Люба, любовь и прочие неприятности

— Слушай, — миролюбиво, но жёстко сказал я. — Я приехал работать. Я буду вкладывать в этот проект деньги и силы. Я мечтал об этом много лет, результаты ты увидишь уже к осени. Я создам крепкое прибыльное производство. И поверь, я купил ваш колхоз только потому, что это единственный оставшийся колхоз в регионе, остальные уже прибраны. Ваш самый большой и соответственно самый дорогой, поэтому так долго плавал сам по себе. Это единственная причина, Люба, а вовсе не твои глаза и прелести. Расслабься.

Тут я конечно конкретно слукавил. На Любке джинсы дырявые, и в эти дырки так аппетитно выглядывают коленки, что так и тянет посмотреть, а лучше — потрогать. Но всему свое время.

— Свежо предание, но верится с трудом, — ответила Люба. — Поворачивай направо, трактористы стоят, ни на минуту без пригляда!

Вот же глазастая! Я пригляделся — и правда стоят. В сторону от лесополосы, где поля переходили в зелёное природное буйство разнотравья. Три трактора в рядок, у них огромные прицепы в которых едва ли на треть сена. Мужики сидят в тенечке и курят. Я затормозил, Любка выскочила из машины.

— До обеда два часа, ребята! — возмутилась Люба. — Вы чего стоите? Нам ещё план сдавать?

— Вася сломался, — буркнул один из мужиков. — Мы его это… чиним. Коллективно, ибо коллективный разум это сила.

Любка вздохнула, кулаки сжала, мне интересно, что она будет делать. Я шагнул к мужикам, пожал три мозолистые, жёсткие руки, и как будто даже подцепил запах мазута.

— Вася пусть ждёт ремонтников, — возразила Люба. — А вы езжайте уже!

Я лично сделал вывод, что ничего у мужиков не сломалось. Остановились покурить, а теперь перед Любой гнут свою линию из непонятного упрямства — уселись опять на корточки в тени телеги.

— Коротый трактор Васин? — спросил я.

Мне кивнул и на один из трех. Я подошёл, посмотрел. Открыл железную панель, что прятала двигатель. Подумал, закрыл обратно. Потом залез в кабину, в ней тоже пахнет пылью и мазутом, кондиционера нет, жара, точно надо с техникой что-то делать, мужиков я даже понимаю. Примерился к педалям, изучил рычаги и кнопки. Завёл трактор. Тот взревел, а потом послушно дёрнулся и поехал вперёд. Я оглянулся, острые жернова состригают сено, тащат его внутрь телеги, все, сука, работает!

— Я миллионер, а не олигофрен! — крикнул я притормозив и пр открыв дверь. — Идиота из меня делать не нужно. Я же мужик, я в состоянии управлять любым транспортным средством!

И дальше поехал, весело же! Трактор гудит, сено косится, муха залетевшая в открытое окно кабины жужжит и бьётся. Здорово все же, что приехал! Проехал метров семьсот, остановился. Мужики загрузились в трактора перешучиваясь, на меня глядя одобрительно — видимо я невольно прошёл испытание.

— А где Люба? — спросил я, вдруг опомнившись. Любы не было. — Агроном?

— Не знаю, тут стояла, — протянул Вася. — Ладно, поехали мы, а то и правда план.

Поехали громко тарахтя. Я повертел головой — нет нигде Любы, вот же проблемная девица! Сел в автомобиль, проехал с километр, вернулся, так далеко бы пешком точно не ушла. Съездил в другую сторону, опять вернулся. Заволновался. Потом заметил, что у лесополосы ещё одна дорога, почти не используемая, травой заросшая. Обогнул частный лесок, упёрся в канаву, бросил автомобиль и пошёл пешком. Река рядом, сыростью тянет. Наверное, снова плещется.

И правда, плескалась. Правда, пришлось помучиться, чтобы найти — хорошо спряталась. Стопка вещей лежала в рошице, на самом берегу реки, под кустом. Кроссовки, а сверху вещи стопочкой сложены. Причём все вещи сложены, вплоть до трусиков и лифчика… А сама Любка видна едва сквозь завесу листьев — плавает.

И да — это ребячество. Хотя вру, я даже в детстве, даже в самый жёсткий пубертат так себя не вёл. А сейчас… я взял эту стопку в руки, и трусики взял, и лифчик, все, кроме кроссовок. И тихонько, чтобы ни одна сучья ветка не под ногами не хрустнула, попятился назад, едва удерживаясь от желания захихикать.