Три месяца на любовь

Глава 2.

Утро понедельника началось с воплей. Я как раз заходила в кабинет, когда заскучавшие Марк и Никита решили выскочить на улицу через окно. Но что-то пошло не так: ломанувшись одновременно в открытую створку, они запутались в собственных конечностях и застряли, повиснув в раме, при этом активно ругаясь и жестикулируя.

— Дебил! — вопил Маркуша. — Куда ты сунулся?!

— Сам дебил! — разобиделся Никитос и попытался двинуть другу в нос, но тот увернулся. В итоге пластиковое окно зловеще затрещало. Если честно, я была уверена, что такое невозможно, но два пятиклассника, видимо, решили доказать обратное.

Остальные дети собрались перед окном полукругом и с неподдельным восторгом комментировали происходящее, кто-то даже фоткался на фоне злополучной парочки.

Если я сейчас тихонечко выйду из кабинета, какова вероятность того, что они разберутся сами, не разнесут мне кабинет и не свернут себе шеи?

Желание спрятаться в домик и сделать вид, что ничего не происходит, было вполне объяснимо. Но чувство долга, да и обида за испачканный подоконник всё-таки взяли верх.

— Класс коррекции. Картина маслом, — зычным голосом объявила на весь кабинет. Мои пятиклашки вздрогнули, резко обернулись и… зашлись радостным смехом. Чувство вины им было знакомо смутно. — Чего стоим-то? Помогаем товарищам. Влад, Антон…

Через пять минут они уже всем составом сидели за партами, правда, на общий уровень дисциплины это не оказало никакого влияния. На дворе стоял непривычно тёплый конец апреля, в воздухе уже во всю витало наметившееся лето, словно вечер пятницы, сулящий насыщенные выходные. Поэтому сидеть в душных стенах школы не хотелось никому. Но ВПР, итоговые контрольные и годовая аттестация не давали возможности расслабиться… учителям, детям же было уже абсолютно до лампочки, что они там должны, им хотелось общаться, гулять и жить. Я их понимала, вот только поделать с этим ничего не могла.

Классный час мы прожили с минимальными потерями друг для друга. Я вклеивала в дневники листочки с оценками, а дети всеми силами старались не смотреть и не слушать видео, посвящённое дню театра. Вертели они этот день театра на… вертеле.

После звонка с первого урока я чувствовала себя опустошённой и подавленной. По-хорошему нужно было стукнуть кулаком по столу и взбодрить всё это болотце, но я… решила приучать себя к тому, что совсем скоро это всё станет не моей ответственностью. Правда, от этих мыслей стало ещё грустнее. Наверное, что-то такое читалось в моём выражении лица, потому что практически тут же началась моя любимая рубрика «Капитан-очевидность».

— Светлана Анатольевна, а какой сейчас урок?

— В расписании посмотри.

— И в каком кабинете?

— В расписании.

— А сколько у нас уроков?

— В расписании.

— А математика будет?

— Расписание.

Здесь возникла краткая пауза, и я почти успела выскочить из кабинета, когда Соколова осенило, что мы обсудили далеко не все вопросы:

— А что сегодня в столовой дают?

— А булочка будет?

— А после кого урока мы сегодня обедаем?

Стоит ли напоминать, что это конец учебного года и ничего нового в происходящем не было? Самое печальное заключалось в том, что они не издевались, а реально тупили, ну или таким вот дурацким способом добивались моего внимания. Временами это умиляло, а временами ставило в тупик.

В итоге спас меня десятый класс, ввалившийся в кабинет без особого на то разрешения и глянувший на мою «мелочь» как на досадную помеху. Мои в долгу не остались и выразили всеобщее недовольство в лице Тёмы Тюлина, который не смог придумать ничего лучше, чем показать этим двухметровым шкафам средний палец. Пришлось подсуетиться и выставить его за дверь, прежде чем старшеклассники успели бы среагировать на произошедшее.

***

Счастье моё было недолгим, и уже минут через десять от начала урока я стала скучать по своим бандерлогам, по крайней мере, они хоть на что-то отзывались. Десятому классу же было всё… фиолетово. Если честно, меня часто на их уроках посещало ощущение, что я говорю в пустоту, ибо реакции на мои слова не было никакой. Нет, письменные задания они выполняли, особенно после парочки строгих взглядов и обещаний забрать телефоны. Правда, при этом на их лицах отражалась такая скорбь, что хотелось пожалеть каждого и отпустить с миром.

На русском они ещё держались, работая со сборниками по подготовке к ЕГЭ, тут, видимо, срабатывали остатки хоть какой-то мотивации, а вот на литературе… их энтузиазм угасал окончательно, а мне впору было расписываться в своём полном педагогическом бессилии.

Сегодня мои тщетные попытки организовать хоть какое-то обсуждение в очередной раз потерпели полное фиаско. А ведь я с них даже не прочитанный текст спрашивала, а всего-навсего впечатления от просмотренного тут же эпизода. Их безучастное молчание ставило в тупик и выводило из себя, наверное, ещё и потому, что сама я в их возрасте впадала в полный экстаз от полномасштабности «Войны и мира».

Итогом всего этого послужил тяжкий вздох Сашки Изотова, когда я попросила класс поделиться впечатлениями от смерти Андрея Болконского.

— Какие чувства у вас вызывает это событие?

Вместо ответа — очередная порция молчания.

— Ну, давайте же! — всплеснула я руками от бессилия. — Уже как в пятом классе: мне грустно, радостно… неинтересно.

— Светлана Анатольевна, вы напрямую говорите, чего именно вы от нас хотите, мы скажем, — окончательно капитулировал Изотов.

Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё надо…

От фэйспалма меня остановили открывшаяся дверь и Родион, без всяких обиняков зашедший в кабинет. С абсолютно пофигистичным видом он прошествовал до своей парты и с шумом сбросил рюкзак с плеча.

— Иванов, середина второго урока. Вас ничего не смущает?

— Ничуть.

Я вперилась в него взглядом, а это чудовище не осталось в долгу, недовольно нахмурив брови, мол, отвяжись ты от меня. Десятый класс даже притих, они любили наблюдать за нашими перепалками с Родей, едва ли не в открытую делая ставки, кто кого. Сейчас хоть не комментировали, и на том спасибо.

— Объяснительную на имя директора, — сдалась я первая, поворачиваясь к своему столу за листком бумаги и разрывая зрительный контакт. — Хоть потренируемся мысли в официально-деловом стиле излагать.

Он фыркнул, но развивать конфликт дальше не стал. Я же окончательно сдулась и, поставив жирный крест на попытках расшевелить народ, щёлкнула по клавише ноутбука, запуская дальнейшее воспроизведение фильма. Простите меня, Лев Николаевич, видит бог, я старалась.

— Задержись, — с нажимом в голосе велела я Родиону после звонка. Тот противно хмыкнул и бухнул передо мной порядком измятый лист бумаги с одним-единственным словом: «Отвали».

Молчали, пока десятый класс медленно ковылял на выход. По иронии судьбы последним оказался Изотов.

— Так его, так, Светлана Анатольевна! — отсалютовав мне кулаком, бросил мне Сашка и прикрыл за собой дверь.

Я села за свой стол. Родион сидел напротив, раскачиваясь на стуле и показательно надувая жвачку.

— Стул не ломай, — выдала на автомате, не зная, с чего начать.

— А ты училку выключи, — оскалился он, но бедный стул мучить всё же перестал, подавшись вперёд и сделав упор на предплечья. — Слушаю вас, Светлана… Анатольевна, — последнее было произнесено с абсолютно нескрываемой издёвкой. — Или сразу маме настучите?

— Слушай, чего ты добиваешься?

— Ничего.

— Ну да, — скрестила руки на груди, — вот только не я тебя в десятый класс запихивала. Все претензии к родителям. Я тут ни при чём.

— А ты всегда ни при чём… — неожиданно как-то совсем по-детски надулся Родион, запнулся и резко выпалил: — Ты только и делаешь, что сваливаешь!

— Я…

Не дав мне договорить, он подскочил на ноги и вылетел в коридор, от души хлопнув дверью и выбив облако пыли. Дверь, стукнувшись о косяк, открылась снова, явив взору Варю.

— Светлана Анатольевна, там мальчишки опять дерутся.

— Иду.

***

Чем хороша наша система образования? Она практически не оставляет времени на рефлексию в течение дня, когда ты носишься по школе с выпученными глазами, разрываясь между инцидентами, походом в столовую, проверкой тетрадей, подготовкой к урокам и контролем за тем, чтобы никто никого не убил. Запихав поглубже свои переживания по поводу Роди, я за перемену успела трижды разнять пацанов, поучаствовать в переписке с одной родительницей, ответить на семнадцать однотипных вопросов (специально посчитала), отметить отсутствовавших в Дневнике.ру и съесть конфетку, подаренную кем-то из семиклассников. Ну а дальше день просто пошёл по накатанной. Седьмой класс даже сумел реабилитировать меня после общения с десятым.

Зато после уроков, когда последний представитель моего пятого класса был выставлен за пределы школы, паршивое настроение таки нагнало меня.

«Я убью его», — отправила сообщение Лене.

«Всё настолько плохо?» — ответ не заставил себя ждать.

«Ещё хуже. Он стал абсолютно неуправляемым».

«Может, маме сказать?»

Звучало соблазнительно, но мы это уже проходили.

«Ага, чтобы во всём виноватой опять я осталась? Не нашла подход к мальчику».

На экране замелькала надпись «печатает…», то исчезая, то появляясь. Длилось это долго, как если бы абонент на том конце телефона не знал, что сказать. Наконец-то Лена пообещала:

«Я поговорю с ним».

«Спасибо», — но легче не стало, скорее даже наоборот, где-то там на первый план выбралось чувство вины и пронзительное: «Ты только и делаешь, что сваливаешь».

Из раздумий меня вывела Ксюша, вдруг материализовавшаяся в моём кабинете.

— Светольна, тут про вас страшные слухи ходят! — выпалила она, улыбаясь.

Приход Казанцевой, ой, то есть Савицкой, всегда воспринимался как праздник. Ксюшка, глубоко засевшая в декрете, была похожа на солнышко, и если честно, то в последнее время мне сильно не хватало её оптимизма и светлого взгляда на будущее.

— Каюсь, — выставила перед собой ладошки, — виновата…

— Серьёзно, — изогнула приятельница бровь, — ты увольняешься из школы?

— Пока только написала заявление о том, чтобы меня не комплектовали на следующий год.

— Считай, это одно и тоже.

Неопределённо повела плечом.

— Посмотрим.

Англичанка в душе и по призванию вздохнула и подошла ко мне почти вплотную, после чего взяла и… обняла.

— Светка, мне тебя так будет не хватать.

— Ты сначала из декрета выйди, — закатила я глаза. — А, мать-героиня?

— Это Савицкий, — отмахнулась она, — и его характер неугомонный.

Коллега была счастливой обладательницей троих детей и одного строптивого мужа. Я невольно прыснула:

— Мне кажется, что в этом вопросе ты могла бы с ним посоревноваться.

— Могла бы. Но поверь, я бы лучше шесть уроков отвела, чем ещё пару лет в декрете.

Я натянуто улыбнулась, вдруг подумав, что мне тоже, наверное, будет не хватать «шесть уроков подряд», после чего тут же окрестила себя идиоткой.

Ксюшкин телефон пиликнул, она тут же ткнула на сообщение и из динамика разнёсся пронзительный детский вопль и недовольное мужское ворчание: