Побег шиповника: Часть I

Джулиан нежно любил брата, но всё же не мог не признать, что Эстебальд — человек равнодушный, даже порою жестокий, что он безнадёжный разгульник, и что многие его решения откровенно губительны, как для него самого, так и для близких ему людей. И, разумеется, Джулиан не посмел даже намекнуть старшему, что идти пить бражку в близлежащую деревушку на полторы души с не пойми откуда возникшими девицами лёгкого поведения — так себе идея для того, кто должен вот-вот возглавить сопротивление города перед лицом врага.

Джулиан лишь укоризненно поглядел на брата и ничего не сказал, хотя и понимал, что тот мог бы прислушаться к его словам. Он переложил ответственность. Испугался. И за свою трусость поплатился сполна. Он сам был виноват во всём.

Джулиан повторял это раз за разом. Удар за ударом, пока темноволосый молодой мужчина с раскосыми глазами выбивал из него всю дурь.

Джулиан уже не раз дрался до этого и знал, каково это — получать по почкам, или в солнечное сплетение, или по лицу. Но то были драки. А сейчас — откровенное избиение. Было не столько больно, сколько страшно. И после каждого удара Джулиан мысленно повторял: «я сам виноват». Как ни странно, эти жестокие слова, словно заклинания, успокаивали его сердце.

Джулиан прикрывал голову и живот, время от времени всё же пропуская удары.

«Сам виноват», — твердил он, когда его запястья сковали за спиной, чтобы он не мог сопротивляться.

«Я должен был сказать Эстебальду», — думал принц, до крови закусывая щёки изнутри, когда имперец болезненно бил его по незащищённому торсу.

«Я струсил и поплатился».

После того, как его знатно потоптали ногами, бледная риддийка с медным волосом и синими глазами начала задавать вопросы. Отвечая на них, Джулиан внезапно понял, что его ни разу не ударили по лицу.

Если ответ соотечественнице не нравился, его снова били. И били сильнее. Джулиан старался путать показания — это было его долгом перед Родиной и перед непутёвым братом. Но долго и много врать не мог. Потому что в ход пошло кое-что посерьёзнее простых ударов кулаком.

«Я сам виноват, — твердил себе Джулиан, лёжа лицом на холодной земле. — Я струсил перед братом. Я ослушался приказа и пошёл смотреть на Легенду. Я упал со стены, как последний идиот. Никто до этого за всю историю этого мира не падал с крепостных стен прямо в руки врагу, а вот я упал».

Последний факт его даже рассмешил, но смеяться было больно — болели живот и рёбра.

Он так и лежал на холодной земле, казалось, с вечность, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что до конца осталось совсем немного, и его жизнь скоро могут насильно оборвать. Не грела и догадка о том, что благородной и быстрой смерти от дикарей ждать не стоит.

«Я сам виноват».

Джулиан бессмысленно смотрел в стену, всё повторяя свои заклинания и вспоминая самые неприятные поступки, которые совершал. Если бы он мог что-то изменить, то что? Может быть, не задрал бы на сеновале юбку дочери конюха, наобещав той с три короба, ведь девушка была влюблена в пастуха с деревни. А теперь тот, возможно, ей и побрезгует. Ещё обязательно бы разыскал маму. И не позволял бы крестьянским детям обижать щенков во дворе. И сказал бы Эстебальду о том, что ему не стоит покидать крепость.

Когда Джулиан уже готов был забыться беспокойным и болезненным сном, его ушей достиг тихий и короткий звук чьей-то усмешки.

Джулиан поднял голову, игнорируя мышечную боль, и увидел Его.

Джулиан читал о нём. Многие, особенно крестьяне и слуги, болтали о том, что Элтыр Дар, легендарный военачальник Империи — дикарь, поклоняющийся демону подземного мира, изверг, поедающий детей, и что вместо спермы у него яд. Однако Джулиан изучал откровения Гьёга Серого, кое-что слышал от отца или дядьёв. Мнения разнились, но ему удалось выделить несколько схожих взглядов на интересующую его личность. Их было несколько: Элтыр Дар — простой человек из низов; под командованием Элтыр Дара империи удалось подчинить себе множество народов; Элтыр Дар — гений своего дела.

Джулиан всегда зачитывался описаниями того, как имперский генерал играючи брал крепости, как побеждал в бою и как перемещался от одного края света к другому и обратно. Он был почти влюблён в образ непобедимого военачальника и мечтал быть хоть каплю похожим на него.

Увидеть этого человека в живую, было сродни пришествию бога. Джулиан испытал непонятный ему самому и ужас, и трепет, и стыдливый восторг.

Генерал выглядел, как и любой другой имперец, ни больше ни меньше: раскосые тёмные глаза, тёмные волосы, широкие скулы, невысокий рост… но что-то в нем было такое, что невольно притягивало взгляд. Может быть, твёрдая поступь или умные глаза. Может быть, обманчиво-равнодушное выражение лица. А может быть, то была его тягучая холодная аура. Так или иначе, Джулиан смотрел в эти жестокие глаза, не отрываясь. И позабыл спросить себя: если генерал Элтыр так похож на любого другого имперца, тогда почему он так быстро узнал его?

Вскоре после ухода генерала мрачная риддийка помогла ему подняться на ноги и провела в помещение, где Джулиану было позволено смыть с себя пот и грязь. Вода приятно пахла каким-то имперским маслом, а мыло было нежное и приятное к коже. Джулиан с удовольствием намывал длинные волосы, что отращивал вопреки риддийской моде на короткие стрижки, натирался пахучим мылом и плескался в бочке, как ребёнок. На душе было неспокойно, и он словно хотел вдоволь нарезвиться, пока есть возможность. Он не понимал, для чего нужно сначала допрашивать его, а потом давать привести себя в порядок. Подозревал лишь, что это всё неспроста.

«Может быть, мне ещё и поесть дадут?»

Вопреки мечтам Джулиана, еды ему не дали. Просто через полчаса сидения в бочке с водой, та самая риддийка, что сначала мучила его на допросе, а потом заботливо привела в эти комнаты и обработала раны, попросила его на выход.

Джулиан осмотрел её с нескрываемым презрением. Женщина выглядела крепкой, сильной, как мужчина, и могла бы пригодиться Родине. Однако она прислуживала врагу.

Риддийка проводила его к одному из шатров.

— Генерал ждёт Вас. — Она скромно поклонилась, а у Джулиана засосало под ложечкой. Хорошо, наверное, что он не поел. Иначе его могло бы скрутить.

Когда он с опаской вошёл внутрь, генерал сидел за низким столом прямо на полу, как и любой другой дикарь верный обычаю морозить себе задницу. Он поднял голову и оглядел Джулиана цепко и холодно.

Джулиан заметил, что глаза у генерала не чёрные, как у большинства имперских воинов, а карие, почти даже жёлтые. Он был похож на человека, который большую часть времени держит себя под жёстким неустанным контролем, но способен на импульсивные действия. А ещё он был похож на хищника, который в два движения перегрызёт пленнику глотку, если тот сделает что-то не по его.

Выстраивая дальнейший план поведения, Джулиан внимательно разглядывал генерала, стараясь понять, что ему нужно от бесполезного мальчишки? Зачем просил привести его? Почему сменил гнев на милость, позволил обработать раны, смыть грязь и липкий ужас с кожи?

Казалось, что верный ответ лежит на поверхности, но Джулиан всё никак не мог поймать ведущую к разгадке мысль за хвост. Вероятно, отчасти была виновата остаточная боль, что беспокоила его тело, отчасти — потрясение: человек, о котором Джулиан знал из книг и пересудов, почти что мифический персонаж, ужасный, непобедимый, хитрый, обманчиво-безрассудный, гениальный… предстал перед ним во плоти, такой обычный и такой настоящий.

Джулиан метался взглядом, отмечая ненужные детали: как на загорелую шею падают тёмные волосы, выбившиеся из наскоро собранного пучка, как ладно сидит серый от пыли мундир на широких плечах, как играют тени свечей на покрытых мозолями руках…

Джулиан наткнулся на взгляд, направленный прямо на него, и опустил глаза. Он не мог не понимать: генерал видел, как принц разглядывает его, потому что и сам разглядывал принца.

С большим стыдом Джулиан осознал, что этот мужчина пробуждает в нём самые низменные желания.

— Боишься? — спросил Элтыр Дар, обнажая белые зубы скорее в оскале, нежели в улыбке. Его риддийский был практически совершенным, если бы не грубоватые согласные.

Соблазн соврать был велик, но Джулиан лишь молча кивнул. К чему эти игры, если они оба и так хорошо знают, кто сильнее.

Сердце билось о грудную клетку, испуганное и беспокойное, и, словно вопреки липкому страху, в паху вопреки всему зарождалась приятная тяжесть.

— Почему я здесь, генерал? — осторожно спросил он.

Кажется, имперец не ожидал такого вопроса. В направленных на Джулиана тёмных глазах мелькнула насмешка.

— А сам как думаешь? — ответил он вопросом на вопрос. — Вместо того чтобы дальше мучить тебя, я распорядился залечить твои раны и позволил тебе искупаться в горячей воде. — Генерал отложил в сторону письмо, которое читал, а Джулиан почувствовал себя так, словно над ним издеваются, и потому молчал.

— Ложись на кровать и жди меня, — распорядился Элтыр Дар. — Надеюсь, ты понимаешь, что тебе лучше не геройствовать, а подчиниться.

Джулиан вздрогнул. Осознание прошибло холодным потом и тихой паникой. Они ведь оба мужчины. Так не должно быть. Как он вообще собирается это делать?!

— Но я не женщина, — тупо возразил Джулиан, удивившись тому, насколько твёрдо прозвучал собственный голос. Всё же жизнь, прожитая в шкуре нелюбимого сына, приносила свои плоды: он умел держать лицо.

Генерал поднял взгляд от очередного письма, скрученного в свиток, и одарил Джулиана неприятной ухмылкой.

— Я вижу.

Джулиан опустил глаза. Уж лучше бы он лежал на холодной земле весь в крови, а легендарный Элтыр Дар никогда его не видел. Лучше бы он разбился, когда падал со стены, а не приземлялся каким-то чудом, на мягкие лапы, как кошка. Лучше бы он остановил брата от ошибки.

«Но я этого не сделал. Я виноват сам».

Джулиан шумно вздохнул и на негнущихся ногах отправился к небольшому топчану, что был расположен напротив рабочего стола генерала. Сел, выглядывая из-под распущенных волос.

Элтыр Дар не обращал на него внимания, что-то записывая на бумаге, и быстро бегало серое перо, но Джулиан не обольщался. Это не значило, что он сможет сбежать. Это означало обратное. Бежать некуда. Шатёр генерала наверняка хорошо охраняем. И даже если Джулиан сможет выйти из него, то из полного профессиональных убийц лагеря — вряд ли. Оставалось только смириться со своей участью.

Постель генерала не была мягкой, но она пахла свежестью и травами, словно её перестилали совсем недавно. Ткань была приятна на ощупь, призрачный балдахин защищал от пыли и насекомых.

Джулиан опустился спиной на кровать, чтобы не видеть генерала, и возвел глаза к потолку. Он пытался вспомнить хоть что-нибудь про то, как сношаются двое мужчин, но в голове всплывали лишь размытые определения и случаи, когда замеченных в подобных связях людей осмеивали и поколачивали, все, кому не лень.

Задумавшись об этом, Джулиан даже немного расслабился, на мгновение забыв о том, что он будет участником процесса. А когда вспомнил, решил, что ничего смертельно-опасного в этом быть не должно. Никто ещё не умирал из-за связи с мужчиной, верно? Если только его не казнили после, как во времена правления деда Джулиана. Единственное, что ждало таких людей, — это позор.