Ассимилянты

Белый камень и золото закончились, стоило ему шагнуть за порог. Фрэнк ожидал чего-то подобного: вся жизнь уже много лет казалась ему затейливо раскрашенным папье-маше, где под сверкающей оболочкой нет ничего, кроме грязи и пустоты. Стоит ли удивляться, что и символ нового мира таков же по сути? И все-таки контраст оказался настолько резким и грубым до откровенной топорности, что в первое мгновение заставил его опешить. Тяжелая дверь затворилась за спиной, обрубив ангельский хор на полуслове. Фрэнк с двумя конвоирами стоял в пустом зале, через самый центр которого проходила прозрачная шахта лифта. Остальные инквизиторы остались снаружи.

Его втащили в кабину. Двери захлопнулись, и лифт рухнул вниз с такой скоростью, что желудок подкатил к горлу. Вниз? Фрэнк меньше всего ожидал, что главный обитатель Вавилонской башни будет занимать резиденцию в подвале самого высокого здания в мире. В очень-очень глубоком подвале. Он попытался мысленно оценить глубину шахты, но вскоре плюнул на эту затею, сосредоточившись на ощущениях. Что-то происходило с его восприятием по мере спуска. Это не было ни болью, ни страхом — скорей острое чувство неправильности, как если бы он увидел треугольник Пенроуза в реальности.

Правая ладонь отчаянно зазудела. Бросив на нее взгляд, Фрэнк замер: трехпалая чешуйчатая рука конвоира впилась острыми когтями в его запястье. Крохотные паучки ядовито-зеленого цвета то и дело проворно сбегали по чешуйкам туда, где они были окрашены кровью Фрэнка, чтобы на несколько секунд погрузить в нее жвала и вновь побежать вверх, под край черного рукава инквизитора.

На несколько мгновений он застыл, не веря своим глазам, а потом с криком гадливости рванулся в сторону. Кольца наручников резанули кожу, и наваждение схлынуло, оставив за собой лишь тошнотворное послевкусие. Инквизитор вцепился крепкими пальцами ему в волосы и с размаху приложил лицом в стену лифта. В носу что-то хрустнуло, и по губам потекла соленая жидкость.

— Еще раз так сделаешь, — хрипло прошипел ему в ухо конвоир, — и я съем твои глаза. Ты меня понял?

— Понял, — выдавил из себя Фрэнк и покосился на руку конвоира.

Ничего. Обычная бледная кожа. Никаких паучков. Никакой чешуи и когтей. Превозмогая себя, он поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза инквизитору. Желудок подкатил к горлу, в ушах застучала кровь, горло сжалось, едва пропуская через себя жалкие порции воздуха. Из прорези в ткани маски на него смотрели темные глаза — самые обыкновенные, человеческие. И все же… Образ дрожал и расплывался, словно он смотрел перед собой сквозь поток горячего воздуха. Фрэнк поспешно отвернулся, и чувство отступило.

Инквизиторы говорили, что это бесчисленные грехи сжигают грешника изнутри, осмелившегося поднять взгляд на того, кто облачен в оружие Света. Фрэнк не знал, есть ли в этом хоть крупица правды. По мнению Адама, они всего лишь используют какие-то психотропные средства вкупе с внушением. Светские СМИ и вовсе избегали каких бы то ни было упоминаний об инквизиторах — особенно после того, как главный редактор ≪Таймс≫ появился на публике после недельного отсутствия с протезами обеих рук и в пластиковой маске, закрывающей нижнюю часть лица.

Лифт резко остановился. Двери распахнулись, и Фрэнка вывели в высокий полутемный коридор, вдоль обеих стен которого стояли ряды стеклянных витрин. Там, на многочисленных полках… Он поспешно отвернулся: чувство было еще сильнее, чем при взгляде в глаза инквизитору. Зрительная память, однако, успела сделать и сохранить мгновенный снимок. Ряд за рядом, тысячи стеклянных контейнеров с мутной жидкостью. Что-то маленькое, не больше мыши, грязно-желтого цвета, с множеством слабо колеблющихся отростков плавало в каждом из них. Что за черт?

Остаток коридора Фрэнк преодолел на подгибающихся ногах, с гулко бьющимся сердцем, опустив взгляд под ноги. Перед ним распахнули широкие двустворчатые двери и втолкнули в полутемное помещение. За спиной щелкнул замок, и он остался один. Или?.. Зрение по-прежнему отказывало: странная округлая комната, освещенная лишь несколькими слабыми источниками мертвенно-бледного света под потолком, то и дело норовила расплыться или изменить очертания. И все-таки нельзя было не увидеть массивный мраморный стол в центре и неподвижный силуэт сидящего за ним человека. Фрэнк машинально попытался утереть кровь, залившую губы и подбородок, размазав ее еще сильнее.

— Садитесь, мистер Беррингтон, — прозвучал знакомый низкий голос с заметным акцентом.

Азарга Шаян, будь он проклят. Фрэнк сделал глубокий вдох и, пошатываясь от накатившего головокружения, добрался до стола, где уселся — почти упал — на стул напротив Великого инквизитора. Он не был к такому готов. Чего он ожидал? Дыбу? Ораву палачей с пыточными инструментами? Да любой образ, отражавший больную фантазию средневековых инквизиторов, казался ему естественным и ожидаемым итогом его деятельности. Но вот так запросто сидеть в темноте наедине с главой Трибунала, пусть и по-прежнему в наручниках…

— Чего вы хотели добиться, Фрэнк? — спокойно спросил Азарга Шаян, оставив официальный тон. — Для чего вам искусственный интеллект?

Лицо Великого инквизитора оставалось в тени, но Фрэнк и не пытался в него взглянуть.

— Моего собственного интеллекта было недостаточно, — пробормотал он пересохшим языком. — Нужно было средство, способное выделить настоящие знания из совокупности фактов и дезинформации. То, что проведет глубинный анализ данных и сделает выводы.

— Какую же истину вы хотели познать? Если вы исповедуете любую из религий…

— Не исповедую.

— Удивительно для мира, пережившего Армагеддон, но вы в своем праве. Что ж, тогда у вас есть построенное за века здание науки и ее картина мира, не так ли?

Фрэнк нашел в себе силы ухмыльнуться: должно быть, со стороны эта ухмылка на залитом кровью лице казалась на редкость гнусной гримасой.

— Здание науки было построено до Армагеддона, и с тех пор мы не вложили в него ни кирпичика, ваша… праведность, — сказал он, вложив в голос как можно больше язвительности. — Вы наложили запрет на исследования.

— Вы несправедливы, Фрэнк, — отозвался Азарга Шаян и, поднявшись из-за стола, двинулся по периметру. — Мы не обскуранты. Единственное ограничение — на эксперименты в области квантовой механики. Вы по-прежнему можете изучать теорию, а также использовать все, что было достигнуто в этой области до сих пор. И вы знаете, чего ради мы ввели это ограничение…

— Да, да. Якобы мы случайно откроем новые Врата. Или нарушим работу Шпилей.

Покосившись на инквизитора. Фрэнк мимолетно удивился тому, насколько тот был низкого роста: ни плакаты, но видеозаписи, конечно же, не могли и не должны были это отразить. Вкупе с квадратным лицом это могло бы выглядеть почти комично, если бы не обстоятельства их встречи.

— Все верно, — сказал Азарга Шаян. — Есть и другие причины… Поверьте, мы сами не в восторге от таких ограничений, но в противном случае Ад вновь явится на Землю.

— Ад уже давно здесь, — прошептал Фрэнк. — Вы его создали.

Азарга Шаян хитро улыбнулся, потом вцепился удивительно сильными пальцами в его плечо и наклонился прямо к уху. Дыхание инквизитора отдавало сырым мясом. Фрэнк брезгливо поморщился, отчего сломанный нос опять взорвался болью.

— У вас высокий болевой порог, Фрэнк? — спросил инквизитор шепотом, наклоняясь еще ниже.

— Что? Если вы сообираетесь пытать меня…

Зубы с хрустом сомкнулись на раковине его уха. Завопив, Фрэнк дернулся и попытался ударить инквизитора скованными руками. Пальцы, сжимавшие его плечо, будто обрели твердость стали и вонзились в тело с такой силой, что вся правая рука разом онемела. Удар не получился: проклятый квадратный карлик с легкостью удерживал его цепкими пальцами, припав к остаткам уха. Накатила дурнота и затопила его без остатка. С последними проблесками уходящего в небытие сознания Фрэнк уперся ногами в столешницу и с силой оттолкнулся. Стул завалился назад, и, вырвавшись из хватки, Фрэнк рухнул на спину, оставив ушную раковину в зубах инквизитора и ударившись затылком о каменный пол. В глазах полыхнуло алым, зубы отозвалились мгновенной болью, и Фрэнк закашлялся, выхаркивая окрашенную кровью слизь.

Азарга Шаян, продолжая работать челюстями, неторопливо опустился рядом на колено и вгляделся в лицо пленника. Даже сейчас Фрэнк не мог решиться на ответный взгляд.

— Вам больно, Фрэнк? — тихо, почти ласково, спросил инквизитор. — И еще больше страшно, верно?

— Больной псих, — простонал Фрэнк. — Чертов маньяк…

— Ну что вы… Я совершенно нормален. Почти в центре культурной нормы — иначе не мог бы стать главой Трибунала.

Культурная норма. Слова крутились в голове, отражаясь эхом от стенок черепа и никак не желали облачаться в смысл: боль, ужас и гадливость напрочь лишили его способности рассуждать рационально. Культурная норма. Он закрыл глаза, и благословенная темнота подействовала на него, как болеутоляющее.

— Мы ведь не победили в Последней войне, правда? — спросил Фрэнк почти спокойно.

— Непростой вопрос, Фрэнк. Ответ на него зависит от того, что вы вкладываете в слово ≪мы≫. Поскольку вы одержимы демоном уже почти пятнадцать лет…

Фрэнк попытался засмеяться, но изо рта вырвалось только мучительное карканье. Запах сырого мяса усилился: должно быть, инквизитор снова склонился над ним. Глаза открывать не хотелось и бежать — тоже. В мире под властью демонов быть сожранным живьем — еще не самое худшее.

— Мы — это люди, — сказал он. — А вы — демоны. Психически здоровый человек неспособен…

— Психически здоровые ацтеки приносили в жертву Уицилопочтли тысячи пленников. И делали это довольно изощренным способом. Психически здоровые фиджийцы еще в девятнадцатом веке откармливали пленников, после чего жарили их и с аппетитом съедали. Маори, фуэгины, кизилбаши, карибы, форе — все эти племена и народы имели каннибализм органичной частью своей культуры, оставаясь психически здоровыми. А пытки! О, если я начну перечислять все способы причинения боли и нанесения увечий, когда-либо изобретенные человечеством, вы рискуете истечь кровью до того, как я закончу. Поймите, Фрэнк: врожденные черты значат многое, но культура сильнее. Воспитайте человека в стае волков, и психологически он станет волком. Попробуйте вырастить его в Аду и получите демона.

Фрэнк, не открывая глаз, покачал головой.

— Вы демон, — сказал он. — Был Армагеддон. Мы проиграли, и теперь нами правят демоны. Убивают и жрут нас, притворяясь людьми.

— Откройте глаза.

— Одно не пойму: что от меня могло понадобиться главе Трибунала? Таких как я — сотни, если не тысячи.

Фрэнк почувствовал жесткую хватку на правом запястье, и голос инквизитора, утративший изрядную часть благодушия, повторил:

— Откройте глаза, Фрэнк, и посмотрите на меня.

Он лишь зажмурил глаза еще сильнее, обливаясь потом и кровью. Десять секунд молчания — и костяная гильотина врезалась в основание указательного и среднего пальцев. Хруст донесся до его сознания раньше, чем острая боль. Фрэнк закричал и рванул руку из мертвой хватки инквизитора. Тщетно: оставалось лишь истошно вопить, извиваться и пытаться отпихнуть от себя тварь, изображающую человека.