Мотивы убивать

Он пошел с ними, хоть и не боялся зомби – помогал адаптироваться к жизни на природе. Отличное было времечко! Все так привыкли к своим каменным клеткам, что не хотят их покидать, даже когда они открыты.

А в лесу можно глубоко дышать. Там есть вода – дополнительная защита от умертвий. Есть грибы, ягоды, орехи… И кров легко найти или построить самому. Есть, конечно, и законы. В отличие от человеческих, они имеют силу, придерживаться их нужно неукоснительно, ибо лес не прощает нарушителей.

Жаль, сейчас нет такой возможности – кругом пустырь, трава выше одного сантиметра не растет. Все уничтожили, выжгли сменяющиеся поколения. Да и согласились бы они? Если даже «скопированное» с человеческого мясо есть не могут, пошли бы они на куда более опасную авантюру?

«Проблема одна, а люди – другие»

В дверь осторожно постучали. Он сразу узнал эту манеру здороваться.

– Входи, Рима!

– Скин, – девушка неуверенно переминалась с ноги на ногу, но взгляд ее был решителен. – Я хотела бы поделиться своим биоматериалом. Скажешь им, что поймал крысу. Или свинью.

***

– Скин, – Алистер прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди. – Что ты скажешь мне о Риме?

– Да как – что? – ученый пожал плечами и налил себе еще чая. – Смышленая девчонка, все требуемое от нее выполняет.

– Она становится одержимой своими часами, неужто не заметил? Да не ври. Эта зависимость от ритмов слишком нездорова, чтобы ее и дальше игнорировать. Кроме того, немотивированная агрессия усиливается.

– Усиление агрессии? Не фиксировал такого, признаюсь, при мне она всегда держит себя в руках, расскажи подробнее. Нет, подожди, дай угадаю – люди?

– Люди. Это перешло уже в фазу холодной ненависти. Мне кажется, еще чуть-чуть – и она готова будет идти собственноручно их убивать. Причем ее саму пугает такой негатив без видимых на то причин, и от этого Римка переживает и злится еще сильнее. Подожди, ты что, записываешь за мной?!

Скин, оторвавшись от строчения в блокноте, быстро и сердито взглянул на собеседника.

– Ну естественно! Ведь тут каждую мелочь надо учитывать для дальнейшей модификации препарата, это важно.

– Рима – вот что важно, а не твои препараты! Признавайся: ты знал о таких побочных эффектах? Почему это с ней происходит, она раньше такая жизнерадостная была, а теперь знай себе твердит под нос: «ритмы, часы, ненавижу людей»

– Естественно, – пожал плечами Скин. – Я же сделал из нее, по сути, хранительницу ритмов. Это тонкие материи, дабы как следует понимать их, ей нужно отречься от всего остального, что мешает сосредоточиться, в частности – от ритмических обладателей. Ну а сопровождение трансформации сознания агрессией – процесс, действительно, побочный. Вероятно, это проявление индивидуальных свойств – у Римы, судя по всему, пробудились и усилились какие-то детские неприятные воспоминания, нынешние страхи, предрассудки – все это сейчас гиперболизировано и способствует более яростному отречению. Сама суть ее существования меняется, а тебя смущает усиление раздражительности?

– Экспериментатор хренов! И даже в нос ведь тебе не дашь – без толку, псевдокожа защитит, – Алистер с силой сжал руки в кулаки.

– Да, – Скин погладил себя по щеке. – Удачное изобретение, надо патентовать. А теперь серьезно – моральные нормы и этические рамки стерты для меня уже очень давно, ты знаешь. Я просто исследователь, и действую беспристрастно. Если мне понадобится в целях получения результата кого-то убить – что ж, иногда жизнь коротка, так бывает. Сострадание, чувство вины, любовь – я давно забыл, что это, отшельничество хорошо вычищает эмоции, знаешь ли. Существует только научный интерес.

А кроме того, Алистер, не потому ли ты так злишься, что сам привел ее ко мне?

– Я хотел помочь, – буркнул зомби, глядя себе под ноги. – Она искала работу, а ты – помощника. Помощника, Скин, а не объект для исследований!

– И она помогает! И очень хорошо справляется со своей задачей. Друг мой, я же не просто так выдернул первого попавшегося подростка из толпы и усадил его к часам, ты не представляешь, сколько я их пересмотрел, сколько перепробовал – ни один не вписывался так хорошо. Как скрупулезно мы готовили ее к трансформации, вспомни. Изначально это и для тебя был просто интересный эксперимент, кто ж знал, что внезапно прорежутся отеческие чувства к подопечной?

Рима – не случайный выбор. Она наконец-то нашла свое место, сама ткань времени обнимает ее.

– Главное, чтобы не задушила.

***

Бум! Дзынь-дзынь-дзынь! Шмяк!

Подобные звуковые эффекты в лаборатории Скина обычно сопровождают либо провал, либо триумф. В первом случае еще доносятся проклятья.

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Меня тут же схватили и закружили в вальсе.

– Радость моя, – напевал Скин. – Я создал, я сделал, у меня получилось!

Мне наконец удалось вырваться из его объятий. Потирая замотанное раздраконенное плечо, я отступила в дальний угол. На всякий случай.

– Теперь, по крайней мере, голодная смерть нам не грозит. Прекрасное вышло мясо, и не скажешь, что искусственно синтезированное: какой цвет, какая идеальная волокнистость, а запах – мммм! Вот, посмотри, понюхай! – он подлетел ко мне и стал совать в лицо металлическую кювету, наполненную фаршем.

– Фу, Скин, убери это, меня вырвет сейчас!

Прекрасно понимаю, что лежащее в кювете, формально, не мое, но фактически оно – от меня. И сей факт не добавляет аппетита.

– Ну и зря, – он как будто бы даже обиделся. – Я рассчитывал на гораздо менее позитивный результат. Самое главное – это скорость синтеза! За час, девочка моя, за час я изготовил несколько десятков килограммов. Настало время готовки!

Он отставил кювету, ухватился обеими руками за надежно закрытый здоровенный жбан и, страдальчески согнувшись под его тяжестью, направился к выходу.

– Я займусь кулинарией, – донеслось до меня уже из коридора. – Это не требует отлагательств, ибо народ жаждет и алкает. А ты, будь добра, приберись тут.

Ничего нового. Раньше подобная эксплуатация вызвала бы очередной виток ненависти, но сегодня я очень рада внезапному шансу порыться в Скиновских закромах.

Руки привычно возвращали на полки сброшенные инструменты, протирали рассыпавшиеся порошки и пролитые суспензии, подметали осколки колб. Мне не впервой ликвидировать последствия очередного всплеска ученого восторга или печали, это дало мне некое понимание того, как тут, где и зачем лежит – у Скина была своя логика размещения. Вот, например, этот шкаф мне без надобности, там только кислоты, щелочи и волосы с трупов. На полках тоже нет ничего интересного – инструменты, горки ногтей, какая-то шевелящаяся желеобразная масса, колбы.

Я в отчаянии закусила губу. Осталось каким-то образом осмотреть около двадцати под завязку забитых стеллажей, примерно столько же ящиков и коробок, и это если опустить рабочий стол и всякие потайные закрома под потолком.

Где же? Где же ты? На месте Скина я хранила бы тебя в «матрешке» из сундуков, каждый из которых был бы заперт на три амбарных замка. Во избежание нашествия всяких любопытных Рим.

«Если хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место» – внезапно всплыло в голове. Любимое, и никогда не нарушаемое правило Скина.

– На самом видном, на видном месте, где же, – бубнила себе под нос, осматривая его письменный стол. – Подождите, ну конечно!

Прямо над столом в качестве декора пару лет назад Скин прибил олений череп. Декор оказался весьма функциональным: на рогах теперь все время что-нибудь висело, из глазниц торчали писчие принадлежности, а в ноздри мужчина обожал засовывать свернутые в свитки рецепты.

Прости меня, олений череп, мне пришлось выломать тебе пару зубов, чтобы вытащить зажатый между ними крохотный пузырек. «Anti-zombie serum»

– Скииин! Я все убрала, помочь тебе на кухне?

*

Было вкусно. Внезапно. Похоже на кроличье мясо.

Люди вокруг тоже были довольны. Еще недавно вопившие о неэтичности поедания пищи на основе человеческой «матрицы», сейчас они с радостью за обе щеки уписывают ее. Правда, Скин на вопрос о доноре ответил что-то о последней, случайно выжившей лабораторной мыши, но исключительно здоровой, жирной и наваристой.

– А знаете, кто обнаружил эту мышь, принес мне и тем самым обеспечил нас всех едой? Кого надо благодарить? Риму! – торжественно провозгласил Скин, отсалютовав мне тарелкой. По его коже пробежала еле заметная рябь. Не заметил?

Мне вяло поулюлюкали, махнули кулаками, дескать, вперед, боец, и воцарилось сосредоточенное жевание.

– Ну что ж, после вкусного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать, – зевнул суровый рыжебородый лесоруб. Раздалось согласное сонное гудение.

– Подождите, всем спать нельзя! – всполошился Скин. – Башня защищена, но все может внезапно пойти не так, нужны бодрствующие и бдящие, эй, просыпайтесь! Вы что, издеваетесь?

Он перебегал от одного жителя к другому, тормошил их, поливал водой, насильно пытался открыть глаза – бесполезно. Живые остатки города все, как один, крепко спали.

– Да что же это, – в растерянности повернулся ко мне ученый. И только тут заметил уже очевидное волнение кожи. рябь превратилась в бурлящий и пузырящийся шторм.

Он медленно осел на пол. Взглянул мне в глаза.

– Реакция отравления… Ты нашла… Сыворотку?

Я кивнула.

– Меня… моим же изобретением, – он из последних сил изобразил некое подобие улыбки. – Не разочаровала… Ученик… превзошел… учителя…

Кожа Скина подернулась мутной белой пленкой. Я дотронулась до нее – вязкое вещество отвердело. Навсегда.

Знаете, кто вас обеспечил отличным мертвым сном? Кого надо благодарить? Риму!

***

Чувство вины и жажда мести – одни из самых главных двигателей человеческой деградации.

Когда я сжигала глоссиную кладку, мною двигали эгоизм и обида. Я осознанно лишила пострадавших от укуса зомби людей надежды на излечение. Это была очистка мира от паразитов.

Но потом, после далеко не символического акта сожжения надежды, ноги сами понесли меня домой. Многие выжили, может быть, и их часы смогли сохраниться. Мне хотелось еще раз дотронуться до них, это успокаивало.

И, да, несколько экземпляров все-таки спаслись и продолжали спокойно делать свою работу, отмеряя секунды. Мне стало любопытно, как изменились ритмы людей после всего произошедшего, но еще больше почему-то волновали их дальнейшие колебания.

Я наугад взяла один из сохранившихся атрибутов времени, отодвинула заднюю крышку, повернула маленькую, незаметную несведущим, шестеренку, переводя прибор в «режим будущего», и тут же с криком выронила его. Меня буквально обожгло неистовым пламенем отчаяния и страха, которое внезапно обрывалось на тонкой, жутко звенящей ноте. То же самое с другим ритмом, и с третьим, и с шестым. Всех их обладателей ждала мучительная гибель в ближайшее время. Страшная настолько, что даже я при всей своей непереносимости людей никому бы такого не пожелала.