Exodus L.B.

Мое мрачное удовлетворение не может омрачить даже тот факт, что работать придется под руководством Грейнджер.

Первые пару недель меня прогоняют по инструктажам в Комиссариате (до сих пор от этого названия хочется щелкнуть каблуками — яволь, комиссарен!) — что можно и нельзя говорить или делать при магглах, что известно о «магоблоках», каковы полномочия и обязанности сотрудника ОВМ.

Потом еще полгода — краткий теоретический и боевой курс в Аврорате, то, что нужно знать для расследования криминальных происшествий, рамками которых ограничивается все наше хваленое Взаимодействие с магглами. Дома я практически не бываю, а если и появляюсь после особо выматывающих тренировок, то падаю на кровать практически без сил прямо в спортивной одежде.

Я много интересного узнаю за это время. Того, что не пишут в газетах.

Например, что Британское правительство с момента изобретения «магоблока» вовсю домогается до нашего Министра с требованиями предоставить им подопытных кроликов из числа мотающих срок в Азкабане для исследований, но, весьма предсказуемо, получает вежливый отказ.

Вообще, вежливость — это конек Шеклболта. По-хорошему, он не против сотрудничества — «мы можем многое дать друг другу», «живем в век перемен», ну и что-то еще в этом духе, что каждую неделю публикуют в «Пророке». Вот только не глупый он мужик, наш министр, без фанатизма Фаджа и агрессивной напористости Скримджера. Шеклболт прекрасно понимает, что магглам нужно лишь одно — контроль над нами, контроль полный и бескомпромиссный.

Традиция оповещать нового премьер-министра Великобритании о существовании магического мира имела под собой серьезное основание — предупредить на случай, когда наша война перекидывается на магглов. В каком состоянии после такого известия оставался бедолага, можно лишь гадать. Однако добрыми намерениями, как известно, вымощена дорога в ад, и последний маггловский министр оказался бывшим агентом спецслужб. Вот уж кто не любит пребывать в неведении относительно чего-либо.

И вот, полтора года назад на нас как гром среди ясного неба обрушилось известие — группа магглов в правительстве не просто знает про нас, они нас каким-то до сих пор неизвестным образом изучали. И, как будто этого мало, был изобретен MIB, он же, в народе, — «магоблок», сперва едва ли способный отразить простейший Конфундус, но затем ставший гораздо сильнее. Теперь мы, маги, не в состоянии наложить Обливиэйт, а значит, приходится идти на уступки.

И слава Мерлину, что Шеклболт в хороших отношениях с маггловским министром. Вроде бы, взаимодействие налажено — мы вместе решаем многие проблемы, находящиеся на стыке наших юрисдикций. После неудачного опыта общения агентов Службы Безопасности с резкими и ничего не смыслящими в магглах аврорами был создан ОВМ, и в него набрали магов, свободно чувствующих себя в обоих мирах. Всего нас девять человек, включая Томпсона, Грейнджер, меня и Дина. Не густо пока, но все еще впереди.

Лишь по завершении подготовки, всего этого праздника жизни, мне дают напарника, — Дина Томаса, моего сокурсника, который работает уже девять месяцев, — и допускают до настоящих живых магглов.

Первым моим делом становится случай с отравлением зельями — те бедолаги-магглы даже понять не успели, что весь тот дурно пахнущий ад с ними случился из-за крошечной скляночки с зеленой жижей, попавшей не в те руки. К счастью, в тот раз все обошлось, недобросовестного зельевара поймали и наказали, все были друг другом довольны.

И вот только когда была поставлена последняя точка в отчете, Дилейни получил свои копии рапорта, а я — персональный новенький стол в отделе, в начале зимы, Лаванда Браун, сотрудница ОВМ, снова предстала перед Люциусом Малфоем, покровителем и старым распутником.

Специально одеваться в этот раз я не стала, ни на что особо не рассчитывая. Футболка, джинсы — все то, что может повергнуть в шок любого чистокровного.

Сведения пока скудные — начинается подготовка по упрощенной программе Аврората (пока упрощенной, а что будет дальше, никто не загадывает), «магоблок» не пропускает Легилименс. Думаю, большую часть этого он знал и без меня.

Люциус вообще выглядит несколько обескураженным, он, похоже, не рассчитывал, что я вот так с радостью прибегу отчитываться, не знает теперь, что со мной вообще делать, как и не знает, для чего мне все это нужно. Ну не похожа я на ту, что будет работать в таком отделе, вот заучка Грейнджер — похожа, а я нет. Наверняка копал под меня, знает про родителей моих погибших, про седьмой курс все знает, но не может ухватить ту ниточку, что приведет его к ответу.

Кажется, он начинает думать, что вместо карьеристки связался с психопаткой и жалеет об этом.

А я… что я — благодарна ему, конечно же. Для меня уже давно никто ничего хорошего не делал, кроме Луны, пожалуй. Луна ведь — она почти святая и помогает многим, но вот Люциус…

Если он не знает, для чего мне нужно это назначение в ОВМ, то я точно так же могу лишь догадываться, для чего ему нужны мои отчеты.

Гадаю до сих пор.

Я стараюсь не показывать, что мне неуютно в этом огромном кабинете, под взглядом его холодных глаз. Ведь даром что Люциус оприходовал меня тогда в архиве, я сейчас, стоя перед ним почти навытяжку, каждой клеточкой чувствую, что передо мной зрелый, опытный, опасный человек, чьи суждения и образ жизни для меня совершенно чужды.

Я вспоминаю этот его жадный, сминающий, мокрый поцелуй, который совершенно не вяжется с его образом высокомерного аристократа. То ощущение, которое приходит, когда ты понимаешь, что вот этот потрясающий мужчина — он нуждается в тебе. Пускай ему нужно только тело, пускай это ненадолго, но это — настоящее.

Как же я его хочу.

Наверное, я и правда психопатка.

Я не помню уже, как меня кинуло к нему, как я оказалась в его руках, в его спальне, в его кровати. Помню лишь, что жадно проводила руками по его волосам и белой коже, что ощутила легкое стеснение, когда Люциус стянул с меня футболку и увидел шрам. Зацикливаться он на нем не стал, и ладно. Сам он выглядит отлично — черт возьми, хорошо быть волшебником в его возрасте. Тем более, чистокровным волшебником, продуктом многовековой селекции. У меня таких волос не будет, даже если я литрами начну пить специальные зелья и мыть их в молоке единорога. Не та порода.

Люциус сверху. Доминирует всегда и во всем. Заворожено наблюдаю, как он медленно, рисуясь передо мной, стягивает через голову свою белую накрахмаленную рубашку, как под гладкой кожей перекатываются мышцы, и в который раз задумываюсь — вот откуда у него такие сильные мускулистые руки, широкие плечи, плоский живот? Не должен ли он, аристократ хренов, не слышавший даже о тренажерных залах, быть задохликом?

Эти мысли занимают меня лишь несколько секунд, потом становится не до них. Он снова во мне, и на этот раз мы никуда не торопимся.

В общем, так первый же отчет заканчивается постелью, а мы переходим на «ты», что вполне закономерно.

* * *

К семи часам утра я успеваю сама проснуться и мирно попить кофе в огромном хозяйском кресле у еще более огромного камина в гостиной. Иногда мне кажется, что ради этого я и остаюсь на всю ночь. Есть особая прелесть в том, чтобы сидеть, сжимая в руках горячую кружку, перед полыхающим огнем, слушать, как треск поленьев эхом отдается от каменных стен.

Без единого слова поднимаюсь, когда за спиной раздается звук шагов Люциуса. Мы никогда не сидим тут вместе.

— Уже уходишь?

Не более чем вежливость с его стороны, но все равно приятно. Как будто я дома и могу не торопиться, побыть в тепле еще немного.

— Да, пора, там… может, Андерсон что-нибудь отрыла в библиотеке или архивах, а Грейнджер нашла кого-то из… теоретиков.

Так же, как он вчера, слегка улыбаюсь на последнем слове. Его отказ я никак не оспариваю, и знаю, Люциус это ценит. Не любит он настырных. Именно поэтому я всегда ухожу, как только он спускается к завтраку.

Браслет до сих пор не дает о себе знать, и значит, у меня есть время добраться до Министерства любимым способом.

Лондонское метро переполнено. Магглы торопятся по своим делам, бегут по платформе и запрыгивают в вагон перед самым закрытием дверей. Я же спокойно жду следующего состава, сажусь на свободное место. В отличие от большинства пассажиров, я не затыкаю уши плеером, мне нравится звук подземки. Нечасто я могу позволить себе так кататься, но тем ценнее, когда это все же удается.

Очередная остановка, следующая — моя. Двери закрываются.

Это даже не фигура на опустевшей платформе — ее тень. Высокая, несомненно мужская. Черная.

Я наклоняюсь вбок, чтобы в просвете между пассажирами разглядеть того, кто привлек мое внимание. Состав трогается, и я не успеваю ничего увидеть.

«Лаванда», — тихий голос очень явно всплывает в голове. Я вздрагиваю, но приказываю себе оставаться на месте.

Это все крайне, ну крайне маловероятно.

* * *

Трелони учила нас во всем видеть знаки. Бешеная бабка ни черта не понимала в прорицании, но в дьявольских кознях, фатальных знамениях и всяких там Гримах собаку съела.

И темная фигура в метро была очень таким себе знаком.

Попав в Министерство по телефонной будке, сразу оказываюсь в гуще толпы. Расталкивая всех локтями, пытаюсь пробиться через Атриум к лифтам, но, увидев причину столпотворения, замираю.

СНЕЙП. Уставился на меня так, будто увидел, как только я показалась в толпе, до того, как я сама его заметила. Не просто увидел — заранее смотрел в то место, где я вот-вот появлюсь.

Он стоит посреди огромного холла Министерства, возвышаясь над снующими вокруг людьми, и толпы репортеров галдят возле него, и несколько авроров оцепили его кольцом, отталкивая самых бесцеремонных, и все наперебой, не стесняясь, орут о его «подвигах» — кто с жадным любопытством, кто с возмущением, кто с неприкрытой ненавистью. Несколько раз прозвучало имя Дамблдора, но Снейп даже глазом не моргнул.

Он стоит, уставившись на меня через весь Атриум, не замечая их, и я тоже стою как вкопанная, и первая мысль, пришедшая в мой разрывающийся мозг — только бы никто не обратил внимания, куда он смотрит.

Он стоит, а потом делает шаг в мою сторону, и авроры начинают суетиться еще больше, хватать его под локти, а я сжимаю кулаки и про себя ору ему: «Не пались, что ж ты так палишься?!»

И «Кто додумался выпустить его из Азкабана?!»

И «Какого хрена я ничего об этом не знала?!»

А самое главное — «Ни за что, слышишь, НИ ЗА ЧТО не подходи ко мне».

Кто-то дотрагивается до моей руки, и я вздрагиваю.

— Что, тоже не слышала новость дня? — спрашивает Дин. — Его отпустили. Возникла необходимость — сразу получилось ускорить процесс освобождения. Испытательный срок, будет нам помогать с теми символами в Круге.

Пять лет в Азкабане — и испытательный срок в ОВМ?!

Хочется залезть на огромную уродливую статую посреди Атриума и заорать у всех над головами: «Вы что, блять, все тут с ума посходили??»

— Пойдем, — Дин видит мое смятение в контексте общей истерии и, взяв под локоть, пробивает нам путь к лифтам.

К моему ужасу, туда же авроры ведут Снейпа.