Кровь моего монстра

Это, пожалуй, единственная физическая особенность, которую я унаследовал от этого человека. В основном я похож на свою мать, то к чему мы с ним относимся с взаимным пренебрежением.

Виктор появляется на пороге позади него с редким для него извиняющимся выражением лица.

Он, как никто другой, знает, что мы с Романом Морозовым не должны жить на одном континенте, в одной вселенной или в одном временном периоде. На самом деле, видеть его в день моей миссии - это все равно что видеть во сне ворон и змей, поедающих мой череп.

И я даже не суеверен.

Нет необходимости спрашивать, как он сюда попал. Мой отец обладает таким типом власти, которая позволяет ему набивать карманы некоторым политикам и некоторым военачальникам, состоящим у него на службе.

Единственное, из-за чего он злится, так это из-за того, что у него все-таки недостаточно сил, чтобы меня уволить.

Я смотрю на Виктора, он кивает, затем выходит на улицу.

Не желая смотреть на гнилое лицо моего старика и не имея возможности молиться о его исчезновении, я занялся проверкой своего оружия.

Я медленно разбираю свою винтовку, не торопясь с выполнением задания.

— Чему я обязан этим неприятным визитом?

— Ты всегда был наглым маленьким ублюдком, — вздыхает он тяжело, вероятно, из-за усилий, которые он приложил, чтобы притащить сюда свой живот.

— Вроде как учился у лучших.

Я не смотрю на него, но чувствую, как жар его взгляда обжигает мне затылок. Он, конечно же, не тратит время на то, чтобы показать свое истинное лицо.

Очевидно, проиграв битву за то, чтобы оставаться в стоячем положении, он почти марширует и наваливается всем своим весом на мой стул. Прямо напротив того места, где я сижу на столе.

Его лицо слишком велико для его шеи, руки слишком толстые, вены вот-вот лопнут, и он сильно потеет, его не спасает даже русская зима.

— Я не видел тебя целый год, и это тот прием, который я получаю? — он подчеркивает свои слова этим более пренебрежительным тоном. Тот, который он использует всякий раз, когда решает «наказать» меня.

Обучить меня этому пути.

Заставить меня научиться тому, как стать его подходящим «наследником».

— Ты не видел меня год, но мне любопытно, как ты все еще ждешь от меня какой-то формы приветственной церемонии, — я поднимаю голову. — Ты заслужил какой-то королевский титул, о котором я не знаю?

— Ты, блядь! — он поднимает руку со стола. На данный момент, это привычка, от которой старому хрену было трудно избавиться.

Я смотрю прямо на эту руку, провоцируя его ударить меня.

Просто прикоснись ко мне, Роман. Я, блядь, вызываю тебя.

Он опускает его обратно, прекрасно зная, что я выстрелю ему между глаз.

Я сказал ему это, когда он бил меня в последний раз, когда мне было пятнадцать. Я сказал, что, если он сделает это снова, я убью его, разделаю его труп и закопаю там, где не светит солнце.

Он отнесся к этому серьезно. Это и то, что я намного сильнее его. Я могу справиться с десятью такими, как он, одновременно.

Роман Морозов когда-то был самым сильным человеком, которого я знал. Теперь он не что иное, как тень самого себя прежнего. Старый толстый клоун, чье тело поражено достаточным количеством болезней, чтобы опозорить целую больницу.

Он разглаживает свой уродливый серый галстук, который выглядит так, словно его украли из фильма девяностых годов.

— Ты не отвечал ни на мои звонки, ни на письма. Почему?

— Я сказал тебе почему. — я защелкиваю патронник на место. — На самом деле, я сказал тебе причину четыре года назад, когда я ушел.

— Я не буду принимать эту чушь. Как мой старший сын, ты обязан унаследовать империю и возглавить семью Морозовых.

— Это такая честь — говорю я со всем сарказмом, на который только способен. — Но я пропущу это. Пусть это сделает Константин.

— Константин - безрассудный ублюдок, которому я бы не доверил безопасность золотой рыбки, не говоря уже о моей семье.

— Ты создал его, ты и разбирайся с ним. Не моя проблема, не мой разговор.

— Кирилл! — он хлопает обеими руками по столу и встает во весь рост. Предполагается, что это какая-то форма запугивания, но это больше похоже на последнюю мольбу умирающего о помощи.

— Да?

— Ситуация в Братве изменилась с тех пор, как ты ушел. Мое положение больше не является надежным, и есть даже намеки на то, что меня могут заменить какой-нибудь новой кровью.

— Спасибо за информацию. Я позвоню, когда найду кого-нибудь, кого можно трахнуть.

Темная тень падает на его черты, смешиваясь с гнилостным чувством отчаяния. Давным-давно, когда я окрашивал его мир в черный цвет, а он делал то же самое с моим, я бы отдал свое левое яйцо, чтобы увидеть его таким, какой он сейчас. Безнадежный, отчаявшийся и на грани того, чтобы бросить его любимую гордость к моим ногам, просто чтобы я принес пользу ему и его империи своими услугами.

Теперь это не приносит ничего, кроме осознания того, что он жалок.

— Что я должен сделать, чтобы ты прекратил это чертово безумие и вернулся домой?

— Время, чтобы что-то делать, давно прошло. И ты, дорогой отец, больше не имеешь права голоса в моей жизни.

— Или, это то, что ты думаешь.

Я смотрю ему в глаза, отказываясь позволить ему проникнуть в мою голову. Он сделал этого достаточно на всю жизнь. Даже если его угроза справедлива, я больше не позволю ему обладать властью.

— Ты закончил? Потому что, если да... — Я указываю большим пальцем себе за спину. — Дверь находится прямо там.

— Последний шанс. Ты собираешься вернуться добровольно?

— Конечно. Свяжись со мной на свои похороны.

Его лицо приобретает глубокий оттенок красного, но мое выражение лица не меняется, как и мое поведение.

Мой отец наклоняется вперед и рычит.

— Ты пожалеешь об этом. Я мог бы стерпеть эту глупость, но мое терпение имеет пределы, Кирилл. Ты не подходишь для того, чтобы руководить людьми на поле боя, сражаться в чужих войнах и не получать в награду ничего, кроме того, чтобы трахать всех подряд. Ты мой наследник и тебе всегда было предназначено возглавлять, и развивать Империю Морозовых. Борись с этим сколько хочешь, но ты всегда будешь моим сыном. Ты всегда будешь таким, как я.

Моя верхняя губа приподнимается в оскале, и я понимаю, что чуть не впустил его в свою голову снова. Кощунство, которое не должно произойти в этой жизни.

— Увидимся дома, сынок. — Он похлопывает меня по плечу, затем сжимает его, прежде чем выйти за дверь.

Я хватаю ближайший предмет, но останавливаю себя, прежде чем швырнуть его о стену.

Он не доберется до меня.

Я уже завоевал свою свободу, и ничто не сможет отнять ее.

Ничего.

— Все в порядке? — Спрашивает Виктор после ухода моего отца.

Я перекидываю винтовку через плечо.

— Так и будет. Давай покончим с этим побыстрее.

7

САША

Я не могу дышать.

Мои ноги отказываются двигаться, а сердце колотится в таком интенсивном ритме, что я удивляюсь, как оно не вырвалось из грудной клетки и не упало к моим ногам. Невидимые руки сильнее сжимают мое горло, чем дольше я смотрю на лицо мужчины.

Я бы не забыла это, если бы даже попыталась. Я бы не смогла. Вид его круглого лица, плотного телосложения и наполовину лысой головы врезался в мои воспоминания, как будто я видела его вчера. Он был у нас дома за несколько дней до резни. Мой брат и кузены не знали, потому что им было запрещено входить в офис, но я тайком ходила с мамой, когда она приносила им напитки. Я спряталась за стеной и увидела, что этот человек сидит на стуле с небрежной холодностью, в то время как папа и мои дяди что-то эмоционально обсуждают.

Причина, по которой я никогда не могла забыть его лицо, заключается в том, что он проявлял психопатическую незаинтересованность ко всему разговору. Я почти ничего не слышала, потому что мама быстро закрыла дверь и прогнала меня, но я услышала, как дядя Альберт умоляющим тоном просил:

— Еще один шанс...

Я помню, как думала, что такой человек, как он, не даст ни малейшего шанса, о котором просил дядя Альберт, и я была права. Я понятия не имею, насколько он был вовлечен в уничтожение моей семьи, но я точно знаю, что он сыграл в этом определенную роль.

Одну из главных.

Не случайно, что он был в нашем доме всего за несколько дней до того, как он превратился в кровавую бойню.

Также не случайно, что я увидела его здесь, в лагере спецназа, именно сейчас из всех мест и времени. Гражданским лицам запрещено входить в учебные военные учреждения, так что у него должна быть какая-то связь с высшим руководством. Вероятно, это судьба дает мне шанс отомстить за свою семью, так удачно поставив его на моем пути.

Красная пелена застилает мне глаза, и мои мышцы готовятся к действию. Я забыла, зачем вообще сюда забрела. Мое физическое существо медленно отделяется от моего ментального существа, пока только одна мысль не бьется под поверхностью моей кожи.

Убить.

Выстрелить.

Отомстить.

Мужчина двигается вяло, передвигаясь со скоростью черепахи, вероятно, из-за его крупного телосложения. Неодобрительное выражение застыло на его лице. В нем нет ничего от той беспечной холодности, с которой он относился к папе и моим дядям в тот день. Никакой аристократической надменности, которая даже тогда вызывала у меня желание ударить его по лицу.

Я изучаю свое окружение, заставляя свой кровоток и дыхание вернуться к нормальному состоянию. На самом деле, они настолько низки, что я скатываюсь в категорию маскировки своего существования. Техника, которой я научилась с тех пор, как присоединилась к спецназу.

Виктор, который стоит у двери, из которой вышел мужчина, проскальзывает внутрь и удобно исчезает из поля зрения.

Поскольку в прошлый раз за этим мужчиной следовала целая армия охранников, я уверена, что они ждут его снаружи. У меня есть только этот шанс избавиться от этого человека. Мои шаги неслышны, а движения становятся плавными, когда я скольжу вперед в погоне. Как только я подхожу достаточно близко, чтобы заметить блестящий пот на его затылке, я наклоняюсь и достаю нож, спрятанный в моем ботинке. Чем ближе я подхожу, тем сильнее сдерживаю дыхание, мысленно готовясь к удару.

Но в тот момент, когда я собираюсь ударить его ножом, с противоположного конца зала появляется тень. Через секунду я прыгаю обратно за стену и приклеиваюсь к ней своим телом. Тень - это его охранники. Не один, а целых три. Крупные, высокие и со злобными выражениями, написанными на их лицах. Если бы я убила его, то сейчас была бы разорвана в клочья.

Мое дыхание учащается, становится тяжелым и неровным. Слеза прилипает к моему веку, когда я смотрю на то, как его уводят за пределы досягаемости.

Нет худшего разочарования, чем недостаток силы.

Если бы я была сильнее, эти трое охранников не побеспокоили бы меня, и я бы, наконец, начала мстить за свою семью.

Но я не сильнее, следовательно, застряну в этой позиции мышления «почти» и «могла бы».