Госпожа сочинитель

2

Даниэль проводил послеобеденные часы на скамейке в саду перед домом. Слуги то и дело сновали вокруг калеки: ему не нужно было звонить в колокольчик или кричать, чтобы тотчас получить желаемое. Но теперь Даниэлю вряд ли было что-нибудь нужно. Вот уже битых полчаса он неотрывно смотрел вверх – на окна кабинета Джоанны, где происходил решающий для него разговор. Господин Рэмбл начал добросовестно выполнять данное обещание. Он явился к хозяйке, чтобы уведомить, а если точнее – спросить у нее разрешения на поход Даниэля в ресторан этим вечером.

Даниэль хотел пойти и знал, что пойдет в любом случае. Да-да, именно пойдет, а не поедет в своей проклятой коляске. А Джой… Когда Дэни вспоминал обстоятельства знакомства со своей женой, его охватывало молчаливое возмущение собственной безвольностью; возмущение, которое он усиленно скрывал от других.

Два года назад совсем юная девушка каким-то образом прознала про неудачника и его горькую судьбу. Под видом сиделки она навещала Элинта каждый день, очаровывая его, уже отвыкшего от ласки. Через месяц после знакомства Джой огорошила Даниэля прямым намеком на свадьбу – ей требовалось срочно объяснить окружающим свои частые визиты к постороннему мужчине. Но восемнадцатилетний Даниэль совсем не представлял себе семейной жизни! Тогда он мечтал выздороветь, и эта малознакомая девушка рождала в его сердце одну признательность.

Джоанна не сдавалась. Она не выпускала его из своих сетей. Боясь получить окончательный отказ, она металась и плакала у постели Даниэля, заверяя в вечной любви. И Даниэль сдался. Его глубоко поразил уже один тот факт, что его наконец безвозмездно, самоотверженно полюбили. Он понял, что не простит себе, если жестоко откажет влюбленной. К тому же Джоанна успела наведаться к его родителям, и те, завороженные ее пламенными речами и возможностью сбросить с себя заботу о больном сыне, надавили на Даниэля с другой стороны.

Именно так, почти против воли, лишь на основании любви Джоанны был заключен их брак. Однако Даниэля ждал сюрприз. В первую брачную ночь Джоанна сбросила с себя притворную маску влюбленности. «Я обманула тебя, – бесстрастно объявила она, не глядя в сторону мужа. – Обманула ради твоего же блага. Я не испытываю к тебе ничего, кроме сестринской нежности. Я искренне хочу помочь тебе. Зная правду, из честолюбия ты бы отверг мою помощь. А так ты думал, что женишься из жалости, но на деле ты спас себя. Ведь ты пропадешь без меня! Пропадешь!» – с тем она сдержанно чмокнула его в лоб и вышла, пожелав спокойной ночи.

Подобным образом Элинт был вовлечен в кабалу – круговорот одухотворенных жертв и возвышенных целей. Присутствие Джоанны тяготило его, хоть он и не питал к ней неприязни. Скорее, он презирал себя за слабость, благодаря которой до сих пор оставался в подчинении у фанатички. Даниэль не подал на развод: он понял, что кроме Джоанны никому не нужен – даже родителям.

Всё в задумках Джой от начала до конца казалось Даниэлю слащавой игрой. Игрой в бескорыстие, игрой в показное супружество… Кротость помогала ему терпеливо сносить унизительные обстоятельства своего положения. Элинт с неугасимой надеждой глядел теперь на окна, ибо чувствовал, что этот вечер сильно изменит его жизнь. Как? Трудно сказать. Предчувствие всегда туманно.

Наконец появился Рэмбл.

– Готовьтесь, Даниэль: вечер вы проведете вне дома! – торжественно объявил он, хлопая по плечу своего молодого друга, но тут что-то заставило его посмотреть вверх – у окна стояла Джоанна. Ее лицо, отягощенное противоречиями, белело за одним из оконных проемов. Спорить с этой женщиной было ох как трудно. Она противилась любой отлучке мужа из дома, однако Рэмбл был тверд. «Ладно, – устав, соблаговолила Джоанна. – Только пусть Даниэль обойдется без самодеятельности. Он еще очень слаб, ему вредны нагрузки. Он может потерять равновесие, упасть – тогда всё лишь усугубится». Самодеятельностью она, как правило, называла попытки мужа встать на ноги. «Не беспокойтесь. Всё будет исполнено в лучшем виде», – ответил Рэмбл, скрестив за спиной пальцы…

…– Джоанне нужно поскорее стать матерью, – совершенно серьезно заметил он Даниэлю. – Только так она перестанет вас опекать, словно малое дитя.

Даниэль густо покраснел.

* * *

Сегодня был особенный день, сегодня всё шло не так, как обычно. Вопреки своим принципам Рэмбл нанял автомобиль – черный, блестящий, похожий на большую игрушку. Именно в нем надушенные, облаченные в выходные костюмы, наши герои отправились в ресторан.

Присутствие Даниэля смущало Рэмбла. Этот взрослый мальчик глядел на него так, будто ждал какого-то чуда. А тот просто боялся его разочаровать, боялся убить в нем последнюю надежду на лучшее… Помимо обострения чувств на старости лет у господина Рэмбла выработался дар предвидения: обычно интуиция его не подводила. Вот и теперь он чувствовал, что этот вечер многое решит если не в его судьбе, то в судьбе Даниэля. Рэмбл брал на себя груз ответственности за инвалида. В случае чего Джоанна потребует у него объяснений, а, надо признать, даже он – пожилой человек – побаивался порывистой, эмоциональной Джой. Госпожа Элинт доверила ему самое дорогое – мужа, и Рэмбл знал наверняка, что она долго не усидит на месте. Джой отправится следом, чтобы своей властной рукой пресечь малейшее ослушание подопечного.

Ровно в половину восьмого вечера черный лакированный автомобиль преодолел мост через канал и мягко притормозил напротив сияющих россыпями огней окон ресторана «Три камелии». Это было уютное двухэтажное здание, которое располагалось в старой части города. Ресторан справедливо называли клубом: в просторном зале сочетались столики, сцена для музыкантов, площадка для танцев и бильярдные столы – в самом дальнем углу. Сюда Даниэль вошел на своих ногах, с одной стороны поддерживаемый другом, а с другой опираясь на трость. Больше всего он боялся, что в этот чудесный, сказочный вечер ноги подведут его – они дрожали и почти не сгибались в коленях, а если и сгибались, то неожиданно и резко, лишая равновесия.

Рэмбл с содроганием наблюдал за Даниэлем. Опасно шатаясь, словно былинка на ветру, юноша ничего не замечал вокруг и был целиком погружен в свои ощущения, но глаза его, исполненные праведной цели, лучились энергией и надеждой.

– Интересно, она уже там? – сказал старик, неизбежно вспомнив о виновнице грядущего заседания.

– Кто «она»? – спросил Даниэль, и Рэмбл понял, насколько тот далек от реального мира.

Пожилой джентльмен успокоился лишь когда Даниэль сел за столик и можно было не бояться, что он грянется оземь. По лицу юноши расползлись красные пятна, свидетельствующие о крайнем возбуждении нервов. Да, этот малый действительно легко впечатлялся: легко впадал в панику, легко обретал радость и восторженный пыл… В сущности, он был ребенком, которого хотелось взять под опеку и утешить. Было бы лучше, если бы Даниэль постепенно, через ежедневные тренировки возвращался к нормальной жизни. Позиция Джоанны скорее вредила больному. Истосковавшись по свободе, он отважился на рывок, не задумываясь о последствиях, которые могли затронуть не только его здоровье, но и совесть друга.

Рэмбл с удовлетворением разглядывал стол, сервированный на трех персон: Джой организовала всё как надо! Здесь, наравне с декоративным оформлением в виде живых цветов и фигурно разложенных салфеток, ждали своего часа бутыли с вином и шампанским. В стороне люди только начинали занимать другие столики. Несколько завсегдатаев играли в бильярд. Разморенные скукой музыканты брали первые аккорды. Звуки шагов, шорохи, глухие удары кия о шары… Сейчас здесь царит покой, но ближе к полуночи грянет разгул: польется музыка и хлынет в бокалы спиртное. Рэмбл боялся, что именно тогда его юный друг заскучает. Даниэль был очень рад своей вылазке в свет, но вместе с тем ему явно чего-то не хватало… Ему не хватало свободы. Напрасно глаза вновь и вновь рыскали в поисках отдушины – они ее не находили. Быть может, Элинт увидел среди присутствующих неприятно знакомые лица, а может, разочаровался в самом себе, но ему всё сильнее хотелось покинуть место, куда он только недавно стремился.

Судя по всему, Экла Суаль опаздывала. Рэмбл еще раз пожалел, что подробнее не объяснил ей дорогу, понадеявшись на таксистов. Очень может быть, что Экла заплутала. Однако на вопрос официант ответил:

– Госпожа Суаль уже здесь. Она прибыла час назад.

Рэмбл растерялся. Если гостья приехала раньше них, то куда же она испарилась? Оглядевшись и не найдя никого, подходящего под описание ее внешности, он впал в замешательство. Может, они разминулись? Может, просто не поняли друг друга? Однако, право, как нехорошо! Дама наверняка жутко обиделась. Вспомнив отзывы о старых девах, Рэмбл почувствовал себя так скверно, что залпом осушил бокал вина.

Даниэль тоже казался удрученным и уставшим. «Уйдем?» – взглядом спросил он. Рэмбл молчал. Ему стало безмерно жаль беднягу.

Вдруг от группы игроков в бильярд отделилась женщина. Рэмбл сразу ее не разглядел за широкими спинами мужчин, но она была здесь и сейчас направлялась именно к столику наших героев. Незнакомка шла, плавно покачивая бедрами, обтянутыми узким шелковым платьем, и каждый ее жест излучал спокойствие и благородство, чувство меры и такта. Это была дама средних лет небольшого роста, не худая, но и не полная. Она была просто «нестандартной» – отличной от всего, что мы привыкли видеть.

Да, она была далека от классической красоты. Лицо ее – яркое, резко очерченное, – надолго отпечатывалось в памяти, стоило только задержать на нем взгляд. Его черты выдавали крикливый характер: такой же крупный, как и скулы, нос с горбинкой; губы из-за выступающей вперед верхней челюсти придающие лицу улыбчивый вид; большие бледно-зеленые глаза под черными дугами бровей – в контраст светлым прядям.

Облик дамы выявлял человека, который устал упиваться достатком. На ней не было драгоценностей, а на лице почти отсутствовал макияж, что шло ей только на пользу, ведь всё это отвлекло бы внимание от чистой кожи шеи и плеч, щедро покрытых загаром. Конечно же, незнакомка без ума от пикников, верховой езды и загородных прогулок.

– Как я рада! – воскликнула Экла, и нельзя было заподозрить ее во лжи – слишком ярко сверкали притягательные глаза, а голос звучал сочно, словно от него исходила жизненная сила. Госпожа Суаль не походила на старую деву. Возникал справедливый вопрос: неужели она могла хотя бы минуту прожить в одиночестве? Неужели могла быть независимой, самой управлять огромным состоянием?..

– Приношу свои извинения. Я просто не смогла удержаться: джентльмены так заразительно играют! – проговорила Экла и широко улыбнулась, обнажая ряд крупных, ослепительно белых зубов. Кто-то бы назвал ее улыбку вызывающей, но и грации этой улыбки никто бы не отнял.

Рэмбл порывался пожать ее руку, потом заколебался: не поцеловать ли ее на старинный манер? Ему не пришлось делать ни того, ни другого, ибо Экла первой заключила его в крепкие, родственные объятья. Получилось это не совсем ловко, однако Экла сгладила заминку своим заразительным смехом, от которого на душе стало светло. После она то же проделала и с Даниэлем, даже не спросив его имени. Прежде пребывающий в состоянии полета, теперь юноша смотрел на странную особу во все глаза. Она же вела себя естественно; поведение мужчин ничуть ее не смутило. Помимо воли все они приободрились. «Вечер удастся на славу!» – с облегчением вздохнул Рэмбл. Экла совсем не изменилась за прошедшие десятки лет. Старик узнал в ней маленькую девочку, какой видел ее однажды.