Батон «Лучеса»

– Ольга, ты повторяешься, – мягко сказал мужчина. – Во всяком случае, я склоняюсь к мысли, что её лучше было бы не переубеждать.

– Не переубеждать? Я знаю свою внучку. Уж кого-кого, а её я знаю. Она хорошая девочка, она – единственное и лучшее, что у меня есть, но она девочка гордая и амбициозная. И он хороший парень, но он заморыш и слюнтяй, и если такая, как она, влюбилась в него, как говорится, с первого взгляда и до последнего вздоха, то это потому, что он там, внутри себя, не зная, не понимая, что творит, установил, что слово "мутабор" отдаёт во власть ему любую женщину, и сказал ей это слово, и всё сбылось. И теперь всё сбылось снова, потому что этот сопляк лежал где-то там лицом в подушку и мечтал знать такое слово, какую-нибудь "крибле-крабле", чтобы того, что было, вдруг не стало. Я говорю тебе, Виталий Иванович, он как раз и есть этот твой, кому от рождения и от природы дано вязать и разрешать. ЭТОГО НЕ СТАЛО! Она побежала к нему, у неё в голове один бред и чёрт знает что, какие-то високосные годы, но она верит, что он ей не изменил, потому что он ей и не изменял. ЭТОГО НЕ БЫЛО! Остались туманные непонятные следы, как тень, как морок, как сон. ЗАМОЛЧИ!!! – вскинулась она вдруг на порывавшегося ей что-то сказать мужчину, и тот ответил:

– Ольга, будь добра, не кричи на меня.

Она посмотрела на него, не понимая, потом понизила голос:

– Я не сомневаюсь, что он и этой Ире сказал свой мутабор как-нибудь случайно, на кой он ей без этого мутабора нужен. Она втюрилась и насела, а он что – он безотказный, дрянь, тряпка, он слова "нет" не знает.

– Я не могу в это поверить. Для того, чтобы поверить в это, уже нужно подвергнуться магическому воздействию.

– Я тебя подвергну, – мрачно кивнула Ольга Валерьевна. – Не надо так старательно улыбаться, тебе не идёт. Вот так ты выглядишь лучше.

Мужчина вздохнул:

– Извини, Ольга, я сдуру. Ты вообще представляешь себе, какой силы должен быть дар, чтобы уничтожить событие, уже случившееся и оставившее тысячу метастазов во времени и пространстве?

Вопрос повис в воздухе без ответа.

– Самое скверное, – устало сказала Ольга Валерьевна, – что он такой слюнтяй. Если ему что-то понадобится или чего-то захочется, он не встанет, не пойдёт, не будет добиваться, как нормальный мужик, он будет сидеть, вздыхать, и мечтать, и ковырять в носу, и настанет день, когда он выковыряет.

Секунда молчания.

– Это страшный человек.

– Может, сказать ему… им? – неуверенно произнёс мужчина.

Ольга Валерьевна с тоской поглядела на него:

– Даже ты в это не веришь… несмотря на это всё… – она снова показала на книги.

– Зато ты веришь, несмотря на то что никогда не верила во всё это. Впрочем, сказать, наверное, ещё опасней… Это как "попробуй не думать о белой обезьяне" … Никто не сможет иметь такой дар, знать о нём и не пользоваться. И никто не сможет пользоваться и не злоупотребить… Это если рассуждать чисто теоретически…

– Давай рассуждать чисто теоретически, – угрюмо кивнула женщина. – Ты всю жизнь был видным теоретиком. И если ты мне чисто теоретически что-нибудь вырассуждаешь, действовать чисто практически буду уже я сама. Как бы то ни было, Лену я с ним оставить не могу. И забрать от него не могу. Я боюсь, пока он есть на свете, я уже ничего не могу… Виталя, Виталя, что же мне делать?..

5

Они лежали в постели.

– Да нет, какое первое апреля, – всё ещё виновато лепетал он, пытаясь в полутьме увидеть её глаза. – Я и сам не знаю, почему… Убей Бог, не пойму… Будешь смеяться, – он хихикнул, – но мне тогда чуть ли не как-то самому показалось, что это правда. Как-то явственно себе вообразил, что ли… Очень явственно…

– Я тебе навоображаю, я тебе, дураку, следующий раз так навоображаю… и её я больше на порог не пущу…

– Она-то причём, нет, Лен, это ж я сам, ты что?..

– А что это ты её защищаешь? Я тебе позащищаю, защитник, – она укусила его за шею. – Не надо она нам, она какая-то шальная, от неё дурость заразная…

-Лена, а может, Бог с ней?.. – непонятно спросил он.

– Бог с ней. Бог с ними со всеми.

– Бог с ними со всеми, – гладя её, повторил он, – со всеми-всеми, хоть бы их всех вообще не было, никого, кроме нас, хоть весь мир бы провалился, вот так, кажется, щёлкнул бы пальцами – и всё!