Три месяца на любовь

— Савицкая, клянусь, ещё десять минут — и ты станешь вдовой.

Она закатила глаза, но накинула ремешок своей сумочки на плечо и медленно отступила в сторону выхода:

— Ладно, побежала я спасать благоверного, а то у Кирюхи зубы режутся. А ты не пропадай, заходи в гости.

— Угу, — из вежливости пообещала я, но бывшая Казанцева вдруг зацепилась за эту идею:

— Слушай, точно. А приходи на Первомай к нам! У нас шашлыки будут. Посидим, поболтаем.

— У меня репетиторство.

— Да ладно тебе! Праздник же! Мы в кои-то веки в деревню не уезжаем. Поэтому жду, в семь!

И уже не дожидаясь моего ответа, таки выскочила в коридор, на что я лишь покачала головой.

***

Ксюшкин муж, Паша, был смешным. Не нелепым, не странным, а именно смешным. Мне нравилось наблюдать за их семейными перепалками, видимо, оба испытывали потребность всё время подначивать и подкалывать друг друга, словно говоря: смотри я здесь, а ты со мной? Я смотрела, наслаждалась и… завидовала.

Шашлыки жарили во дворе их частного дома. Паша, одетый в яркую гавайскую рубашку, вальяжно потягивал пиво из стеклянной бутылки, при этом успевая свободной рукой крутить шампуры на мангале, краем глаза приглядывать за трёхлетним сыном, который без устали носился по огороду за большим рыжим котом, и периодически отпускать замечания из серии:

— Илья, не ешь кота, он нам ещё пригодится!

Мы же с экс-Казанцевой сидели в деревянной беседке и вели светские разговоры о… правильно, школе. Есть такое правило, что если в компании собираются больше одного учителя, то вечер неофициально превращается в малый педсовет. На руках у коллеги восседала годовалая Кира, активно размахивающая вязаным зайцем, который то и дело порывался упасть на землю, но опытная мать Ксюша ловила его, даже не глядя. Рядом с ней сидел угрюмый Стёпка одиннадцати лет — приёмный сын Савицких.

— Степанидзе, ну ты чего нос повесил? — не удержалась я и погладила парня по голове.

Он тяжко вздохнул и поднял на меня самый несчастный взгляд в мире:

— Это обязательно? Читать про Киша.

Мы с приятельницей обменялись понимающими улыбками.

— Обязательно, — постаралась я сохранить серьёзность.

— Ну и зачем нам эта х…

— Стёпа! — оборвала его мать предостерегающе. Зная парня, от него можно было ожидать и русский трёхэтажный.

— … рень. Зачем это всё нужно?

— Не хочется читать про эскимосов? — ничуть не обиделась я, игнорируя Ксюшкин извиняющийся вид.

— Вообще ни разу! — воскликнул мальчик. — Это же нечестно. Ну не хочу я читать, а меня заставляют…

— Значит, ты поймёшь Киша.

— Чё это? Его тоже заставляли делать то, чего он не хочет?

— Ну… можно сказать и так. Взрослые не хотели уважать его мнение, и ему пришлось доказывать, что он ничем не хуже их, а в чём-то даже… превосходит.

Стёпка почесал кончик носа, оттягивая необходимость что-то говорить. Посмотрел сначала на мать, потом на меня, обречённо вздохнул и выдал невпопад:

— Папа пообещал, что если я сносно закончу год, то летом мы поедем на рыбалку.

— Та-а-ак, — кивнула я головой. — А Киш тут при чём?

— Ну как же, — выпрямился Стёпа, — если я не прочитаю, вы же мне двойку поставите.

Я задумалась, закусив губу. После чего торжественно пообещала:

— Не поставлю.

— Почему? — с недоверием.

— Потому что литературу нельзя любить из-под палки.

Степанидзе задумался, а Ксюха добавила:

— Уверена, что рыбалке быть, независимо от того, как закончишь год. В конце концов, мы тебя любим не за оценки.

Мальчик сморщился и неожиданно обнял… меня. Так и подмывало спросить: «А я-то тут при чём?», но не стала нарушать трогательность момента. Стёпка подозрительно шмыгнул носом, после чего ускакал в дом.

— И так каждый раз, — покачала головой Савицкая. — То такой кремень, что ничем его не пробить, то сносит на эмоции на ровном месте.

Ну я бы поспорила, что на ровном, правда, вместо этого спросила совсем другое:

— Непросто вам?

— Сейчас уже ничего, а поначалу вообще вилы были. Один орёт, второй такой в режиме Халка — круши-ломай, третья только родилась… И Пашка с чумным взглядом — всё не мог определиться, то ли радоваться, то ли что.

— Но вы справились.

— Справились, — несмело согласилась она, — тьфу-тьфу-тьфу, — и постучала по дереву. — Справляемся, скорее. А тут ты нас бросаешь.

— Ксюш, — прищурила я один глаз. Отчего-то мне подумалась, что этой части разговора удалось избежать. Оказалось, нет. — Не начинай, нет незаменимых…

— Это ты ему скажи, — кивнула она вслед Степану. — На самом деле, как учитель, я тебя понимаю. Мы все однажды перегораем. Я, если бы Пашку не встретила, тоже давно бы сгорела. Но как мать… как мать, я тревожусь. У моего сына классный руководитель решил свинтить!

Понимающе улыбнулась, в который раз повторив:

— Что поделаешь.

Это была одна из моих маленьких личных драм. Как уйти из школы без этого щемящего чувства вины, что я кого-то бросаю. Сложнее всего было со своим пятым классом, где, собственно, и учился Стёпка.

— Как начальство отнеслось к твоему решению? — решила немного сменить течение разговора Ксюша.

— Предсказуемо — обиделось и смотрит на меня волком, как на предателя. Наталья Николаевна всегда говорила, что отпустит меня исключительно в декрет.

Приятельница накрыла мою руку:

— Она примет.

— Однажды.

Мы замолчали. Зато оживилась Кирюшка, требуя материнского внимания. Савицкая встала на ноги, слегка подкинув дочь. Тут же, как по сигналу, возле нас материализовались Пашка с Илюхой. Мелкий тоже решил переключить своё внимание с кота на мать, начав активно дёргать ту за ногу.

Павел ухмыльнулся:

— Хочешь, я тоже присоединюсь и помамкаю?

Ксюша зло глянула на мужа, но тот и не думал раскаиваться, лишь нагло улыбнулся и выхватил дочь, усадив себе на шею. Кира залилась радостным смехом.

— Мясо через пять минут будет готово, руки мойте! — скомандовал майор.

— Есть, — шуточно отдала я честь.

— Не подыгрывай ему, — велела Ксюха, иначе я потом его самомнение никакими рамками не ограничу.

— А зачем его ограничивать? — искренне удивился мужчина, невинно захлопав ресницами. И всё это под довольные визги Киры, которая от души таскала отца за волосы. — Так, ладно, принцесса, нам пора спасать наш шашлык… — он сделал пару шагов в сторону мангала, но потом обернулся, видимо, вспомнив: — Ксюш, там сейчас Француз приедет. Ничего же страшного…

— Это вопрос или утверждение?

— Это констатация факта, — всё так же с ангельским видом сообщил Савицкий. Его жена фыркнула и запустила в супруга полотенцем.

— Мясо лучше нам давай…

***

— Француз? — удивилась я, когда Ксюша, отводившая по туалетным делам Илью, вернулась из дома.

— Француз, да. Пашкин друг из молодости.

— Молодости? А сейчас у него что?

— А сейчас у него я и трое детей.

Слегка растерялась, поэтому Савицкая решила пояснить:

— Он сам так говорит, что всё, что было до нас, — молодость, ибо несерьёзно. А сейчас у него пик осознанности и зрелости. Брешет, конечно, но всё равно приятно.

Мы обе прыснули, после чего приятельница продолжила свой рассказ:

— Короче, там какая-то присказка из их юности. У него то ли мама немка, а папа — русский, то ли наоборот, поэтому он — француз.

— Ничего не понятно, но очень интересно.

— О! — оживилась Ксюшка, при этом от души хлопнув меня по руке. — Он, кстати, не женат.

Натянуто улыбнулась, всеми силами делая вид, что всё в порядке. Казанцева никогда не имела тяги к сводничеству, но, видимо, вера в постулат «каждой твари по паре» просыпается у всех женатиков. Она смотрела на меня с таким энтузиазмом, явно загоревшись своей идеей, что мне даже пришлось отвернуться, скрывая своё… чувство стыда.

Вот как объяснить окружающим, что редко какой мужчина видел в моём пятьдесят восьмом размере женщину своей мечты? Максимум интересного собеседника, и то при условии, что я не начинала от волнения и всеобъемлющего смущения отжигать. А я могла, умела и практиковала, давая волю своей дурной голове разгуляться, как это недавно было в баре.

Поэтому все эти «не женат» обычно ни к чему хорошему не приводили. Мужчины меня не замечали, а я замыкалась, дабы не позориться ещё больше.

— Ксю, — выдала я с нажимом.

К чести англичанки, она поняла всё правильно:

— Ладно-ладно, не лезу, куда не просят. Просто Андрюха, он правда такой… прикольный.

Понимающе покивала головой и на время переключилась на мелкого Илью, который всё это время крутился вокруг нас, а тут как раз ещё и мясо подоспело. Паша вернул свою принцессу жене и с видом победителя накрывал на стол, не забыв подчеркнуть идеальную степень готовности шашлыков.

А потом кто-то позвонил в звонок, и уже через пару минут я имела честь лицезреть довольную физиономию Андрея Исаева. Да-да-да, того самого гада, который так неудачно мне подвернулся в выходные на пике моего морального падения.

Он шёл по мощёной дорожке и о чём-то переговаривался с Савицким. Я же замерла за столом, судорожно вцепившись в столешницу и отчаянно соображая, куда бы мне сбежать. Илюшка, сидевший под боком, очень вовремя уронил вилку, и я не совсем проворно нырнула под стол. Вилка нашлась удручающе быстро, но с возвращением наружу я не торопилась, проклиная свою везучесть. Хотя голос разума и пытался меня отрезвить, всё время спрашивая: «Ну и что такого?»

Под столом нарисовалась любопытная рожица Ильи.

— Плятки? — картавя, уточнил ребёнок.

— Прятки, прятки, — как болванчик закивала я головой, осознавая всю глупость своего положения.

Голоса стали ближе и громче, и почти тут же раздалось растерянное Ксюши:

— Свет, ты где?

— Плятки, плятки, плятки, — радостно возвестил Савицкий-младший, явно тыкая пальцем под стол.

— Э-э-э-э, — немного растерялась его мать.

— Вилка упала! — выпалила поспешно, спрятав лицо в ладони.

Чёрт… Чёрт. Чёрт!

Под столом опять появился Илья и в соответствии со своей детской логикой вручил мне ещё две вилки.

— Спасибо, — почти простонала я и начала обречённо вылезать из-под стола, не преминув ещё и головой стукнуться.

Короче, это было моё второе эффектное появление в жизни Исаева: в одной руке я держала букет из трёх вилок, а другой активно потирала ушибленный затылок.

Вообще-то, они все улыбались: хозяева дома всё списали на Илюхину непосредственность, а Андрей просто не понимал, что происходит. Его взгляд скользнул по мне… И дальше было даже забавно наблюдать за его реакцией, как лёгкая беззаботность сменяется недоумением с примесью узнавания… а потом и вовсе наступает стадия ошеломления. Лицо Исаева забавно вытянулось, а идеальные брови сошлись на переносице. Меня так и подмывало сделать реверанс, злорадно отметив, что я таки способна вызывать у мужчин сильные чувства.

К счастью, в этот момент все смотрели на меня и никто не заметил мини-драмы, разворачивавшейся у них под носом. Я же предпочла держать лицо кирпичом, словно это всё было в порядке вещей — сидеть под столом в компании вилок.

— Андрей, это Света, — защебетала Ксюша, включив режим хозяйки, — Света — Андрей, он же Француз.