Exodus L.B.

Глава 2.

Трансгрессировав, я с размаху приземляюсь в огромный сугроб и матерюсь. Вот почему здесь, как во всей Англии в конце марта, не может растаять чертов снег?! Где милая сердцу городская грязь, на кой хер вокруг этот идиллический заснеженный парк, такой, словно из-за угла ровно подстриженного, припорошенного белым куста вот-вот высунется Бемби, Мерлином драный?

Проваливаясь по колено, я иду в направлении каменного дома, огромной черной махины, темнеющей на фоне чистейшего снега и голубого неба.

На входе машинально отряхиваю снег с сапог, не пользуясь магией и не оставляя все на заботу домовиков.

Поразмыслив, все-таки направляюсь в обеденный зал — там приветливо горит камин, и в конце длинного стола из мореного дуба накрыто к позднему завтраку на одного человека. Надо понимать, что «на одного человека» здесь только тарелка, а количество еды такое, что способно накормить десятерых. Садиться за стол я, конечно, по традиции не собираюсь, даже не знаю, зачем тут меня каждый раз ждет все это избыточное великолепие; я делаю себе бутербродик из хлеба с копченой грудинкой и быстренько его проглатываю.

И только тогда поднимаюсь наверх, в кабинет.

Хозяин дома, по сложившейся привычке сидит в бархатной домашней мантии возле камина и читает утреннюю корреспонденцию. Белая накрахмаленная рубашка его застегнута на все пуговицы — и никак иначе. По привычке же последних лет на столике возле него стоит на треть опустошенная бутылка огневиски.

Он кидает на меня короткий взгляд, и я невольно вспоминаю, что видела такие же серые глаза, только без небольших морщинок вокруг, на другом лице — каких-то сорок минут назад.

— Я слушаю.

— Убийство. Четверо, вроде магглы, но не факт. Ритуальный круг, неизвестные нам темномагические символы. Там был кто-то, причем чертовски сильный. Заклинание Сектумсемпра, отскочив от него, подействовало рикошетом на маггла, вероятно, дефект «магоблока».

От последнего слова Люциус Малфой едва заметно морщится, не отрываясь от газеты — совсем как его сын. Ну еще бы, такой удар по самолюбию чистокровных снобов, считающих магглов чуть ли не скотом неразумным. А тут нате вам, выкусите.

Сама не знаю, радует ли меня эта ситуация. Забавляет — бесспорно, но хорошего тут все же мало.

— Кого назначили разбираться с ритуалом?

— Пока никого.

— Так, — он наконец-то откладывает газету в сторону. — С континента кто-то будет? Немцы, возможно? Среди них еще остались знатоки Темных искусств. Теоретики, разумеется.

Мне показалось, по его губам пробегает усмешка, хотя кто его разберет. Его лицо всегда было скупым на мимику — по крайней мере, сколько я его знаю.

— Вряд ли магглы одобрят привлечение иностранцев.

А вот теперь Люциус не скрывает презрения.

— В магическом сообществе иные представления о работе над расследованием убийств, мы подключаем все возможные ресурсы, — и как ему только удается делать ударение почти в каждом слове?

Я и не спорю, я-то с ним согласна. Но вот пойди докажи это агентам.

Приближаюсь к Люциусу, как всегда, осторожно, медленно. Он внимательно меня разглядывает, скользя взглядом снизу вверх.

— Неважно выглядишь.

Да что за день такой — собираю комплименты от Малфоев.

— Спасибо, господин комиссар меня об этом уже просветил. Имела честь выступать перед ним с докладом.

Люциус никак не реагирует, но я все равно жалею, что ляпнула это. Ну вот не стоит ведь влезать в семейные разборки, не твое это дело, Браун! Извинением мне могут служить лишь увиденные с утра пораньше внутренности на полу, да и то извинением слабым.

— Это правда. Тебе надо питаться чем-то кроме твоих отвратительных сигарет.

— Какой заботливый «папочка». Еще скажи, что мне нужно больше спать.

Он хмурится и, оторвавшись от спинки кресла, слегка наклоняется в мою сторону, отчего длинные серебристые волосы падают вперед.

— Действительно, что это я. Ах, да. Ты же работаешь на меня, забыла? Ты должна быть в состоянии ходить в Министерство и выполнять свои обязанности. Как ты собираешься это делать, если тебя будет сдувать ветром?

Я мычу что-то неопределенное, уставившись на огонь в камине. Работаю на него, да. С тех самых пор, как он помог мне выбраться из пропахшего пылью и плесенью архива и попасть в Отдел. Сливаю ему всю информацию, хоть это и незаконно. Но, будем честны, неужели кто-то думает, что Люциус Малфой о чем-то не узнает, если того захочет? То-то же. Новости из самого обсуждаемого и спорного отдела он получает, так сказать, из первых рук. Если кто-то об этом и знает, то благоразумно помалкивает.

— Принято к сведению. Я ела, спасибо.

Он слегка склоняет голову набок, не сводя с меня взгляда. Ну да, это не все. После некоторых колебаний я все же спрашиваю:

— Ты не хочешь помочь?

— Нет, — припечатывает он и резко отворачивается.

— Там, вообще-то, людей убили. Не факт, что магглов. Не факт, что следующими будут не маги. Дети.

— Я больше никоим образом не касаюсь всего этого.

Он даже снизошел до объяснения своего отказа — видимо, заранее был готов, что к нему когда-нибудь обратятся с такой просьбой. Что ж, его можно понять.

Портрет Нарциссы Малфой так и висит над широкой парадной лестницей. Там, где ее настигло Смертельное Проклятие. Убийцу так и не нашли, но логично предположить, что это был один из последних Упивающихся, уцелевший после Битвы и чудом сумевший избежать последующих облав Аврората. Наверное, есть какая-то злая ирония в том, что она лежала, мертвая, раскинув руки и закатив глаза, под этим своим портретом. Впрочем, насчет раскинутых рук, возможно, врут — сама я не видела, лишь знаю в общих чертах: Нарцисса утаила от Темного Лорда тот факт, что Поттер остался жив, и за это поплатилась собственной жизнью. Уже после победы, когда Люциус почти выкрутился и думал, что получится выйти сухим из воды. Потом ее смерть сыграла на руку Малфоям во время судебных процессов, помогла окончательно обелить свое имя. Но уж слишком большая плата за все ошибки мужа и сына.

Темные искусства — это как наркотик, чем больше в них ввязываешься, тем больше тебе хочется, несмотря на страдания близких людей. И Люциус теперь как наркоман на реабилитации. Жестоко просить его вновь прикоснуться к запретному.

Но, как говорят, имеющий силу, получает в довесок ответственность.

Я не скажу Люциусу, что к нему обратится и вышестоящее начальство — слишком очевидно, чтобы сотрясать воздух. Если он чего-то не хочет делать, он и не будет. Они не имеют права его заставить. Даже главный аврор Робардс не имеет такого рычага давления.

Поэтому я просто становлюсь перед ним на колени и, распахнув полы бархатного халата-мантии, кладу руки на его бедра, обтянутые тонкой тканью черных брюк. Хватит о работе. Чему он научил меня — всегда надо уметь хотя бы ненадолго оставлять свои самые темные и тяжелые мысли. Иначе они поглотят тебя.

— Не успела пожелать тебе доброго утра.

Вместо ответа Люциус наклоняется вперед и, поддев пальцами мой подбородок, целует меня. По щеке скользит прядь его мягких волос, властные губы дарят мне терпкий вкус огневиски, и это лучшее, что случается со мной за все проклятое утро.

* * *

Жаркое, липкое лето две тысячи третьего. Последние полгода я почти безвылазно сижу в архиве Министерства и пылюсь вместе с никому не нужными свитками.

Меня съедает злоба, а еще скука. От бездействия аж зубы ноют, а от жары, которая царит во всем Министерстве, несмотря на все заклинания, в ложбинку на груди стекает пот.

Я стягиваю с себя капроновые чулки и с тоской окидываю взглядом вверенный мне архив: ровные полки от пола до потолка, полутемное помещение. Мой стол заткнут в уголок у самого входа, по причине нехватки свободного места. Над моей головой маленькое окошко, из которой льет солнечный свет — приятная имитация, учитывая, что все Министерство расположено глубоко под землей.

Я чувствую себя, прямо как этот мой разнесчастный, потертый от времени стол; меня так же задвинули в уголок, чтобы убрать с глаз долой, и забыли. Но выбирать не приходилось, после больнички и отметки «латентная ликантропия» в медкарте было трудно найти себе работу, я почти год обивала пороги всевозможных отделов.

Деньги, которые перед отъездом оставила мне мама, заканчивались, а выпрашивать милостыню-пособие не хотелось. И это еще повезло, что Луна, добрая душа, добилась для меня бесплатной физиотерапии у лучшего целителя, теперь я могу без боли шевелить рукой. Чувствительность в кончиках двух пальцев пока не вернулась, но мы над этим работаем.

В общем-то, назначение в архив спасло меня от разорения, и я должна быть благодарна. С первой же зарплаты я сняла себе квартиру — ободранную халупу в дрянном маггловском квартале, но это было мое первое собственное жилье, и я с мрачным удовлетворением полдня отдирала плесень с потолка и углов, почти без магии, чтобы прочувствовать момент.

От невеселых мыслей меня отвлекает гулкий звук шагов за дверью. Кого это нелегкая принесла перед самым обедом? Быстренько запереть дверь и спокойно поесть, как это делают сотни казенных работников Министерства?

Но я не успеваю. Дверь открывается, и в мой кабинет заходит никто иной, как Люциус Малфой. Весь из себя, как обычно, при параде, с ног до головы в черном. Я мысленно содрогаюсь, хотя, наверное, его одежда не такая, как у простых смертных, и ему в ней не жарко. Опомнившись, я осознаю, кто передо мной и здороваюсь. Мистер Малфой кивает.

— Мисс..?

— Браун, — говорю я, про себя проклиная жару, свою дурацкую белую блузку, которую не подумала купить на размер побольше, ибо она чересчур тесна в груди, так, что в области декольте виден просвет, короткую юбку, из-под которой торчат голые коленки. Впрочем, коленки-то под столом, и он их не видит, но это только до тех пор, пока мне не придется встать, чтобы отрыть какой-нибудь нужный ему свиток.

Мистер Малфой подходит ближе и попадает в пятно света из моего крошечного окна. Видок у него, прямо скажем, не лучший: глаза красные, лицо, хоть и гладко выбрито, все же какое-то помятое. А вот волосы как всегда лежат идеально, будто бы он только что из дорогого салона. Интересно, он их красит? Хотя, если задуматься, у меня почти такой же цвет, лишь чуть более теплого оттенка. И, разумеется, мои волосы не такие длинные, со времен последнего курса школы они едва прикрывают уши.

Люциус Малфой приподнимает бровь, и я со стыдом понимаю, что все это время совершенно бесцеремонно его рассматривала.

— Мне сказали, что вы можете быть мне полезны. Я ищу один документ.

Обреченно вздохнув, я встаю, и взгляд мистера Малфоя скользит по злополучным голым коленкам. Но он ничего не говорит, и я занимаюсь поисками. Заклинанием призвав с полок несколько свитков, я складываю их на столе и возвращаюсь на свое место, предложив посетителю сесть напротив. Тот, как мне кажется, несколько брезгливо осматривается, но все же опускается на видавший виды стул. Несколько минут он изучает документы, потом задает какие-то вопросы. Перегнувшись через стол, я заглядываю в текст и тянусь, чтобы ткнуть пальцем в нужное место.