Отчуждение

Гил наливает мне совсем уж мизерную порцию, но после моего печального вздоха добавляет еще. Все-таки катить свинцовую дуру, не заправившись хорошенько, невозможно.

— Значит, ты все знаешь о Нем? — уточняю я, с интересом обнаружив, что незаметно порядком захмелела.

— Ну почитал кое-что, — сознается Гил. Толи левый, толи правый. Толи тот, что по серединке.

— Стыд-то какой, и как нам теперь общаться?

— Да ладно, — ухмыляется Гил, — у нас у всех есть свои страшные грязные тайны.

— Может быть, но твоих-то я не знаю.

— Уверена? Скажи еще, что никого не видела там, на реке.

Пытаюсь пошевелить размякшим мозгом. Как по заказу из памяти выплывает очень яркий образ девушки в капюшоне с бумажным корабликом Гила в руках. Только мне кажется, она была всего лишь очередной галлюцинацией.

— Помнишь, ты тогда сказала, что какая-то девушка, подобрала мой кораблик? — напоминает Гил. Он уже и сам успел набраться, смотрит куда-то мимо меня и говорит. — Но это только ты ее тогда увидела. Для меня этот маленький паршивец просто накренился и затонул. Полагаю, это была Нина. Она любила пускать кораблики в этом месте. Мы с ней какое-то время встречались, потом начали жить вместе, но недолго. Она ушла от меня к одному козлу, а он оказался еще большим ничтожеством, чем я. Вот в чем состоит мой грязный секрет! Каждый раз после работы я еду смотреть на окна их квартиры. Сижу в машине и смотрю, пока в них не погаснет свет, как распоследний маньяк. Представляю, что могло бы быть, если бы я не был таким мягкотелым и не отдал бы ее ему. Просто не отпустил, когда она уходила.

— Нины уже нет в живых? — спрашиваю я, когда он замолкает. Вообще-то, я хотела только подумать об этом, но похоже сделала это в слух.

— Ее тело выловили из реки, — кивает Гил. — Я не сразу ее узнал, когда увидел. То есть вообще не узнал, только когда просканировали ее идентификационный имплантат, все понял.

— Ее убил этот новый мужчина?

— Нет, но он ее не уберег. И за это мне хочется оторвать ему голову. Каждый раз едва сдерживаюсь. Каждый день.

В дальнейшем в этот вечер Гилу удается выместить немного своего гнева. К ужасу благоразумного Микки, который тщетно пытается нас остановить, мы выходим на улицу и, взяв такси-автомат, едем к Гилу, находим коробку с памятными вещами, оставшимися от их с Ниной недолгого сожительства, и сжигаем их на улице. На розжиг идут остатки второй бутылки, то есть совсем чуть-чуть. На дым подъезжает робот-полицейский, которому от Гила и достается. Правда, его корпус и без того уже кем-то поврежден, так что, бить калеку он все же не решается, только отмахивается и кричит. Поэтому в камере нам ночевать все же не приходится, и мы возвращаемся ко мне. Воодушевленные нашими успехами в борьбе с внутренними демонами, мы быстро оказываемся в постели.

Я несколько раз встречал и провожал Ее через парк, но больше ни разу не удалось мне остаться с Ней наедине. Всегда кто-нибудь оказывался в пределах видимости: старик, гуляющий с собакой, мамаша с ребенком, две женщины, вполголоса обсуждающие какие-то неурядицы на работе. Никто не обращал на меня внимания, и я мог спокойно брести за Ней, а большего мне было и не нужно. И все же преследование без ощущения, что у меня есть возможность, есть несколько минут безграничной власти над Ней… отсутствие этого ощущения не давало мне того шквала эмоций, что я чувствовал в первый раз. Наоборот, я возвращался домой разочарованным и разбитым.

Мне необходимо придумать что-то еще, найти безопасное место. И время — я не могу позволить себе свободно передвигаться по городу, столько и когда мне нужно. У меня абсолютно нет времени для себя. Стоит мне уклониться от оговоренного с женой маршрута моей жизни, и Софи учинит мне допрос. Все время, свободное от моей постылой и скучной работы, она уже распланировала. Она владеет им безраздельно. Мне нужно выгадать себе время.

Просматривая газеты, я понял, что основной вопрос, раздирающий наше общество — это поиск оптимального баланса между порядком и личной свободой. Каждый хочет чувствовать себя защищенным — с одной стороны, с другой — никто не хочет, чтобы за ним следили двадцать четыре часа в сутки. Даже если следят бесчувственные и беспристрастные роботы. Действительно, в последнее время люди стали все трепетней относиться к своим данным, хотя еще во времена моего детства без малейшего страха вываливали в сеть всю возможную личную информацию, вплоть до своего настроения в данную конкретную минуту. Сейчас же они не хотят, чтобы в какой-нибудь базе оказались даже их вкусы или предпочтения. Они хотят сохранять анонимность в кафе, магазине, спорт центре, салоне красоты. Не говоря уже о барах и клубах. Некоторым кажется, что лучше рисковать быть ограбленным на улице возле дома, чем дать кому-нибудь возможность узнать, сколько раз ты наведывался в бар по соседству. Поэтому серьезные бои ведутся чуть ли не за каждую устанавливаемую видеокамеру. И эта борьба подробно освещается в прессе.

Таким образом, мне потребовалось провести небольшое исследование, но я достаточно быстро смог выбрать несколько подходящих зон для моей охоты. Достаточно безопасных, где я мог бы спокойно выслеживать своих жертв, не привлекая особого внимания.

Не перестаю напоминать себе, что все это лишь фантазия, и все будет происходить не взаправду. Небольшая ролевая игра для успокоения нервов. Никто не пострадает на самом деле и мои жертвы никогда не узнают, что играли в моем театре. Только так я могу заставить мою совесть молчать, а мое сознание не ужасаться моим действиям и планам. Лишь получать удовольствие от их неслыханной дерзости, направленной наперекор обществу, и от осознания, что это я, Я делаю это!

Надо мною лишь черное ночное небо с точечками звезд. Луна в вышине кажется слишком большой и близкой. Редкие облака медленно проплывают мимо, задевая ее диск. Плыву и я. Замечаю это только тогда, когда Луну от меня заслоняет старый мост. Средний его пролет совсем провалился, и опоры слепо тычутся в небо.

Мост проходит над моею головой и остается позади. Привстаю на локтях, чтобы проводить его взглядом. Оказывается, я лежу на небольшом плоту, плывущем по течению не слишком широкой реки. Я вижу берега, до них как будто совсем недалеко, но никого и ничего не могу на них рассмотреть, они сливаются в один сплошной черный цвет.

Мой плот напоминает дверцу шкафа из моей квартиры. Его нисколько не качает, ни единого всплеска в полнейшей тишине. Переворачиваюсь на живот и смотрю в воду. Поверхность кажется совсем ровной и спокойной. Ни единого блика от Луны, словно ее вообще нет над нами, а свет идет откуда-то из глубины.

Я опускаю голову все ниже, всматриваясь в тени под водой. Со временем они становятся все четче, и вот мне уже кажется, что это тела людей, привязанные за ноги к каким-то грузам на дне. Их руки свободны и подняты вверх. Они колышутся как водоросли на дне моря. Нет сомнений, что они все мертвы. Чем дольше я пытаюсь их рассмотреть, тем ближе они ко мне.

От воды идет тошнотворный металлический запах, и я больше не могу терпеть. Поднимаю голову, но в этот момент чья-то рука достигает поверхности, судорожно пытается за что-нибудь уцепиться и наконец хватается за мою протянутую ладонь. Я тяну его на себя, пытаясь вытащить утопленника к себе на плот. Его рука холодная, почерневшая и склизкая на ощупь. Секунду назад она твердо сжимала мою кисть, но вдруг совсем потеряла хватку и безжизненно повисла. Я продолжаю тянуть, но кожа под моими пальцами рвется и расползается, обнажая гнилую плоть.

Понимая всю бессмысленность моих попыток спасти мертвеца, я отпускаю его, но он не отпускает меня. Его мертвые пальцы по-прежнему смыкаются вокруг моей ладони, и невидимый в черной воде груз тянет меня вниз. Мои силы быстро угасают. Тяжесть мертвого тела стягивает меня с плота. Рука уже по плечо в воде и я с трудом удерживаюсь, чтобы не окунуться с головой. Свободной рукой я торопливо пытаюсь отцепить от себя утопленника, а он уходит все глубже. Хватаю последний вздох, плот накреняется и опрокидывает меня в воду.

Вокруг меня десятки мертвых тел. Вздувшиеся, обезображенные, в ошметках одежды. Они все привязаны к чему-то, скрывающемуся в черной глубине, и все же они как будто смыкают ряды вокруг меня. Они становятся все ближе, так близко, что могу их коснуться. Все еще пытаюсь оторвать от себя первого мертвеца и его пальцы наконец поддаются, возможно попросту оторвавшись от кисти. Он исчезает в темноте, а я, вдруг оказавшись на свободе, гребу вверх, туда где сквозь мутную воду я вижу огромный лунный диск. Но десятки рук впиваются в меня и тащат обратно. Вырываюсь из последних сил, тянусь вверх, но все что вижу теперь это расплывающиеся лица мертвецов со всех сторон.

Последний отчаянный рывок позволяет мне проснуться. Я все еще чувствую удушье и могильный холод, а тело еще несколько секунд продолжает бороться за жизнь, все больше запутываясь в одеяле. Высвобождаюсь и сердито скидываю его на пол. Ощущение, что мой разум жестоко и неумолимо затягивает в пустоту, уходит самым последним. Чтобы прийти в себя, смотрю на мой жизнеутверждающий плакатик на стене. На самом деле просто таращусь на стену. Никакого плаката там нет, и я в растерянности. Кому пришло в голову его снять и зачем?

Постель рядом со мной пуста, очевидно, Гил ушел ночью по-тихому, не разбудив меня. Вошедший в комнату Микки, вскочив на кровать, ее презрительно обнюхивает. Цепляет когтями мятую простыню и тащит. Интересно куда: в стирку или просто выкинет в окно?

Встаю, чтобы не мешать ему наводить порядок, и выхожу из комнаты. Стол перед окном сияет чистотой, а жаль. Это значит что, кухонный робот дисциплинированно убрал все следы наших вчерашних посиделок, так что сегодня что-либо найти будет очень трудно. Например, место кружек по его инструкции находится на полке над мойкой, а не непосредственно рядом с чайником. Ну ладно, не такая уж эта беда, но бесит ужасно. Тем более что моей кружки с нарисованными на ней маленькими лупоглазыми мишками на полке нет. Рядом с чайником нет, и на столе явно нет. В комнате образцовая чистота и порядок, а моя любимая кружка как испарилась. А я как маленький ребенок хочу пить свой утренний кофе именно из нее, а не из какой-то там идентичной ей любой другой кружки. Роюсь в мусорном ведре, когда на манжету поступает вызов.

— Прости, что так ушел, — извиняется Гил, хотя я не вижу причин для этого, — но у тебя я так и не смог заснуть. Сколько лет твоему коту? — спрашивает он неожиданно. — Лет пять назад я пристрелил одну мразищу, никогда не забуду этот его взгляд перед тем как мы начали палить друг в друга. А ночью этот взгляд был у твоего кота. Я узнал его, когда он склонился надо мной в полутьме. Могу поклясться, у него в лапе был нож! Он спрятал его куда-то, когда понял, что я не сплю и все вижу. Проверь под матрасом!

— Не может быть, на этот случай мы от него все ножи прячем, — в тон ему говорю я, но все же подхожу к двери спальни и проверяю, как там Микки. Он уже содрал простыню с половины кровати и теперь увлеченно дербанит темную тряпочку на полу — полагаю, забытый Гилом носок. Перехватываю у него это ценное имущество при попытке смыть его в унитаз.