той сцене, — шипит Саша. — Я надеюсь, ты умрешь медленно.

И затем разворачивается.

Ей едва удается разжать руки и убраться с дороги, прежде чем Алексей бросается вперед, его рвет от боли. Я холодно улыбаюсь ему, открывая черный пакет, наблюдая, как его голова обвисает, изо рта капает желчь и слюна.

— Просто подумай, — говорю я ему, доставая плоскогубцы. — Это только начало.

— Ты не имеешь права! — Алексей снова тяжело дышит, когда поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его глаза сверкают гневом и вызовом. — Ты не имеешь права так обращаться со мной…

— Не имею права? — Я подхожу к сцене, щелкая плоскогубцами в руке. — Ты убил моих людей. Ты переманивал моих клиентов, крал мои товары ради собственной выгоды, убил мою экономку и нескольких моих сотрудников и продал остальных. Уже за одно это я должен пристрелить тебя на месте. Но ты на этом не остановился.

Я выхожу на сцену, хватаю его за волосы и откидываю голову назад. Он задыхается, и я использую этот момент, чтобы засунуть плоскогубцы ему в рот, захватывая один из коренных зубов.

— Ты убил моих людей, — рычу я и сильно дергаю, вырывая первый зуб у него изо рта.

Крик Алексея эхом разносится по комнате, его тело дергается, когда начинает течь кровь. Но я на этом не останавливаюсь.

— Ты продал женщину под моей защитой. — Я обхватываю плоскогубцами другой зуб и дергаю.

— Ты похитил и пытался продать жену и нерожденного ребенка моего ближайшего союзника. — Еще один зуб, на этот раз передний.

Алексея снова тошнит, извергая еще больше желчи и крови, когда я отхожу в сторону. Я жду, когда он закончит, и когда он задыхается, я хватаю его за челюсть, снова засовывая плоскогубцы ему в рот.

— Ты украл моих детей. — Еще один зуб, потом еще. — Один для Аники и один для Елены, — хладнокровно говорю я ему, когда кровь капает на сцену. — Но ты не смог остановиться на этом, не так ли?

— Медведь… — Слово вырывается с трудом, сквозь отсутствующие зубы и распухшие губы. Я ухмыляюсь ему, щелкая плоскогубцами и наслаждаясь его внезапным вздрагиванием.

— Ах, ты начинаешь вспоминать, как говорить со мной с уважением. Но ты на этом не остановился, не так ли? Похитив моих детей, мою жену и тех, кто находится под моей опекой, издеваясь над ними и терроризируя их, тебе этого было недостаточно. Украсть то, что принадлежит мне, этого тоже было недостаточно. — Я бросаю плоскогубцы и протягиваю руку, и Левин передает мне охотничий нож, острый с зазубренным концом. Пока он стоит и наблюдает, он берет другой нож, включает зажигалку и проводит ею по лезвию, нагревая его.

— Медведь. — Алексей задыхается, качая головой, его глаза расширяются. — Медведь, я не убил тебя…

— Ты прав. Твоя ошибка, — смеюсь я. — Длинный список ты составил. Особенно когда ты решил, что тебе нужно завладеть всем, что принадлежит мне.

Я наклоняюсь к нему, протягиваю руку между его ног, чтобы схватить его за яйца, другой рукой провожу лезвием ножа по внутренней стороне бедра.

— Нет, ты, должно быть, был не в своем гребаном уме, если думал, что можешь изнасиловать мою жену и получить милосердие быстрой смерти.

— Медведь!

Крик Алексея превращается в животный хрип, гортанный и отчаянный, когда я провожу ножом по его мошонке, дергая за яйца, отделяя их от его тела. Прежде чем он успевает начать истекать кровью, Левин оказывается рядом в одно мгновение, раскаленный нож прижимается к ране так, что она мгновенно прижигается.

Комнату наполняет запах горелой плоти, и я слышу, как Катерина и Саша ахают у меня за спиной. Но ни одна из них не издает больше ни звука и не собирается выходить из комнаты. Они смотрят, и меня переполняет удовлетворение от осознания того, что они обе видят, что произойдет с любым, кто осмелится прикоснуться пальцем к тому, что я должен защищать.

Особенно к тому, что принадлежит мне.

Алексей наклоняется вперед, его глаза стекленеют, и я снова хватаю его за волосы, откидывая его голову назад, так что он вынужден смотреть мне в глаза.

— Когда ты вломился в мой дом, ты сказал, что заключал пари на то, сколько кусков ты сможешь отрезать от мужчин, которые отказались предать меня, прежде чем они потеряют сознание или умрут. — Я холодно улыбаюсь ему. — Я думаю, мы воспользуемся этой возможностью, чтобы посмотреть, сколько это для тебя.

Это не занимает много времени. К тому времени, как я освобождаю одну руку от ногтей, крики Алексея начинают затихать, его тело оседает вниз. Я киваю Левину, который выходит вперед с нюхательной солью, размахивая ею перед носом Алексея, пока он не приходит в себя.

— Этого было разочаровывающе мало, — говорю я ему. — Давай попробуем еще раз.

Это продолжается долгое время. Катерина и Саша наблюдают за всем этим, ни одна из них не вздрагивает и не выворачивает все из себя, чего я не могу сказать даже о некоторых мужчинах, которым приходилось наблюдать, как пытают других мужчин. Каждый раз, когда Алексей теряет сознание, когда я удаляю у него ногти, зубы, пальцы сустав за суставом, Левин будит его снова, прижигая раны, которые слишком сильно кровоточат.

Наконец, когда я отступаю, чтобы отдышаться, вытирая пот со лба забрызганной кровью рукой, Лиам выходит вперед.

— Моя очередь, — тихо говорит он и тянется за ножом.

На левой руке Алексея осталось два пальца, для этой цели ненадолго оторванных от такелажа, и Лиам отводит один из них назад, прижимая нож к суставу. — Это за Анну, ты, гребаное собачье дерьмо, — рычит он, когда Алексей стонет.

Закончив, он протягивает нож Максу, который стоит рядом с Сашей и наблюдает за происходящим с бледным, но решительным лицом.

— Хочешь попробовать? — Спрашивает Лиам так небрежно, как будто передает игровой контроллер, и Макс колеблется.

Его руки не бескровны. Но я точно знаю, что он никогда не пытал человека. Я вижу затруднительное положение на его лице, борьбу между его желанием причинить боль человеку, который причинил боль Саше, и клятвами, которые он когда-то дал.