Три месяца на любовь

Глава 3.

Глава 3.

Слухи о моём уходе медленно, но верно расползались по школе и в один прекрасный день добрались до пятиклашек. Где-то глубоко в душе я всё же надеялась, что животрепещущие разговоры чудом обойдут нас стороной и мне не придётся стоять перед ними и оправдываться, мол, все в этой школе прекрасно справятся и без меня. Но нет.

— Вы из-за нас, да? — едва ли не рыдая, прилетела ко мне Варька. — Вы из-за нашего поведения уходите.

Я зажмурилась, пытаясь собрать себя в кулак и выдать заранее отрепетированную речь, методично увещевая, что ещё точно неизвестно, ухожу я или нет. Начала и… не смогла.

— Варь, — обняла девочку за плечи, прижимая к своему боку, — с вами это никак не связано, просто… просто мне так, видимо, надо… идти дальше.

— Без нас?!

Внутри меня что-то резко застонало и зазвенело, в который раз выставляя наружу все сомнения.

— Я всегда буду где-то рядом, в пределах одного сообщения или звонка, — проговорила банальщину, от которой никому не стало проще.

— Ну это же не то.

— Не то, — согласилась. — Ну это же не означает, что станет хуже? Дадут вам другого учителя, ещё лучше, чем я.

— Лучше вас нет.

— Сомнительное утверждение, — мягко покачала головой, едва сдерживая подкатившие слёзы, — вдруг Ксения Игоревна раньше положенного срока решит выйти из декрета. Помнишь её? Она у вас во втором классе английский вела. Вот тогда и заживёте в мире и покое, и никто вас не будет гонять по пятнадцать раз на дню за плохо сделанный синтаксический разбор.

Не помогло. Девочка глянула на меня с ярко-выраженным скепсисом, пусть пока и не догадывалась, что это такое.

— Не хотим мы никакой Ксении Игоревны, мы вас хотим!

Достойных доводов против у меня в который раз не нашлось. Но коллективные разборки, развернувшиеся после этого диалога, окончательно испортили мне настроение, которое и без этого стремилось к нулю.

Вечером того же дня объявилась Лерка с грустными вздохами в трубке.

— Расскажи что-нибудь жизнеутверждающее, — потребовала подруга.

— Говорят, что через пару лет искусственный интеллект захватит мир, — сообщила я, как раз читая статью про новый чат-бот и его писательские способности.

— Света, тебе напомнить значение слова «жизнеутверждающее»?

Фыркнула, глядя на экран с Леркиной несчастной физиономией.

— Что там у тебя случилось?

— Он мне не звонит! — с готовностью сообщила подруга, явно ожидавшая этого вопроса. — Уже почти неделю.

Сообразить, кто такой «он», мне удалось практически сразу.

— А ты ему?

— А что я?! — искренне возмутилась Крутикова. — Я — женщина, и это он должен делать первые шаги.

— Мне казалось, что у вас с Сергеем уже шага до десятого дошло.

— Десятый шаг — это замуж и дети по лавкам!

Попыталась произвести подсчёты в своей голове, вычисляя стадии развития отношений, но запуталась.

— В любом случае, вы крайне интенсивно начали ваше знакомство, — намекнула на ту самую памятную ночь, в которую Лера отжигала с Литвиновым. Ну не в нарды же они до утра резались? Это даже я понимала.

— Он мне не звонит! — требовательным тоном напомнили мне. Ах да, в таких ситуациях от меня ожидалась исключительно поддержка.

— Вот гад! — как можно более экспрессивно воскликнула я. — Давай сделаем ему заговор на понос!

— Пф-ф-ф-ф… — это Лерчик поперхнулась красным вином, которое попивала в ходе нашего разговора.

— Заговор на что?

— На понос, — с серьёзным видом сообщила ей. — Мне тут мои пятиклашки рассказали. Берёшь листочек, пишешь имя гада…

— Све-е-ета-а-а, — почти простонала Лера, переходя на смех. — Ты надо мной издеваешься?

— Есть немного, — мягко улыбнулась. — Просто не понимаю, почему нельзя первой написать, если Сергей тебе так понравился. Это же логично.

Тут я, конечно, немного покривила душой.

— Страшно, — вдруг призналась подруга. — Я ему ереси всякой наговорила перед этим. Просто… неудачно среагировала на какую-то глупость, и понеслось. Он тоже удила закусил, и теперь… теперь имеем то, что имеем. Вдруг я ему надоела, и он решит, что я навязываюсь?

При всей Леркиной самоуверенности ничто человеческое ей не чуждо.

— Думаю, что любой мужик счёл бы за удачу, если бы ты решила ему понавязываться.

— Да ладно тебе, — отмахнулась она и вдруг сделала глаза кота из «Шрека»: — Свет, а давай что-нибудь устроим на выходных? У меня уже нет никаких сил сидеть и страдать в ожидании звонка Литвинова. Не хочет — ну и хрен с ним. Я себя тоже не на помойке нашла, — горделиво заключила она.

— Тебе напомнить, чем закончился наш последний выход в свет?

— Это всё потому, что у нас мотивация неправильная была. Сама же говоришь, что у тебя был приступ горя. А теперь мы будем праздновать!

— Боюсь спросить, что именно…

— Нашу молодость, свободу и независимость!

О том, что ещё лет через пять сей факт из причин для гордости превратиться в повод погрустить, я предпочла умолчать. К тому же у меня уже начал намечаться примерный план действий. Идея была, конечно, идиотской, но…

— Поехали за город, а? — продолжила мечтать Лера. — СПА, бассейн и всё такое. Целые выходные вдали от всех этих м… чудаков.

— Не, на выходные не могу. Репетиторство.

— А перенести?

— Окстись, какое перенести? ЕГЭ через месяц, у народа уже нервная икота и справочник Штоля под подушкой. Мне не простят дезертирства. Так что… давай как-нибудь в городе?

Лера скривилась, но приняла, я же, чтобы совсем уж не казаться занудой, поспешила заверить её:

— Но обещаю придумать что-нибудь интересное и… трезвое.

— Света!

— Лера.

***

Я всегда была трусихой. Сколько себя помню. Особенно в том, что касалось общения со сверстниками. В подростковом возрасте мне проще было мысленно грохнуться в обморок, чем заговорить с кем-то малознакомым, особенно если этот кто-то был… мальчиком. Во многом это было связано с моим весом. Привыкшая к постоянным подколкам и насмешкам, помноженным на вечные маменькины нравоучения «Втяни живот» и «Будь тише», я буквально впадала в ступор при общении с людьми.

С годами стало проще, особенно после педагогического и работы в школе — здесь хочешь не хочешь, а научишься коммуникации. Но вот в повседневной жизни… от меня зачастую было мало толку. Впрочем, вы и сами могли догадаться, вспомнив все мои злоключения последних пары недель.

Обычно у меня было два режима функционирования: «строгая училка» и «искательница приключений», и ни один из них не отличался адекватностью.

Грядущие судьбоносные перемены вдруг пробудили во мне… если не дух авантюризма, то непонятную мне решимость. А может быть, это Леркины терзания разбередили мою душу и пробудили совесть.

— И вот как ты её бросишь в таком состоянии? — противным голосом гундели мои моральные принципы.

— Пф-ф-ф, — закатывала я в своих фантазиях глаза, — можно подумать, у неё впервые раздрай из-за мужика.

— Ну а если сейчас это тот самый? — никак не унималась совесть, подпитываемая врождённым страхом сделать что-нибудь не так.

Итак, спустя несколько дней Леркиных страданий и моих переживаний за неё, я сдалась и написала Савицкой: «Ксюш, дай, пожалуйста, телефон Француза».

Специально выбрала его псевдоним, слабо надеясь, что выйдет не так палевно.

Ксюшка прислала ухмыляющийся смайл, но развивать тему дальше не стала, благосклонно скинув номер гада. Потом, правда, всё же не удержалась и загадочно добавила: «Он сложный. Но хороший».

Я сморщила нос и напечатала в ответ: «Я надеюсь, ты про телефон».

«Разумеется», — нагло улыбался очередной смайл.

На этом тема была исчерпана. Впрочем, как и вся моя решимость. Номер я достала, но что с ним делать дальше, я как-то слабо представляла.

Из раздумий меня вырвала семнадцатилетняя Ася, печально вздыхавшая над пробником.

— Чего страдаешь? — скосила я глаза в сторону девочки.

— Вроде бы всё, — отозвалась моя подопечная.

— Так всё или вроде бы?

У неё в запасе ещё было двадцать минут на решение заданий, но зная Аську, сомневаться в том, что она уже раз десять перепроверила все ответы, не приходилось. Синдром самозванца, взращенный не в меру требовательными и амбициозными родителями, вечно заставлял ребёнка сомневаться в сделанном.

Она неопределённо пожала плечами, и я придвинула к себе бланк её ответов, приняв судьбоносное решение за неё. Иногда мне хотелось придать Аське небольшого ускорения и решительности, но потом, взглянув в её печальные глаза, я сама же себе говорила отвязаться от ребёнка. Ей и без меня давления хватало.

Как и ожидалось, тестовая часть была выполнена без единого нарекания. И я уже собиралась поздравить её с этим, как девочка выдала подавленное:

— А вы тоже расстроитесь, если я плохо сдам экзамен?

— Что в твоём понимании плохо? — осторожно уточнила я.

— Ну… наберу меньше девяноста баллов…

Задумчиво закусила губу, размышляя над правильным ответом. Вот бывают же такие моменты в жизни, когда весь твой немалый лексический запас не в силах помочь тебе подобрать верные слова. Ну не говорить же банальное: «Оценки в жизни не главное…»

— Знаешь, ты для меня будешь крутой, даже если едва преодолеешь минимальный порог, — сообщила как можно более жизнеутверждающе. Я не то чтобы притворялась, душой я точно не кривила, но вот говорить эти слова должна была не я, а её родители.

Ася ещё раз вздохнула, но глянула на меня с надеждой:

— Почему вы так думаете?

— Потому что…

Эта девочка обладала многими достоинствами — трудолюбием, старательностью, ответственностью… Но мне отчего-то не хотелось подкреплять ни одно из них, поэтому пришлось делиться личным:

— Потому что мне было безумно интересно работать с тобой весь этот год. Не знаю, как тебе, но для меня наши с тобой занятия пролетали как на одном дыхании.

Хрен его знает (да-да, я всё ещё филолог), насколько это всё было педагогично, но лицо девочки всё же просветлело:

— Мне тоже очень нравилось.

***

Выходя из школы со стойкой установкой «Не сметь трусить!», я набрала на экране телефона сообщение: «Какие планы на вечер?».

***

Вечер мы проводили на веранде одного из модных ресторанов, окна которого смотрели прямо на набережную. Ветерок колыхал белые шторы и нёс с реки приятную прохладу. Я сидела, закутавшись в плед, и мечтательно смотрела вдаль, стараясь наслаждаться моментом и не думать о стоимости нашего заказа. Как таковых проблем с деньгами у меня не было, что, впрочем, не отменяло моего беспокойства по поводу конского ценника местного меню. Лера куда проще относилась к таким вещам, поэтому без всякого зазрения совести потягивала из трубочки уже второй апероль, временами двигая плечами в такт музыке, ненавязчиво лившейся из динамиков.

— Так, я не поняла, — со вторым коктейлем таки было покончено, — когда мы начнём наш отрыв?

Притворилась удивлённой.

— А что мы, по-твоему, сейчас делаем?

— Сидим и молчим.

— Не молчим, а наслаждаемся атмосферой неспешности и созерцания, — поправила подругу. На что Крутикова прищурилась и констатировала очевидное: